Воха снова был рядом. Ухватил за хвост и что было силы шваркнул кота об стену.
Серое пушистое тельце упало на пластбетон, оставив на светло-желтой стене бесформенное багровое пятнышко. На задранной вверх мордочке начал вздуваться мутно-белый шар. Глазное яблоко вылезло из орбиты.
– Готов, – вдруг осипшим голосом прошептал Димон.
– Коты живучие, – неуверенно возразил Воха. – Все равно утопить надо.
И будто подтверждая его слова, лапа Савелия чуть заметно дернулась.
– Чего стоишь?! – Воха зло толкнул вперед Темку. – Засовывай его скорей в свой мешок!
– Сам засовывай!
Толстяк попятился, не в силах оторвать глаза от жуткого зрелища…
– Что же вы наделали, ироды!
Никто не заметил, откуда за спинами появилась тетя Даша. Приятелей как ветром сдуло, даже обычно неповоротливый Тема сумел улизнуть. Один Андрей застыл на месте. Происходящее было слишком жутким, чтобы оказаться явью. Нет, это мог быть только плохой, злой сон!
– Живодер! – Пальцы тети Даши вцепились в ухо, больно выкрутили, будто стараясь вырвать с корнем.
– Дура, ты чего в пацана вцепилась?! – Все происходило во сне, и Андрей не удивился возникшему рядом Петровичу. – А ну отпусти! Прибили кота, туда ему и дорога!
– Сволочи! Самих бы вас так…
Разжав пальцы, тетя Даша неожиданно всхлипнула и опустилась на колени перед мелко вздрагивающим тельцем.
Андрей проплакал всю ночь, мамины утешения не помогали. Ведь плакал он не от обиды на несправедливые обвинения и уж конечно не от страха или боли в горящем огнем ухе. Пусть бы тетя Даша в самом деле оторвала это проклятое ухо, лишь бы Савелий выжил! Почему он промолчал, не остановил их в самом начале? Димон бы его поддержал наверняка, а вдвоем они бы с Вохой справились. А уж с Темкой и подавно. Надо было решиться, не молчать, не стоять в стороне, позволяя другим действовать!..
Тетя Даша похоронила Савелия в дальнем углу двора, за клумбами. Андрей старался не смотреть в ту сторону. Он вообще редко показывался во дворе, просиживал целыми днями, запершись в своей комнате. А потом лето закончилось. Вновь началась школа со своими повседневными заботами, и о Савелии забыли. Раньше, чем снег укрыл едва заметный холмик.
Дождь равнодушно барабанил в окно, стучал по крыльцу, полоскал дорожки пансионата, поливал деревья, кусты, соседние домики. Дождь, везде один унылый серый дождь. Вся жизнь – серый дождь. И в этой жизни те, кто умеют только чувствовать, мечтать и любить, – бесполезны. В этой жизни нужны те, кто действует, решительно и бескомпромиссно. Те, кто способны хоть весь этот серый мир спалить, превратить в пепел, – ради любимой. А он, Андрей Лесовской, не способен. Так стоит ли ему в этом мире жить?
Дверь соседнего домика отворилась, на крыльце показался лысый толстячок, которого Андрей не раз видел за утренним моционом. Нежелание выходить под дождь сквозило в каждом движении толстяка. Не удивительно – дождь пришел с запада, где всего в двух сотнях километров уродливо зияла радиоактивная проплешина, наследие ваххабитского восстания. Самая большая рана на теле Евро́ссии. Но не единственная.
Однако нужда, которая гнала соседа, оказалась сильнее страха поймать несколько миллибэр. Он огорченно покрутил головой, накинул капюшон куртки и смешно засеменил по дорожке, пытаясь перепрыгивать лужи. «А куда это он собрался?» – запоздало удивился Лесовской. Дорожка обрывалась возле его коттеджа, здесь был тупик.
Мужичек взбежал на крыльцо, нажал кнопку звонка. В комнате промурлыкала мелодичная трель. Андрей очнулся, вскочил с кресла. Быстро пересек комнату, коридор, отворил дверь.
– Доброе утро! – Сосед, растерянно улыбаясь, протянул визифон – Это, кажется, для вас. Сейчас письмо должно прийти.
– Для меня? – не понял Лесовской, но аппарат взял. – Да вы проходите в дом!
– Нет, я лучше здесь подожду. – Толстяк решительно замотал головой.
Андрей зашел в комнату, разглядывая виз. Что бы это значило? Почему письмо для него должно прийти на чужой номер? На номер незнакомого ему человека?
Короткий зуммер заставил вздрогнуть. Андрей быстро включил экран, уставился на только что полученное текстовое сообщение.
«Доброе утро, Андрей! Совсем там раскис? А у нас солнце.
На письмо не отвечай. Прочти сообщение, затем удали его, отключи питание, чтобы очистить кэш. После этого можешь отдать визифон хозяину.
Сегодня в 21.00 ты должен быть у старого маяка в 14 км западнее моего дома. Добирайся так, чтобы в поселок не заезжать, дорогу ни у кого не спрашивай. Ты парень умный, не заблудишься.
Из пансионата уезжай в чем есть, без вещей, не предупреждая. По дороге обналичь карточку, сколько сможешь, и выбрось – дальше пользоваться ею нельзя. Виз свой тоже выбрось по дороге. И возьми какую-нибудь одежду для Лены, полный комплект на первый случай. Все. Удачи!
Береги себя. Лена без тебя не выживет.
Медведева».
