— О ком ты говоришь? Месть кому?
— Богу,— прошептала она, опустив голову, ступая огрубевшими подошвами по горячему песку.
— Ты была этарианской жрицей?
— Седдианской,— прошептала она, голос ее стал бесцветным,— но это никому не нужно знать.
Он смотрел на нее долго и молчал: «Кто я такой, чтоб осуждать ее за религиозность, за предрассудки? Кто я такой, чтобы презирать ее, особенно после того, что я сам натворил? Наверное, мы сами платим за свои преступления»,— думал Стаффа.
Вдвоем они бережно опустили останки Пибэла на дно канавы. Стаффа встал и, поколебавшись секунду, наклонился, перевернул покойника на спину, сложил ему руки накрест на груди, положил рядом голову, сдул песок с открытых глаз и прикрыл веки...
Кайла странно смотрела на него:
— Зачем ты это делал для него?
— Честь и хвала его достоинству. Уважение.
— Ты совсем не похож на раба, Таф.— Она отвернулась и пошла вдоль канавы.— Кто ты?
— Никто,— грубо ответил он, и чтобы предотвратить еще вопросы, протянул ей медальон:— Вот Пибэл просил тебе передать.
Она посмотрела и взяла ожерелье, сжав его в кулаке. Одинокая слеза пробила дорожку на ее запыленном лице. Стаффа видел, как судорожно подергиваются мышцы ее тела.
— Пойдем, а то опоздаем,— поторопил он.— Мне тоже будет его не хватать.
Он взял ее за руку и вытащил наверх. Они поспешили к своим, которые уже надевали ремни, протянутые под трубой.
Кайла посмотрела на него:
— Ты не такой, как все. Ты сильный....
Стаффа пожал плечами. И тут она вдруг протянула ему медальон:
— Таф,— ее голос дрогнул,— сохрани это для меня.
Он отрицательно покачал головой.
— Пожалуйста! Англо найдет рано или поздно. Мне негде прятать. Пибэл хранил его в анусе. Англо... ну, ты понимаешь...
— Хорошо, я понял, я сохраню это даже ценой жизни. И верну тебе когда-нибудь... когда мы будем свободны.
— Спасибо, Таф... мой друг.
Стаффа подошел к своему ярму и медленно повесил ремни на израненные плечи.
— Хо,— выдохнула Кайла, рванув веревку. Стаффа сморщился от тяжести и боли, чувствуя дикое напряжение всех мускулов.
Хотя день клонился к закату, солнце продолжало немилосердно палить, прожигая зноем до костей. Пот стекал по телу Стаффы и испарялся почти сразу, оставляя белые соленые потеки.
Кайла? Скайла? Их образы смешались, каждая с выражением страдания и терпения. «Мой бедный Стаффа,— голос Скайлы зазвучал в порыве ветра,— ты хочешь знать, что такое быть человеком? В свое время ты обо всем узнаешь».
«Я узнаю обо всем». Он ясно-ясно вспомнил то мгновение. когда, сняв перчатку, прикоснулся к руке Скайлы. И вспомнил то безотчетное чувство тревоги, которое пронзило его сердце. Она была так близко от смерти, что это всерьез напугало его. Почему он никогда больше не касался ее? «Потому что меня посещали призраки прошлого... и мне все слишком легко доставалось».
Кто настоящий мужчина? Пибэл, сохранивший кусочек красоты? Или Стаффа, никогда никого не защищавший, разрушитель планет, судеб, жизней и всего, что он когда-то любил? Воспоминание о Пибэле кольнуло его. Он думал о том, как жадные пальцы Англо ласкают Кайлу. Он вспомнил ее мужа, который стоял, гордо выпрямившись, и чью голову импульсный пистолет разнес в красно-кровавое месиво. Дети, прекрасные дети Кайлы, рыдали, прижавшись к ногам трупа. Демоны воображения Стаффы нарисовали ему образ Крислы, женщины, которую он нежно и трепетно любил и чье тело он превратил в обугленный труп. Он тащил длиннющую секцию трубы и ощущал горечь и боль утраты. Все эти годы он держал Скайлу на расстоянии, а зачем? Наверно, чтобы был еще один труп.
— Они убьют меня тут, Скайла,— шепнул он.— И я никогда больше не взгляну в твои глаза, никогда не расскажу тебе, чему я научился. Ты была единственной на свете, кто меня понимал. Единственной, кто заботился обо мне. Почему я раньше этого не замечал? Благословенные Боги! Я больше не позволю тебе уйти от меня!
— Бутла, ты никуда не годишься. Что произошло?— спросил Магистр Бруен, направляясь к своему громадному столу и усаживаясь в пурпурное гравкресло. Вокруг высились скалы Макарты, создававшие уютное убежище, защищенное от ураганов и штормов, бушующих наверху в горах.
Бутла Рета сидел, сгорбившись над полированной столешницей, и крутил в руках стилет с тонким лезвием. Он медленно повернулся к Бруену:
— Арта сбежала.
Сердце Бруена подпрыгнуло:
— Сбежала? Что ты имеешь в виду?
Жуткие глаза убийцы вспыхнули, уголки губ слегка Дрогнули — вот и все признаки его внутреннего волнения.
— Она хотела меня любить. Я... я отверг ее. Зная, что может... Она хотела... пыталась... соблазнить меня. То, что произошло, очень ранило ее. Подсознание вынудило ее к импульсивным поступкам. И она спаслась бегством. Прежде, чем я сумел остановить ее, она -пропала, бесследно исчезла во мраке улиц.
— О, Боги,— шепнул Бруен, еле сдерживая нахлынувшие эмоции: — Мы не подозревали, что у нее может проявиться тяга к...
