Она презрительно фыркнула и пожала острыми плечами:
— Напугал. Тоже мне воспитатель. И не так хлестали, — оглядывается по сторонам, даже рот приоткрыла. Видно, что в таких квартирах никогда не бывала. Совсем мелкая. Неужели шестнадцать? Я б и тринадцати не дал. Хотя, может если переодеть, умыть и расчесать…
— Не хами. Я быстро могу вернуть тебя на вокзал. Не забывай, что я твой работодатель — плачу крышей над головой, жрачкой и в любой момент могу уволить без предупреждения и выходного пособия.
— Ладно. Все ясно. Проехали. Какие еще правила в твоем доме? Договор подпишем?
— Нет, мелкая, хватит устного. Еще — мыться. И желательно каждый день. А то пахнешь ты, как кучка навоза, а выглядишь и того хуже.
Нахмурилась и даже понюхала себя. Я сдержал смешок. Забавная она.
— Это ты загнул. Может и не благоухаю, как твои… эмммм… домработницы, но и не воняю. Я свитер три дня назад чистый надела и голову недавно мыла.
Она почесала затылок, потом у виска.
— Через день мыть надо, и зубы два раза в день чистить. Я очень чувствительный к запахам. А ну, иди сюда, дай голову посмотрю.
— Еще чего. Не лезь ко мне. Я обещала убирать и есть тебе готовить, а не позволять осмотры проводить.
— Грязная ты и ободранная. Не удивлюсь, если там в твоих космах немытых живность водится. Сюда иди. По-хорошему.
— Да пошел ты. Еще скажи медкомиссию пройти с гинекологом.
— Надо будет — пройдешь и гинеколога.
Шарахнулась к двери, когда я приблизился, а я сгреб ее за свитер и притянул к себе.
— Не брыкайся. Не вынуждай силу применять. Я тебе говорил, что еще раз на меня ругнешься — отрежу язык? Говорил. Последний раз предупреждаю: в следующий раз вымою рот с мылом, а в третий — реально отрежу язык. Ты не обольщайся, мелкая. То, что взял с собой, не значит, что ты попала в сказку, ясно?
Посмотрел на ее волосы вблизи, раздвигая пряди и сам выматерился вслух.
— Твою ж мать. Быстро в ванную. Ты же девочка. Ты что совсем не мылась? Охренеть.
— Отвали, не трогай меня. Какая тебе разница? Я сама.
Дергается, а на глазах слезы. На грязной физиономии только глаза и видно. Вот нахрена я ее притащил? Она мне весь дом загадит. Блохастая, грязная, как паршивый котенок.
А ты таким же вшивым не был? Когда по мусоркам жрачку собирал и спал с бомжами по чердакам, пока менты город прочесывали и искали тебя за очередную кражу или угон тачки. Забыл, как бабла даже на дустовое и керосин не было, и ты бритвой остригал себя налысо, чтобы избавиться от тварей, кишащих в твоих волосах? И вонял похуже помойной ямы, так как ни шмотья, ни душа в твоем распоряжении и в помине не было.
Я тряхнул Дашу еще раз и поднял ее лицо за подбородок.
— Сама? Да ты видела свой зоопарк? У тебя, бл**ь, вся голова. Как я тебя в дом пущу? Так, мелкая, сначала дезинфекция, или вали отсюда и живи в подъезде.
Затолкал ее в ванну и хлопнул дверью.
— Раздевайся. Там моя майка грязная, надень на себя, я в аптеку за отравой для твоего зоопарка.
Купил какую-то дрянь в красной бутылочке, расческу, шампунь и ножницы. Чувствовал себя идиотом. Продавщица, которой я пару раз дал в рот в ее подсобке и отымел в своей машине, смотрела на меня как на динозавра. Потом зашел в магазин женских шмоток, еле объяснил, что мне нужен "экстра смол". Сгреб трусы с какими-то зайцами и мишками, предлагали стринги, но я решил, что мелкая перетопчется, пару футболок, кофт и джинсы, которые та сняла с манекена, так как это оказался самый анорексечный размер в их магазине, и пошел домой, искренне жалея, что не послал кого-то из своих шестерок на этот сомнительный шоппинг. Граф будет торчать мне за это. Занесу в список его личных долгов.
Она так и сидела в ванной, когда я вернулся. Жалкая, в моей майке, которая доставала ей до колен, и дрожала. К себе подпускать и не думала. Орала, чтоб не трогал, и сама все выведет. Но там не то что сама, там и я, думаю, выведу не с первого раза. Пока намазывал ей голову, девчонка шипела, как драная кошка, а я матерился, вычесывая эту дрянь, одновременно постоянно сажая девчонку на место.
— Ты хоть когда-то расчесывалась? Не дергайся — остригу налысо.
— Стриги. Мне пофиг, — заорала, пытаясь вырваться, а я опять усадил насильно на стул.
— Пофиг ей. Оно и видно, что тебе пофиг. В зеркало хоть смотришься? Грязная, вшивая. Самой не противно?
— Смотрюсь, — огрызнулась, несколько минут помолчала, потом добавила, — Не противно. Вшивых и грязных не покупают. Так можно уцелеть, а не подыхать под каким-нибудь жирным педофилом, который тебя трахает, пока директор подсчитывает свои бабки за то, что отдал тебя в прокат. Что ты знаешь о грязи?
Я замер, посмотрел на нее через зеркало, она закрыла глаза. Умная малышка. Нашла метод уцелеть. Притом далеко не один. Я столько знаю о грязи, девочка, что тебе на десять жизней вперед хватит. Но именно сейчас у меня впервые что-то шевельнулось внутри. Я пока не знал, что именно, но пальцы погладили ее по плечу, успокаивая.