Андрей озадачено перечитал сообщение. Что оно означает? Хотелось немедленно перезвонить, выяснить, но приказ был – не отвечать. «Лена без тебя не выживет». Что бы ни означали эти слова, но от него ждали помощи, ждали действий.
Он стряхнул оцепенение, улыбнулся. Что ж, будем действовать. Быстро удалил сообщение, отключил питание, виз обиженно пискнул и затих. Все по инструкции! Если Медведева начинает отдавать распоряжения, то она знает, что делает.
Он вышел на крыльцо, протянул аппарат хозяину:
– Спасибо!
– Не за что. – Сосед снова удивленно посмотрел на него и засеменил по лужам к своему домику.
Андрей вернулся в комнату, огляделся. Все, прощай, комп с недописанным романом! Прощай, старая жизнь, – начинается новая. Неизвестно какая, но вдвоем с Белкой. Жизнь, в которой умение любить значит не меньше, чем умение совершать поступки.
Ярослава Медведева. Земля, Крым, 5 августа
Елену она нашла в библиотеке. Та сидела в дальнем торце, в кресле рядом с журнальным столиком, держала в руках какой-то томик, беззвучно шевелила губами. Читала, вошедшую даже не заметила.
Несколько минут Ярослава стояла неподвижно, наблюдая за девушкой. Лишь когда та перевернула страницу, спросила:
– Лена, искупаться перед ужином не желаешь?
Коцюба подняла голову, с недоумением посмотрела на нее, будто никак не могла уловить смысл вопроса. Потом отрицательно качнула головой.
– Там же шторм?
– Да ну, разве это шторм! Три балла всего.
Она подошла ближе, вложила в раскрытую книгу листок бумаги и карандаш. Елена недоуменно открыла рот, готовясь спросить, но не спросила. Взглянула на листик сначала мельком, затем нахмурилась, прочла написанные карандашом строки, нахмурилась еще сильнее. Читала она долго, видимо, перечитывала не один раз. Медведева терпеливо ждала.
На листике было написано следующее:
«За домом следит СБК, разговоры прослушиваются. Если захочешь спросить – напиши.
Тебе нужно уходить отсюда немедленно. Сейчас ты спустишься на пляж, сделаешь вид, что купаешься и ныряешь. В двадцати метрах от берега, напротив окна столовой, на дне найдешь ящик. В нем – акваланг и скутер для подводного плавания. На поверхность ничего не поднимай, надень снаряжение и плыви к старому маяку, это четырнадцать километров отсюда. Автонавигатор скутера запрограммирован, выдерживай скорость и глубину, чем глубже, тем лучше, меньше вероятность, что засекут след. Когда доплывешь, акваланг и скутер оставь на дне. Возле маяка тебя будут ждать».
Наконец Коцюба закончила читать, написала вопрос: «А ты и Ника?», протянула карандаш. Ярослава присела на корточки перед ней, ответила: «Веронике мы не поможем, а о себе я сумею позаботиться». Елена помедлила, снова взялась писать: «Гидрокостюм тоже в ящике? И кто меня будет ждать? Круминь?» – «Поплывешь без костюма, голышом. Не замерзнешь, это я тебе гарантирую. Кто будет ждать – увидишь»
Ярослава дописала, выждала, позволяя прочесть, забрала листик, скомкала, сунула в карман.
– Так что с купанием? Не надумала?
– Да, пожалуй, схожу, окунусь. – Елена отложила книгу, поднялась с кресла. – А то если шторм разыграется, то завтра и не придется.
– Вот именно. А я душ пока приму.
Они вместе вышли из библиотеки, спустились в атриум. И только у двери, ведущей к террасе, Ярослава придержала спутницу. И когда та обернулась, шепнула одними губами: «Лена, удачи тебе! Будь счастлива». Коцюба кивнула, шевельнула губами в ответ. Наверное, тоже желала удачи.
Подождав, пока дверь за ней закроется, Ярослава зашла в душевую. Разделась, аккуратно повесила одежду, шагнула в кабинку. Тугие струи ударили по коже. Она подставила навстречу им лицо, шею, грудь, позволяя гидромассажу расслабить не только мышцы, но и нервы. Пока все идет правильно. Ищейки начнут облаву минут через тридцать-сорок. К тому времени Коцюба будет далеко.
Когда исхлестанная горячей водой кожа начала ныть, она выключила душ, завернулась в махровое полотенце. И поняла с неожиданно болезненной ясностью, что делает все это в последний раз.
Во внутреннем дворике стояли сумерки. Солнце уходило за склон горы, и длинные тени накрыли дом. Когда они окончательно сгустятся, сюда пожалуют «гости». Они любят работать в такое время, на зыбкой границе дня и ночи, когда нет ни света, ни тьмы, одна серость. Они и сами такие же серые – вечно балансирующие на грани добра и зла. Собственно, в этом она от них не отличается.
Ярослава подошла к бассейну, опустилась на лежащий рядом с водой камень. Когда-то она мечтала, что будет жить в этом доме с Круминем – со своим Ваней, Ванечкой – долго и счастливо. Не сложилось. С судьбой не поспоришь, и не стоит сожалеть о том, что не сбылось.
Говорят: «Предназначено,
И иначе нельзя…»
Время обручем схвачено,
Будто бочка вина.
И едва обозначены
Не пришедшие дни…
Она сложила все разноцветные камешки в мозаику. Во всяком случае, для нее хватало той картинки, которую она сумела разглядеть. Ее ведь не ин