Была и еще одна причина, но Виктору Полина о ней не сказала: никогда не видеть любимое существо, даже не представлять, как оно выглядит, просто невыносимо. Но еще страшнее однажды его увидеть…
Как того милого лохматого пуделя. Она его увидела, когда шла в агентство. И не сразу поняла, что произошло, не сопоставив в первый момент эти страшные звуки – визг тормозов, собачий лай, отчаянный, словно плач, – которые предшествовали ее видению. Пудель тоже не понял, что с ним. Он метался в ужасе, не зная, куда убежать от этой кошмарной боли, пока не увидел ее. Он бросился к Полине, считая, что только она может его спасти, укрыть, защитить, остановить это страшное, так внезапно навалившееся на него. А она… Даже погладить его не могла. Только тихонько успокаивала, уговаривала потерпеть, обещала, что все вот-вот закончится. Все действительно закончилось быстро. Внезапно Полина перестала слышать дыхание и плач собаки, а еще через мгновение видение исчезло.
Нет, она никогда не решится завести домашнее животное! Никогда.
Джильда снова залаяла в подъезде – прогулка закончилась. Она пробежала мимо двери Полины, остановилась, подумала немного, вернулась и вдруг неожиданно зарычала.
– Ну, что там? Пойдем, – прикрикнула на нее хозяйка.
Полина развернулась, пошла в другой конец комнаты и увидела Ингу. Как и вчера, она выглядела потерянной, одинокой и такой удивленно-потрясенной, будто путешествовала на неуправляемой машине времени и не знала, куда в следующий момент ее занесет.
– Здравствуйте, Инга, – мягко поприветствовала ее Полина.
– Здравствуйте, – посветлев лицом, откликнулась девушка. – Как хорошо, что я вас наконец нашла. Я потеряла адрес…
– Чей адрес?
– Ваш. Бродила и все никак не могла узнать дом. А когда узнала, не могла найти квартиру. Все попадала… не туда. Столько квартир, столько комнат, столько людей! И все вроде знакомые, но какие-то чужие.
– А название гостиницы вспомнили? – осторожно спросила Полина. – Той, в которой вы остановились?
– Ах, нет! – испуганно вскрикнула Инга. – Я не хочу туда возвращаться. Но я вспомнила другое. – Инга оживилась. Хотя «оживилась» в данном контексте звучит несколько неуместно, подумала Полина. – Я вспомнила, почему мне нужно было вас непременно найти. Тогда забыла, а потом вспомнила. На флешке, кроме работы, был еще электронный дневник Альберта. Дневник он вел по-русски. Мне кажется, Альберт для чего-то специально по-русски его писал. Может, для того, чтобы кто-то, не знаю кто, смог его прочитать. Может быть, вы? Может быть, он для вас его писал? Я вспомнила несколько фраз оттуда, они могут быть важными, могут что-нибудь вам подсказать. Альберт писал, что между ведущим и ведомым должна осуществляться двусторонняя связь. Но этого не происходит. Потому что первый полностью погружен в ту информацию, которую ему нужно передать, а второй растворяется в этой информации, отдается ей весь, старается скорее и как можно более точно ее зафиксировать. Для того чтобы они друг друга услышали, нужен эффект разбившейся тарелки. Но Альберт не знает, как его создать, так, чтобы не повредить ни тому, ни другому. – Инга выпалила все это на одном дыхании, а потом с надеждой посмотрела на Полину. – Вы понимаете, о чем идет речь?
– Нет. – Полина грустно покачала головой.
– Не понимаете? – Инга расстроилась, но потом лицо ее опять оживилось. – Ну, что я за дура! – обругала она себя и хлопнула ладошкой по макушке. Этот забавный жест и растрогал, и расстроил Полину. Привычки и жесты остаются, подумала она, даже когда человек находится на границе смерти. Привычки и характерные жесты передаются фантому. Интересно, сколько у них времени, сможет ли она понять, где находится Инга? Понять и спасти? – Я же не сказала самого главного, – продолжала гостья. – Как раз перед этой записью в дневнике мужа и была пометка: Полина Лаврова! Схожий случай!
– Схожий случай, – повторила Полина. – Эффект разбившейся тарелки, двусторонняя связь… Нет, я не понимаю, о чем идет речь. Мне очень жаль, Инга.
– Ну, хорошо! – опять заспешила Инга. – Тогда вам, может, будет понятней другая запись из его дневника. Перед нею… нет, после нее тоже указано ваше имя. Альберт писал о внезапно пробудившемся таланте. Он всегда кратковременен, но очень плодотворен. Вы понимаете? – Полина опять покачала головой. – Ну, как же?! Альберт писал, что, возможно, вам удалось преодолеть.
– Что преодолеть?
– Не знаю. Альберт не написал что. Там было просто: «Полине Лавровой, возможно, удалось преодолеть». Что вы такое преодолели?
– Не понимаю, вроде бы ничего. – Полина виновато улыбнулась. – Но, может, это не так и важно?
– Нет, важно! Очень важно! – словно капризный ребенок, закричала Инга.
– Да нет, – успокаивающим тоном проговорила Полина. – Я не говорю, что это не важно в принципе. Я имела в виду, что, может, это не так важно для того, чтобы найти вашего мужа. Гораздо важнее, мне кажется, узнать, где он работал, определить круг его знакомых, коллег…
– Я не знаю, где он работал!
– Не знаете? – удивилась Полина. – Может, просто забыли? Постарайтесь вспомнить.
– Нет… – Инга задумалась. – Да я и не знала никогда. В какой-то лаборатории, он там целыми днями пропадал. Мы об этом не говорили. Альберт никогда о работе не рассказывал! А познакомилась я с ним в больнице, в городской клинической, я там проходила практику. – Инга рассеянно улыбнулась. – А до этого мы оба прятались от дождя в музыкальном магазине. Я теперь часто там бываю, просто так захожу. А в последние дни еще чаще… – Улыбка потухла, Инга с тревогой посмотрела на Полину. – Даже когда не хочу, все равно оказываюсь в том магазине, – испуганно проговорила она. – И все там так изменилось. Как во сне, когда краски выцветают. Все мертвое, темное, холодное. И мне начинает казаться, что Альберта действительно больше нет в живых.
– Но разве вы… – начала Полина, но вовремя прикусила язык. Мартиросян пропал без вести, никто не знает, что случилось с ним. И даже теперь, когда Виктор раздобыл новую информацию, которая указывает на то, что Мартиросяна, скорее всего, в живых нет, все равно наверняка сказать невозможно. И не стоит делиться своими сомнениями с Ингой. Пусть у нее останется надежда.
– А иногда, – продолжала Инга, не заметив, что Полина ее перебила, – я совершенно уверена, что мы с ним скоро встретимся.
Полина грустно улыбнулась и ничего не сказала.
– И я даже знаю где. В буфете! – Инга посмотрела на нее с той самой самодовольной гордостью, с какой в прошлый раз заявила, что ее муж – великий ученый. – В буфете для персонала больницы. Там, где мы познакомились. Там, куда я… попадаю… захожу… А захожу я туда так же часто, как в музыкальный магазин. Да… мы встретимся в буфете. Если только… – Инга опять сникла, низко опустила голову и пробормотала чуть слышно: – Если только не помешает этот человек.
– Какой человек? – вскинулась Полина. Это могло быть действительно важно. Про музыкальный магазин и буфет она слушала исключительно из сочувствия Инге и, хоть время было дорого, не перебивала ее. Но все это, конечно, были лишь ее коматозные видения, не более того, бред, основанный на воспоминаниях. А человек, некое конкретное лицо, мог оказаться в самом деле полезен и реален.
– Не знаю. Я всегда вижу его со спины. Высокий, худой, немного сутулый, в белом халате.
– В белом халате?
– Да там все в белых халатах, – усмехнулась Инга, – буфет ведь для персонала. Он может нам помешать. Помешать встретиться.
– Вы его знаете? Как его зовут?
– Мне кажется, – Инга задумалась, – я его видела раньше. Но где и когда, не могу вспомнить. И имени не знаю, хотя… Как-то Альберт его называл, но я не запомнила. И… – Инга вдруг резко вскочила, вскрикнула: – Мне пора уходить. – Но, прежде чем исчезнуть, произнесла: – Если вы хотите найти моего мужа, вы должны понять, над чем он работал. Двусторонняя связь, эффект разбившейся тарелки, внезапно пробудившийся талан. Все это относится к вам, Полина, и все это связано с исчезновением Альберта.
Инга «ушла». Последний отзвук ее голоса растворился в темноте. Полина ощупала пространство вокруг себя, поняла, что сидит в кресле – видимо, опустилась в него, сама того не заметив, во время разговора с Ингой. Вернулись домашние, привычные звуки, вернулись запахи. Довольно долго она сидела не двигаясь, прокручивая в голове разговор. Информация, которую сообщила Инга, была с детективной точки зрения абсолютно бесполезной: ни имен, ни названий – ни одной зацепки. Ассоциативные сны-воспоминания, обрывчатые выдержки из дневника ее мужа – что они могли прояснить? И как все это соотносится с Полиной? Инга считает, что найти Альберта она сможет, поняв суть его работы, ведь именно из-за работы его стали преследовать. Но что можно понять по этим обрывкам? Двусторонняя связь, эффект разбившейся тарелки, внезапно пробудившийся талант… Нет, ей это ни о чем не говорит. Одно странно, откуда Мартиросян, с которым Полина никогда не встречалась, знает о ней нечто такое, чего она сама о себе не знает? Допустим, о ее существовании и некоторых способностях он мог получить информацию на сайте их детективного агентства, но там ни о какой двусторонней связи речи не шло. Что такое вообще, эта двусторонняя связь? Между кем она осуществляется? У нее осуществляется, а у других нет. Потому что… Как же говорила Инга? Ведущий занят тем, что передает информацию, а ведомый – тем, что старается ее записать. Какую информацию? Кто такие эти ведущий и ведомый?
Если Мартиросян имел в виду ее экстрасенсорные способности, то под двусторонней связью мог подразумевать общение Полины с фантомами людей, находящихся между жизнью и смертью. Да, связь действительно двусторонняя: она видит и слышит их, они – ее. Но кто из них ведущий, а кто ведомый? Например, в случае с Ингой? Ведущий – тот, кто располагает некой информацией, ведомый – тот, кому он ее передает. Значит, Инга – ведущий, а она – ведомый. Ну, и что это дает?
Ничего!
Может, Мартиросян имел в виду что-то другое? Не эту ее способность видеть людей между жизнью и смертью? Что же тогда? Вот два человека. У одного есть некая информация, которую он передает другому? Но как? Почему они не видят и не слышат друг друга? Информация передается при помощи телепатии? Но ведь и в этом случае они оба «слышат». Или в слово «слышать» Мартиросян вкладывал какой-то другой смысл?