— Ты больше не в своем интернате и здесь тебя никто не тронет, малыш.
Повела плечами, сбрасывая мою руку.
— Давай, вычесывай. Не надо меня жалеть.
Дальше я вычесывал молча, выдирая волосы, а она терпела. Гребаная расческа и девчонка вместе с ней. Я, бл**ь, нянька, что ли? Злился на себя и в тот же момент понимал, что девчонку на улицу выставить не могу. Кроме того, мне сообщили, что отец ее сдох в больничке. Отбитые почки отказали. Так что сирота она теперь, и не без моей помощи.
Не то чтоб я испытывал угрызения совести по поводу ее мудака-папаши, но почему-то чувствовал ответственность за нее. А ведь когда-то сам произносил вслух прописные истины, по которым жил все эти годы: "никого и ни о чем не жалей, ни за кого не отвечай, никого не люби, никого не подпускай ближе, чем на соседний стул или расстояние длины твоего члена".
Пока что я нарушил две из них. Но глядя на нее, дрожащую, со слезами на грязных щеках, я почему-то не жалел об этом.
— Все. Мойся. Вот новые вещи. Твои я выкинул на помойку.
Наконец-то девчонка вышла из ванной. Волосы мокрые, в новых футболке и джинсах, руками себя обхватила за плечи.
— Замерзла, мелкая? Давай греться, я чайник поставил.
— Нет, не замерзла, это ты не все детали туалета купил.
Я расхохотался. Во весь голос. Это она там что спрятала? Грудь, что ли? Она у нее есть? Худая, как шпала. Но личико очень смазливое. Кошачье или ангельское. Смотрит огромными глазами и мокрые ресницы, как у куклы. Вырастет — мужики с ума сходить будут.
— А есть что прятать? — я продолжал смеяться, а она нахмурилась.
— Дурак.
— Да ладно тебе. Не злись, малыш. Кофту набрось и пошли ужинать.
— Меня Даша зовут.
— А мне пофиг, как тебя зовут. Мне так пока что нравится.
— Память плохая, да, Макс? Всех баб "малышами" величаешь, чтоб не перепутать?
Я усмехнулся — дерзкая мелочь. Но нет… вдруг подумал о том, что она первая, кому я дал вот это уменьшительно-ласкательное. Своих шлюх я никогда так не называл. "Придумал кличку — значит решил оставить надолго".
— Не хочу я есть. Спать хочу.
Я еще раз окинул ее взглядом. Довольно высокая и действительно хрупкая, но все же не смертельно худая, как казалось раньше. Модельная внешность, но зеленая до оскомины. Темные волосы достают ниже поясницы и слегка вьются. Красивые. Хорошо, что не отрезал.
— Иди, спи, — кивнул на пустующую комнату, — в той комнате постелено уже. Ты всегда днем спишь?
— Когда получается. Спать же надо.
— А ночью не пробовала? Говорят, помогает.
— Нет. Я не сплю ночью. Никогда.
— У каждого свои тараканы. Иди. Мне пару звонков сделать надо и к вечеру свалить. Сидеть будешь, как мыша, поняла? Вынесешь что-то из квартиры — найду и закопаю живьем.
— Я не воровка.
— Мне плевать, малая. Можешь быть хоть серийной убийцей, но не в этом доме.
Она жила у меня уже дня три. Проблемы я ужасно не любил, точнее, я любил их создавать, а не разгребать, а глядя на нее, я понимал, что она и есть проблема сама по себе. Моя. Личная. Такая маленькая, наглая проблема с огромными голубыми глазами, обгрызанными ногтями и любопытная до чертей.
Она действительно не спала по ночам. Я как-то зашел проверить, как она там, показалось, что ревела, и в комнате не увидел, а она под кроватью спряталась и дрожала там, как облезлая собачонка. Выманить не удалось, а я решил и не пытаться больше. У всех свои травмы из прошлого. Приучу постепенно спать в кровати. Только почему-то именно это заставило меня почувствовать внутри саднящее чувство. Нет, не жалости… а скорее, понимания того, что я бы нашел того, кто ее так напугал, и кастрировал. Потому что, как представил себе, что вот это голубоглазое существо кто-то бил или лапал — мне хотелось убивать. Впервые из-за кого-то. Наверное, я, бл***, слишком долго был один. Возможно, так же жалел бы кошку или собаку, если бы они у меня были, но вместо них у меня появилась она — Малыш.
Я поселил Дарину в комнате, где пару дней назад отлеживался Фима после перестрелки в автопарке. Надо будет взять мелкую в магазин и пусть купит себе все, что надо. Она же девочка, наверняка требуется ей там что-то… девчачье. И приодеть ее надо.
С разборок с сараевскими я вернулся под утро, слегка ошалевший после месива.
Стащил с себя окровавленные шмотки, кинул в стиральную машину. Долго стоял под душем, смывая с себя запах крови и смерти. Не то, чтоб меня это зацепило, к смерти я привык, и чья-то жизнь для меня значила ровно столько, сколько для кого-то значит срок годности электроприбора — неплохо, если долго служит, а сдох — туда ему и дорога. Всех, кто имел для меня значение и кого я любил — уже давно потерял. Я думал о другом, о Графе, который оказался хладнокровным психопатом, покромсавшим Михая на запчасти. Нечто вроде меня, но более холодный и расчетливый. Видел, как в полумраке поблескивали безумием маньяка его глаза и понимал, что парень не шутит, а когда первый палец Михая полетел на пол, я резко выдохнул. Твою ж… Неплохо.