Спит тишина на сияющем троне…
Ты переходишь на новую клетку…
Подписи нет, адрес отправителя незнаком. Но Рихард сразу понял, чьи это стихи, чей последний, прощальный привет. Разумеется, инспектор Берг немедленно полетит в Управление и развернет бурную деятельность. Но он не беспокоился о том, что поиски окажутся успешными. Женщину с солнечными глазами он больше никогда не увидит. И от этого к радости, заполнявшей сердце, подмешивалась грусть.
Он запрокинул голову, с удовольствием вдохнул полные легкие свежего ночного воздуха. Инспектор по особо важным делам Берг проиграл эту партию. Но человек Рихард Берг выиграл наверняка. Выиграл? Нет, он сделал первый ход, пешка только-только начала свой долгий путь в королевы. Настоящая битва ожидала его далеко впереди. И противником теперь был не полоумный маньяк с ядерной боеголовкой в вещмешке, не террористы с ампулами культуры быстромутирующего вируса. Даже не сверхмогущественные Чужие. Противником оказалось само человечество, упрямо прущее к пропасти по указанной кем-то «столбовой дороге цивилизации».
Эпилог
Солнце поднялось над склоном горы, заискрилось на встрепанной утренним бризом ряби, пробежало по влажным валунам, по желтой черепице хижины, заглянуло внутрь. Андрей этого не заметил. Он не видел, что давно рассвело, что начинается новый день. Не помнил, сколько часов сидел так, неподвижно, таращась на стену. Время остановилось в ту самую минуту, когда к дому вместо лимонно-желтого «фиата» подъехала полицейская машина и женщина в форме на ломаном немецком сообщила, что его жена, Инга Брунхарт, час назад попала в ДТП.
Его не хотели пускать к месту аварии, уверяли, что смотреть там не на что, осталась лишь груда обгоревшего металла. Он настоял. И убедился, что полицейские не преувеличивали. Потом ему предлагали помощь психолога, его о чем-то спрашивали. Потом оставили в покое, и с тех пор он сидел, глядя в одну единственную точку на стене.
То, что случилось, было неправильным. Такого не должно произойти с Белкой! После всего, через что она пришла, – такая нелепая смерть? Не где-то в космосе, а на родной Земле? Нет, он не мог принять это. Мозг говорил: «Да, это правда, это так. Все оказалось напрасно. Одна нелепая случайность, и никакой новой жизни больше не будет». Но сердце отказывалось ему верить. Сердце ждало, что вот-вот откроется дверь и Белка окликнет с порога: «Андрюшка, я вернулась!»
– Андрюшка, я вернулась!
Сердце ждало этого, но мозг не поверил. Мозг сказал: «Это галлюцинация, бред». Но Андрей все же повернулся к двери.
На пороге стояла Елена, с ног до головы перепачканная какой-то сажей, покрытая черными струпьями, голая. Стояла, прикрывая наготу руками, смотрела на него. Ждала.
Андрей сглотнул подкативший к горлу комок.
– Лена? Ты жива?!
Он вскочил, бросился к ней, хотел схватить в охапку, прижать к себе. Не решился, уж больно страшно она выглядела.
– Тебе уже сообщили, что я умерла?
Он кивнул в ответ.
Елена сдавленно всхлипнула. Поняв его замешательство, качнула головой:
– Не бойся, я целая. Ничего не переломано, и ожоги почти зажили. Только перепачкаю тебя всего.
«Перепачкаю»?! Глупости какие! Он обнял ее, крепко.
– Лена, что случилось?!
И она рассказала. О тягаче, невесть откуда взявшемся на пустом шоссе, о «неудачном» маневре водителя, о том, как «фиат» сорвался с обрыва…
– Но ты же успела выскочить, да? – не выдержав, перебил он ее.
– Ничего я не успела, он мне никаких вариантов не оставил, этот козел. Они давно нас выследили, Андрюшка, только удобного случая поджидали. А я как раз и подставилась, покататься вздумала. Свалилась в пропасть вместе с машиной. Там метров сто отвесной стены, а внизу камни. Повезло, что «фиат» ударился о них радиатором, и меня выбросило сквозь лобовое стекло. Повезло, что отстегнула ремень, когда вниз летела, – сама не знаю, зачем, на что надеялась? Если бы не это… Цистерна меня там бы и похоронила, она прямо сверху упала. А так я метрах в трех от нее оказалась, когда гремучая смесь рванула. Взрывной волной меня отшвырнуло метров на двадцать. И сожгло прямо на лету: одежду, волосы, кожу. Будто огненный смерч прошелся… То, что об скалу шмякнулось, это половина от меня была. Мясо обугленное, как только на костях удержалось. Головешка головешкой. – Она замолчала на несколько секунд, затем продолжила: – Хорошо, что в том месте никак вниз не спуститься, и вечер уже поздний, темно, глаза в сторону от пламени отведешь – ничего не видно. В общем, пока пожарный гидроплан прилетел, я чуть-чуть очухалась и в сторону уползла. А когда потушили, когда полиция ковыряться в железках начала, я далеко была. Так, потихоньку, за камешками, где ползком, где на карачках, домой и добралась. Пока добиралась, мясо обгоревшее регенерировало, кожа новая наросла. Волосы только восстановиться не успели.
Она невесело хмыкнула, провела рукой по голому черепу. От движения этого корка черной коросты на плече лопнула, отделилась, упала на пол. Андрей осторожно коснулся пальцами розовой молодой кожи.
– Так-то, Андрюшка! Получается, не я это, не та Белка, которую ты знал и любил. Не человек вовсе. Была бы человеком, от меня и косточек бы не уцелело. Монстр я инопланетный. Может, лучше бы я до конца там сгорела? Или как Ника…
Она подняла голову. На черных от копоти щеках блестели две светлые дорожки. Лесовской коснулся губами маленького задиристо вздернутого носика.
– Ты не монстр. И будь ты хоть трижды инопланетянкой, все равно дороже тебя у меня никого нет.
Она смотрела на него. Долго смотрела. Потом ткнулась носом в перепачканную майку.
– А у меня вообще никого, кроме тебя, нет. Может, и не было никогда, только я этого не понимала.
Она вздохнула, провела руками по груди, животу, бедрам, стряхивая остатки спекшейся коросты. Подошла к зеркалу, подозрительно разглядывая свое, теперь уж точно нечеловеческое, тело.
– Знаешь, наверное, нам придется поискать другой мир. На Земле не любят инопланетян.
– Мы найдем! И никто не будет совать нос и мешать нам жить так, как мы захотим. Я обещаю!
Андрей подошел и снова обнял ее за плечи. Они смотрели на свои отраженья по ту сторону стекла.
– Ты, правда, веришь, что существует мир, где у людей нет злобы, нетерпимости, страха? Разве что в каком-нибудь Зазеркалье…
– Пусть и в Зазеркалье. Мы найдем его.
Они всматривались в холодную поверхность стекла, словно пытаясь увидеть в ней свое будущее. А за окном плескали в прибрежные камни волны – отныне чужой планеты.