— Вы уберете песок немедленно, — ядовитым голосом сказала Айли.— Вы уберете завал сейчас же, если не хотите, чтобы у вас были крупные неприятности.
Англо разинул рот от удивления:
— Послушайте, министр, вы...
— Я так хочу! Тиклат, немедленно доставьте необходимое оборудование! Офицер Англо, спускайтесь вниз и начинайте раскопки! Своими собственными руками, если понадобится!
Глаза Айли обратились на гору песка. Это был шанс — опасный или нет, она еще не знала. На губах появился горький привкус — привкус крушения надежд.
Глубокая чернота окружала Стаффу, она пронизывала его душу. Тишина гремела, нарушаемая только ударами его сердца. Стаффа пошевелился, чтобы проверить, целы ли ноги. В руках трепетало напряженное тело Кайлы. Болезненный страх от нее передался ему, он ощущал горячий запах ее кожи. Крепко обняв Кайлу, он радовался, что не один в этой кромешной тьме,— и его не терзало чувство вины и греха.
— Ты можешь двигать ногами?— спросил он, стараясь, чтобы его голос не дрожал.
Ее мускулы напряглись под гладкой кожей.
— Нет,— потом,— нас похоронило?
— Да.
— Они раскопают нас?
— Может быть,— пробормотал Стаффа.— Зависит от того, сколько нас будут раскапывать... и на сколько нам хватит воздуха.
— Мне кажется, что если убрать песок, то я смогу двигать ногами. Тогда мы сможем разрыть и тебя.
Они молча работали, разгребая песок, засыпавший Кайлу.
Потом раскидали кучу, закрывавшую ступни и бедра Стаффы. Он подтянулся на руках и оказался в центре трубы.
— По крайней мере прохладно,— после паузы Кайла добавила:— Возьми меня за руку.
Он пошарил в темноте и нашел ее пальцы, нежно сжав их.
— Сколько мы сможем продержаться, Таф?
— Примерно четыре часа. А может быть, и шесть. Насколько хватит воздуха — это зависит от размера трубы.
— Мы находимся в толще дюны,— пальцами она сжала его руку.— Мы всего лишь рабы. Машины-канавокопатели далеко отсюда. До завтрашнего утра они вряд ли прибудут.
Она расслабилась, радуясь нежданному отдыху:
— И согласно словам Кори, мы запасемся трусостью перед смертью.
Он слышал ее дыхание:
— Я помню его лекции в университете на Майке. Он был моим профессором, когда я была еще очень юной. Я всегда восхищалась им. И когда я увидела его здесь, это разбило мое сердце.
— Мы можем сэкономить кислород, если помолчим.
Очень быстро холодало, тепло из трубы растворялось в песках. Она повернулась к нему:
— Я не хочу умирать в тишине.
Стаффа с напряжением вглядывался в адскую темноту, потом прилег:
— Я всегда был один. Кроме одного раза. У меня была женщина. Рабыня, которую я освободил.
— А что с ней случилось, Таф?— она придвинулась ближе, прижимая его руку к себе.
— Ее похитили вместе с моим сыном: нас разлучили— голос был полон печали.
— Ее звали Скайла?
— Нет. Скайла была... моим другом, но...
— Но, что?— И поскольку он молчал, она добавила:— Я думаю, что в таких обстоятельствах ты мне можешь рассказать. Мы вряд ли выберемся отсюда живыми.
— Но я и не подозревал, что так люблю ее,— медленно почти шепотом, как бы самому себе, сказал он с сожалением.— Я никогда не говорил ей об этом. Никогда не позволял себе... выражать восхищение ею. Но с тех пор, как я очутился здесь, многое стало ясным.
— Как она выглядела?— спросила Кайла, положив голову на его плечо.
— Высокая, волосы светло-белые,— он улыбнулся в темноте:— Глаза у нее были невероятно голубые. Она самая красивая женщина во всем Открытом Космосе. В ее манерах несколько тяжеловесный юмор, граничащий с цинизмом, которого я не понимал. Она умная, более жестокая, чем я. А когда она шутит, в глазах загорается дьявольский огонь.
Он покачал головой:
— Ох, Кайла, сколько бы я мог сделать для нее!
Он приобнял ее, прижимая к себе, ощущая тепло ее тела.
— Таф, ты опять спас мне жизнь — или пытался. Зачем?
— Справедливость,— шепнул он, думая о Кори.— Маленькая частица справедливости и, может быть, возмездия. Но лучше всего подойдет искупление.
— Искупление чего?
— Я не... — Стаффа оборвал себя на полуслове. «Нет, не здесь и не сейчас. Не в последние часы жизни. Она нуждается в покое». Помедлив, он заговорил снова:— В течение своей жизни солдата я был ответственным за все те низости и подлости, которые совершал,— и только недавно я стал понимать. Исповедь нужна тем, кто грешил,— он безучастно уставился в темноту,— Кори был прав. Я должен платитъ за все. На мою долю выпал большой долг. Ты удивлялась моим ночным кошмарам? На моих руках столько крови... в моем сознаний я был воплощением зла, монстром, Божьим орудием несправедливости. «И Претора!»
Он прикрыл глаза, и перед ним воскресли образы прошлого, возникшие из самых глубин его памяти,— искалеченные люди, раненые и умирающие. Их ужас просачивался сквозь окружающую черноту. И среди них Стаффа видел самого себя, закованного в ошейник, его грузили в транспорт, чтоб отправить сюда и продать в рабство, чтобы он никогда не увидел свою жену и сына, чтобы жизнь его превратилась в сплошную боль.