— Да, это случилось,— взорвался Бутла, оглушительно хлопнув ладонью по столу. Он поднял стилет, глаза его помертвели:— И я хотел любить, Бруен. Ты слышишь? Я люблю ее!
Желваки его заходили ходуном, он сжимал и разжимал в руках нож, мышцы перекатывались под матовой черной кожей.
Бруен вздохнул:
— Нет, о, нет! Мы должны найти ее. Вернуть. Если вы не будете вместе, эта ее фатальная тяга может...
Бутла Рета откинулся на сцинку стула, внимательно следя за лезвием стилета горящим взглядом:
— Слишком поздно, Бруен.
Магистр прикрыл глаза, сердце молотом стучало в голове.
— Она прекрасно справилась с задачей запутывания следов,— голосу убийцы возвращались басовые ноты.— Это случилось глубокой ночью. Я не знаю, куда она направилась, и что с ней произошло, но несколько ре ганских солдат схватили ее, хотели продать в рабство, еще бы — свежий товар. Это должно было ее удивить. Ведь она убежала от меня, расстроенная тем, что я оттолкнул ее. Наверное, она чувствовала, что курок спущен. Как бы там ни было, это уже ничего не значит. Они поймали ее. Бруен закрыл глаза, пытаясь представить эту картину.
— Полагаю, что они не замедлили изнасиловать ее и насиловали без конца.
— Проклятье Богов,— Бруену показалось, что кровь замедлила свой бег в его венах.
— Да, — прошипел Бутла,— Боги тебя проклянут, Бруен. Будь ты проклят за то, что ты сделал с девочкой! Ты играл с ее разумом! Ты похитил ее ум, будь ты трижды проклят, теперь Все погибло, Магистр!— и заключительный выпад— Пожинай то, что посеял, ты...ты, презренный УБЛЮДОК!
Бруен вздрогнул будто от удара:
— Да, тогда все погибло, мастер Рста. Нам больше ничего не остается, как печалиться и горевать о ней и о себе.
— Горевать? Забавное словечко для такого монстра, как ты, Бруен.
Maгиcтp кивнул, подтверждая жуткую правду:
— А может, я и есть забавное чудовище. Как и Арта, я — продукт своего времени. Так же, как и она, я приговорен поступать так, как поступаю. Мы все марионетки.
— Черт тебя подери!— Бутла Рета с силой вонзил стилет в полированную поверхность стола, будто в горло Бруену. Они встали друг напротив друга и впились глазами.
— Да, мастер Рета,— монотонно протянул Бруен.— Загляни-ка в мою душу. Ты видишь боль? Видишь мою горечь? Ты понимаешь, правда? Я тоже ее любил, Бутла. Любил ее!
Бруен ощутил растущую опасность, исходящую от Рета, и отстранился. Эти черные глаза пронзали его насквозь. Казалось, это длилось целую вечность. Потом великан-убийца глубоко вздохнул и расслабился, гнев и тревога постепенно покидали его.
— Я пришел сюда, чтобы тебя убить,— деревянным голосом произнес он.
Тишина длилась, пока Бруен рассматривал свою тонкую ладонь и водил большим пальцем по кончикам пальцев.
— К чему мы пришли, Магистр?— почти прокричал Рета. Он нервно провел ладонью по лицу и покачал головой.— Я имею в виду, куда мы идем? Что мы за люди? Какую роль играем мы в этих страданиях и в этой несправедливости? Нам когда-нибудь придется за все ответить. Мораль. Помните? Это что, одни пустые слова? Лозунги?
— Нет, мой старый друг,— Бруен расслабился, и тут же в его артрозном бедре вспыхнула боль, отозвавшаяся эхом в измученных нервах.— Я верю, что это правда. Мораль? Ответственность? Два разных слова, а означают одно.— Бруен поднял руку.— Но что-то произошло. Мы больше не держим ситуацию под контролем. Все наши, так долго вынашиваемые планы на грани развала. У меня уже нет сил для обороны от влияния этой машины. Мэг Комм требует все новых данных.
— Машина! Вечно эта машина. Кванты превзошли ожидаемую реальность, и фаза настоящего изменилась,— Бутла гневно махнул рукой.— Вот так мы думаем всегда. Это наш крест, Бруен.
Бруен, защищаясь, поднял пергаментную, с голубыми венами руку.
— Мы не можем быть в этом уверены. И я очень устал. Если бы я мог уйти и, наконец, выспаться. Мне никогда не хотелось надевать себе на шею это ярмо. Я никогда особенно и не жаждал этой власти — быть судьей всего человечества.
«Арта, моя бедная Арта»,— подумал он.
Бутла облокотился, спрятав лицо в ладонях:
— Все, что можем сейчас сделать,— это ответить тем же,— он тяжело вздохнул сквозь пальцы.— Ты помнишь о подобной стратегии, Магистр?
— Стратегия полного уничтожения,— мрачно подтвердил Бруен.— Но расскажи мне об А рте.
— Она убила их, естественно. Вначале слегка растерялась, а потом убила их одного за другим,— Бутла нахмурился.— Она действовала очень основательно. Я видел трупы. Они зверски изрезаны почти на куски. Вся ее ярость, гнев и растерянность, которые ты посеял в ней, взорвались в этом жутком насилии. Я больше не могу так подробно...
— Я тебя понял — она не вернется.
Бутла медленно покачал головой:
— Я дал ей два дня. Она не подала о себе никаких вестей, Магистр. Ничего.
— Ты что-то знаешь, Бутла?— спросил Бруен.
Рета с отсутствующим видом провел пальцами по лезвию стилета: