Идиот и придурок! Кретин распоследний! Ну, конечно! Когда-то он рассказал ей историю своей студенческой любви и совершенно забыл об этом. А она запомнила. И она… она его ревнует!
Виктор громко расхохотался, выхватил телефон у Дмитрия Петровича, который тот почему-то так и продолжал держать в руке, и снова набрал Полинин номер.
Он был в таком сумасшедше-счастливом состоянии, что опять разговор получился сбивчивый, абсолютно несвязный и нелогичный, состоящий из незаконченных фраз и шумных восклицаний. Все-таки кое-как ему удалось объяснить, что Иришка в Нальчике уже сто лет не живет, что да, она действительно развелась с тем своим первым мужем, но давно вышла замуж за другого, уехала в Питер, у нее трое детей и полное семейное счастье. А он, Виктор, и не думал о ней, и не вспоминал, а любит одну только Полину, уже много лет, с первой встречи, но не мог ей признаться, потому что всегда считал, что она его полюбить не может, и не хотел, чтобы Полина мучилась по этому поводу. Ему совсем и не нужна ее любовь… Тут он почувствовал, что совсем запутался, потому что Полина обозвала его дураком и бросила трубку.
Перезвонила она сама, через полчаса. Сухо, отстраненно и холодным тоном, каким сообщают о смерти близкого родственника неблизкие люди, Полина сказала, что тоже любит его, и сразу заговорила по делу. Все тем же сухим официальным тоном она передала информацию, которую ей удалось собрать: о странных самоубийствах в Светлом, о художнике Крымове и француженке из Лиона, о скандале вокруг учителя математики и композитора Покровского, о том, какую роль во всем этом деле играл «Реквием» Сальери. О том, что все эти люди в разное время пережили клиническую смерть, о своей последней «встрече» с Ингой, об эффекте разбившейся тарелки и новых данных разработки Мартиросяна. О том, наконец, что Игорь Соловьев – вероятно, его медиум и что только он сможет им помочь.
– Стоп! – остановил Виктор поток ее сухих, оскорбительных своей подчеркнутой официальностью слов. Ему хотелось сейчас говорить совсем о другом, ему так нужно было прояснить многие, чисто личные, моменты, а главное – еще раз услышать, что она его любит. И не таким, ну совершенно не таким тоном. – Поленька, – начал он, но она его перебила.
– Скорее всего… Нет, я просто уверена, что Соловьев тоже пережил клиническую смерть. Он, как антенна, улавливающая волны…
– Поля, – снова попробовал Виктор перевести разговор в другое русло, но она опять не пожелала его услышать.
– Он может повторить открытие Мартиросяна. Этого нельзя допустить. Ни в коем случае. Ты должен с ним встретиться. И, кроме того, только Соловьев сможет понять, где Мартиросян. И тому, и другому грозит опасность. Инга говорила, что видит человека, который мешает им встретиться. Но, к сожалению, она не может вспомнить его имя…
– Она вспомнила, – тихо проговорил Виктор, понимая, что личной проникновенной беседы не получится. – Это Виталий Соломонов. Работает в восьмой клинической больнице. Знаешь, я думаю…
– Подожди! – закричала Полина. – Что значит, вспомнила? О чем ты вообще?
– Об Инге, я нашел ее. Она пришла в сознание и…
– То есть, как это нашел? Почему ты мне об этом ничего не сказал?
– Да не успел. Просто не успел. Мы же с тобой…
– Но ведь это самое главное! – всерьез разозлилась Полина. – Ты прежде всего должен сказать об Инге, а не болтать всякую ерунду.
Она опять обозвала его дураком и отключилась. Он даже не успел возразить, что «всякую ерунду» болтал не он один. Разве это он затеял разговор об Иришке? Но на этот раз Виктор перезвонил сам. Дал подробный отчет о разговоре с Ингой, об ее самочувствии и пожелал Полине спокойной ночи, а Полина на прощание повторила, и не тем сухим тоном, а нормальным человеческим голосом, что любит его.
И Виктор, совершенно счастливый, отправился есть свой холодный больничный ужин.
Выписка заняла много времени и отняла массу сил. Виктор долго и страстно убеждал врача, что совершенно здоров и вполне трудоспособен, тот никак не желал с этим соглашаться, но в конце концов сдался. Потом оказалось, что на складе перерыв до одиннадцати, потом обнаружилось, что его телефон разрядился, и пришлось возвращаться в палату, чтобы его зарядить.
К дому Игоря Соловьева Виктор подъехал в начале первого. Вышел из такси. Осмотрелся – двор выглядел вполне мирно: никаких наблюдателей он не обнаружил, и ничего подозрительного не заметил. Сегодня ночью он продумал план разговора с Соловьевым, а утром понял, что план этот совершенно не годится. Виктор не знал, как заставить Соловьева прекратить работу, как убедить его помочь найти Мартиросяна, как создать этот эффект разбившейся тарелки. В прошлую их встречу Игорь его просто не слышал, и вообще выглядел человеком не вполне адекватным. Ну и что с ним делать? Силой оттащить от компьютера и привязать к батарее? Неизвестно даже, впустит ли Соловьев его сегодня в квартиру. Полина считает Игоря невинной жертвой страшного изобретения Мартиросяна, но Виктор не поручился бы за то, что этих отморозков вызвал не Соловьев. Маловероятно, конечно, что Игорь так хотел от него избавиться, но все может быть.
Виктор отошел в глубь двора, сел на скамейку, откуда хорошо просматривался соловьевский подъезд, решив сначала немного понаблюдать. Если бандитов вызвал тогда не Игорь, значит, это сделал тот, кто Соловьева охраняет, тот, кто заинтересован в его работе. А это значит, что, вполне вероятно, и сейчас наблюдение за ним не сняли. Но возможен и другой вариант: наблюдение за Соловьевым ведется с камеры, которая установлена непосредственно в его квартире. Тогда лучше им разговаривать где-нибудь на нейтральной территории. Нужно уговорить Игоря выйти к нему. Но как все это организовать?
Организовывать ничего не пришлось – дверь вдруг распахнулась, и из подъезда вышел Соловьев. Этого Виктор никак не ожидал. В первый момент он даже подумал, что ошибается – это не Игорь. Тем более что сегодня парень выглядел совсем по-другому. Спокойное лицо, никакого безумного взгляда, размеренные движения, деловая походка. Проследив, куда он идет, и не обнаружив никаких наблюдателей, Виктор двинулся за следом.
Так они дошли до троллейбусной остановки. Соловьев сел на скамейку, закурил. Виктор остановился немного поодаль. Подъехал троллейбус. Соловьев поднялся, затушил сигарету, бросил в урну и спокойно, не торопясь, вошел в троллейбус. Виктор последовал за ним.
Ехали довольно долго, с полчаса, не меньше. Соловьев сидел, привалившись головой к окну, и, казалось, дремал. Но тут объявили остановку: «Восьмая клиническая больница», Соловьев вскочил и двинулся к выходу. От его спокойствия не осталось и следа, он выглядел растерянным, потрясенным, как человек, которому зачитали смертный приговор. Смятение Игоря передалось отчасти и Виктору, он вдруг почувствовал, что сейчас произойдет что-то очень важное, а может быть, ужасное. Но решил пока не окликать Соловьева, просто быть начеку. Куда он идет? Зачем они приехали в эту больницу? Соловьев решил встретиться с Соломоновым? Для чего? Передать ему свою работу? Значит, они знакомы? Или он знает Соломонова через сознание Мартиросяна?
Виктор вслед за Соловьевым зашел в здание больницы. Игорь, миновав лифты, двинулся к лестнице и стал спускаться вниз. Зачем он идет в подвальный этаж? Отделение Соломонова никак не может находиться в подвале. А что там вообще может находиться? Прачечная? Технические помещения? Морг? Соловьев сосредоточенно шел, как ищейка по следу, руководствуясь одному ему ведомыми ориентирами, и у Виктора создалось ощущение, что Игорь здесь никогда раньше не был. Но вот он остановился у массивной стальной двери с кодовым замком. На мгновенье замер, словно что-то вспоминая, потом уверенно набрал комбинацию цифр. Раздался сигнал, подтверждающий, что код набран верно. Соловьев потянул ручку двери на себя, сделал шаг вперед, но не вошел внутрь, а снова замер. Теперь он производил впечатление человека, которого внезапно, резко разбудили. Игорь отпустил ручку двери, огляделся вокруг, словно не понимая, почему здесь находится, повернулся и пошел по коридору назад, прямо на Виктора. Но детектива он не узнал. Как у постороннего, спросил, где здесь выход. Виктор жестом попросил подождать, никуда не уходить, он кивнул и остановился.
Из-за полуоткрытой двери доносилась негромкая классическая музыка. Виктору почему-то пришло в голову, что это и есть «Реквием» Сальери и что дело близится к развязке. И тут раздался выстрел. Оглушительный, неправдоподобно громкий выстрел.
Глава 4
Он ошибался, считая себя неспособным к творчеству. Но история его смерти – настоящее произведение искусства. Жаль, что оно никогда не будет написано, не обретет формы. Историю его смерти можно было бы выразить звуками, история его смерти заслуживает поэмы, история его смерти осчастливила бы любого художника. Но ничего этого не произойдет. История его смерти не превратится в сюжет, а станет лишь основой полицейского протокола. Напишет его не самый талантливый на свете человек, следователь Петраков Евгений Павлович. А потом история его смерти обрастет слухами, толками… Впрочем, это не самый худший вариант – так и возникают легенды. Но в любом случае правды – той, настоящей, истиной правды – никто не узнает. Мартиросян мертв, Соловьев в определенном смысле тоже, объяснительную записку Виталий писать не стал, уже нет времени нет – дверь, за которой ждет смерть, приоткрыта. Осталось распахнуть ее пошире – поставить точку, запустить тот, второй, запасной вариант. Он не верил, никогда не верил всерьез, что второй вариант возможен, но все же подстраховался, приобрел пистолет. Вот теперь он ему пригодится. Не написанным Сальери аккордом прозвучит его выстрел. Он, Виталий Соломонов, соавтор, сотворец, внесет свой вклад в нечестивый, кровавый, мучительный «Реквием». Пауза – пора. Сальери смеется из зеркала – он, наконец, смог заманить Виталия в свою ловушку.
Сальери… Все так и было задумано, «Реквием» он писал не для себя, а для него, Виталия Соломонова, он предвидел события, он вырыл капкан. А Мартиросян – только повод. Не было бы Мартиросяна, оказался бы кто-то другой. Сальери – дьявол, вербующий души амбициозных простаков. Крымов, Покровский, а теперь вот и он, Виталий, стал его жертвой. Капля чернил вот-вот упадет и растечется кровавой лужей. Эй, следователь Петраков, готовьте свое гусиное перо, пора писать протокол. Ваша очередь!