Он почувствовал, как она пожала плечами:
— Никто не может брать на себя ответственность за все страдания и несчастья. Это дело Бога. Мы перекладываем вину на него, пока живем. Существование наше коротко и далеко не сладкое. Правителям надоедает одно и то же, и они ищут что-то новенькое — и это часто приводит их к диким безумствам, в которых они находят удовлетворение. Мы с моим мужем боролись с этим, когда правили на Майке. Мы наслаждались короткими мгновениями знаний и искусства и нашей свободой, пока Звездный Палач и император не потопши все в крови.
Стаффа плотно закрыл глаза, радуясь темноте и тому, что не было видно его лица.
— Я могу умереть с гордостью,— сказала она ему.— Я никогда не продавала себя. Когда меня изнасиловали первый раз, я была избита до бесчувствия. Когда я пришла в себя, я отплатила и, смею надеяться, что неплохо. Я облегчила некоторым жизнь, так же, как и Пибэл... и ты.
— Остановись!— прокричал Стаффа, глаза его были зажмурены, стыд и вина обрушились на него бешеным потоком, который он не мог остановить.— Избавь меня от этих излияний.— Он отодвинулся и спрятал лицо в ладонях:— Не стыди меня больше никогда, Кайла!
Ее рука, мозолистая и теплая, опустилась на его плечо:
— Чшшш!— прошептала она.
Он осознал и почувствовал, как она качает головой:
— Люди... Проклятые Боги! Что я несу? Я имею в виду людей, они осуждают сами себя за свои ошибки, когда приходит время их смерти,— она села, скрестив ноги, прижав к себе его руки.— Ты помнишь сточную канаву в Храме? Я тогда была почти мертва. Еще немного, и я чувствовала, что мне конец. Ты достал тело той девушки и пожалел меня. У тебя есть и прекрасные черты, Таф. Неважно, что ты делал раньше.
Тишина.
— А по правде, зачем ты убил Бротса?
— Из-за того, что он сделал тебе. Потому что я хотел освободить тебя от этого проклятья и вернуть тебе ту силу, которой ты обладала на Майке.
Она провела пальцами по его рукам, пытаясь его понять:
— Спасибо тебе, Таф. Скажи мне, не значит ли это, что ты влюбился в меня?
Он собрал разбегающиеся мысли:
— Да, я влюбился в тебя. Я бы сделал тебя счастливой, если бы прибыл с флотом и разнес этот чертов мир в пыль и прах.
— А твоя Скайла?
— Моя Скайла. Я хотел... сделать ее своей женой. «Почему я не знал всего этого раньше?»— А ты была бы мне другом. Хотел просить тебя о прощении... хотя и невозможно.
Она снова прижала к себе его руки и наклонилась, чтобы поцеловать его легким прикосновением губ.
— Благодарю тебя, Таф. Сейчас нам кажется, что конец близок, поэтому все возможно. Ты останешься моим другом навсегда. Простить тебя? Но за что? Ты для меня всегда был образцом чести, достоинства, храбрости.
«Чести? Достоинства? Храбрости? Господи, если бы только знала!»
Он не посмел оттолкнуть ее, когда она прислонилась к нему. Безмолвный и потрясенный, он безучастно смотрел в темноту.
Спустя несколько минут она спросила:
— Как получилось, что ты стал рабом, Таф?
— Меня ограбили на улице, и мне пришлось убить двух «горожан.» «Сколько же прошло с тех пор?»
— Ты смеешься? Где это произошло?
— Здесь.
Она повернулась, и он ощутил ее взгляд, устремленный на него сквозь темноту.
— Ты прибыл сюда попробовать храмовых блудниц?
Он припомнил свои слова о траханье, которые он хвастливо произносил в послании своим Компаньонам. А если честно? Он остается ее должником. Это ее слегка успокоило:
— Наверное, я бы попробовал.— Перед его глазами всплыл образ девушки, выловленной в сточной канаве.— Но, в основном, моей целью было научиться понимать больше в этой жизни — потом захватить судно и отправиться на Таргу, чтобы найти сына среди седдианских жрецов.
— Ученый в поисках истины и сына? А нашел рабство. Прибыл за ответами, Таф?
— Получается так. И этого было достаточно, чтобы сбить меня с толку окончательно. Каждый раз, когда я думаю, что наконец-то нашел истину, все переворачивается с ног на голову. Пока я был высокомерным, и у меня было все в порядке, я мог критиковать и выбирать. Теперь, я не знаю, что правильно... что справедливо...— Он издал гневный смешок. — И у меня меньше стало мыслей по поводу, кто я или что я, чем когда я начинал этот путь. Я стал сам не свой.
— А теперь?
— Я безымянный раб — просто сумасшедший с ошейником, похороненный в трубе и гибнущий в центре Этарианской пустыни.
— Все-таки ты умираешь не один.
— Нет,— он бесцельно всматривался в темноту,— нет, если я ничего не предприму, я не умру один.
Они сидели тихо, погруженные в свои мысли. Стаффа полудремал, проваливаясь в сон, и ему снилось...
Они шли, отбросив темноту. Искромсанными призраками они проплывали в отвратительной смерти, крутясь в кроваво-кристаллическом пару. Кто-то вопил до тех пор, пока голоса наполняли их память. Кто-то стоял и смотрел, тупо уставившись, там были и дети с глазами, наполненными страхом. Они ждали смерти, которую он держал в своих руках, губы кривились на их бледных лицах. Женщины, умирая, проклинали его, изнасил