Шарлотта удивилась:
– Грейси уже поставила чайник. Сейчас принесет. Может, хочешь чем-нибудь перекусить? У меня есть свежий хлеб и холодная баранина.
– Нет. Спасибо тебе. – Томас поступал невежливо и понимал это. Но что сказать ей о ее зяте? Если он скажет неправду и Кордэ окажется виноватым, она будет сердиться из-за его нечестности. – Я нашел дом, в котором жил Доминик до того, как поселился в Айсхауз-вуд.
– Айсхауз-вуд? – переспросила молодая женщина. – Ты не рассказывал мне об Айсхауз-вуд. Где же находится это жуткое место, этот ледяной дом[15]?
– В Чизлхерсте. И он отнюдь не хорош. Хотя мог бы показаться красивым, если бы не пребывал в таком пренебрежении.
Питт опустился в кресло возле огня и протянул к нему ноги; Шарлотта осталась стоять. Она посмотрела на мужа сверху вниз:
– Томас! Что случилось? О чем ты не хочешь рассказать мне?
Суперинтендант был слишком поглощен гневом и нерешительностью, чтобы улыбнуться этому образчику логики.
– Что тебе удалось узнать о Доминике? – Интонация миссис Питт сделалась резче, и за нею угадывался страх.
Полицейский повернулся лицом к жене. День заканчивался, и на лице ее также были заметны признаки усталости. Румянец на них несколько поблек, а из волос высунулись заколки. Она была слишком занята, чтобы привести себя в порядок к его возвращению. Тревога была явным образом написана на ее лице, в тонких морщинках около глаз, в тенях под ними, в напряженно сомкнутых губах…
Томас слишком любил ее, чтобы остаться неуязвимым. А потому, презирая себя, ответил:
– Он жил в большом доме в Мейда-Вейл вместе с несколькими другими людьми. Они исповедовали любовь без обязанностей… в стиле «живи как хочешь». Там он имел двух любовниц. Одной из них была девушка по имени Дженни, двадцати лет… – Он заметил, как супруга вздрогнула, но не стал останавливаться: – Он сделал ей ребенка. Оставшись в одиночестве, она испугалась. И не захотела делить его с другой. Сам он не сделал выбор между ними. Дженни приняла большую дозу опиума и умерла. Понимая свою вину, Доминик в отчаянии бежал оттуда… в Айсхауз-вуд… где его, на пороге самоубийства, и обнаружил Рэмси Парментер.
– Бедный Доминик, – негромко проговорила миссис Питт. – Должно быть, ему уже казалось, что в жизни ничего больше не осталось…
– Ну да, для Дженни и ее ребенка действительно ничего не осталось! – немедленно огрызнулся ее муж.
Его внезапно одолел гнев. Эта бесцельная, жуткая трагедия казалась ему непереносимой. A теперь тот же самый Доминик в священническом воротничке уверяет таких, как Алиса Кэдуоллер, пожилых леди, в том, что он является пастырем слабых и невинных душ! Не говоря уже о Вите Парментер, которая видит в нем силу и совесть дома. И одни только небеса знают, как относилась к нему Юнити Беллвуд. И вот теперь Шарлотта, лучше всех прочих знающая, каков он есть, которая видела, как он бьет ее собственную сестру, вместо того, чтобы отнестись к нему с презрением и пожалеть Дженни, говорит: «Бедный Доминик!»…
Миссис Питт побледнела как мел:
– Ты говоришь страшные слова, Томас!
Она дрожала.
Грейси открыла дверь, держа в руках поднос с чаем.
– Страшны не слова, а поступок. – Полицейский уже не мог остановиться. – Я не хотел тебе это говорить, ты сама напросилась.
– Но ты сказал их! – обвинительным тоном проговорила его супруга, уже не громко, но очень спокойно, с обидой и раздражением. – Ты хотел, чтобы я узнала о том, что Доминик совершил насколько мерзкий, не подлежащий забвению поступок.
Это было правдой. Томас хотел, чтобы она узнала это. Он хотел разбить то ложное, идеализированное представление, которое составилось у нее о Кордэ, чтобы увидела его таким, каким приходится видеть этого человека ему, Питту: настоящим, недалеким, эгоистичным, томимым виной… но надолго ли? Достаточно для того, чтобы перемениться… или же нет?
Грейси опустила поднос на стол. Она была похожа на испуганного ребенка. Другого дома, кроме этого, девушка не знала и потому терпеть не могла редко случавшихся в нем ссор.
Шарлотта повернулась к ней:
– Спасибо. Пожалуйста, разлей чай. Увы, мы получили довольно неприятные известия о моем зяте, мистере Кордэ. Надеюсь, эти новости не верны, однако как знать…
– Ох, – пискнула горничная. – Простите.
Хозяйка попыталась улыбнуться девушке:
– На самом деле мне не стоило так расстраиваться. Я довольно давно знаю его, и подобные вести не должны бы удивлять меня.
Она проследила за тем, как Грейси разливает чай, и после недолгой нерешительности подала чашку Томасу.
– Спасибо, – поблагодарил тот.
Поставив чашку рядом с Шарлоттой, служанка вышла.
– Ты, я думаю, считаешь, что он был отцом ребенка Юнити и убил ее, потому что она занялась шантажом, – без обиняков заявила миссис Питт.
– Знаешь что, ты не имеешь права так говорить, – возразил суперинтендант, ошеломленный этим несправедливым наветом. – Я не делал подобных выводов. У меня нет доказательств, указывающих на то, кто из них убил Юнити, как нет и надежды получить какие-либо практические свидетельства самого преступления. Все, что я могу сделать, – это побольше узнать о каждом из них и надеяться на то, что вскроется обстоятельство, которое докажет чью-то вину или оправдает одного из них. Чего ты от меня хочешь… чтобы я заранее оправдал Доминика?
Его жена отвернулась:
– Нет, конечно нет. Я сержусь не на то, что ты узнал все это, но из-за того, что тебе это приятно. Я хочу другого, хочу, чтобы ты чувствовал себя столь же несчастным, как и я сама.
Шарлотта распрямилась и стала спиной к нему напротив темного окна.
Понимая, что она имеет в виду, полицейский ощутил некоторую отстраненность; и все же мрачный и холодный голосок в его душе твердил, что будет доволен, если убийцей окажется Доминик.
Спал Томас очень скверно и проснулся поздно. Спустившись вниз, он застал в кухне Телмана, попивающего чай и занятого разговором с Грейси. Заметив вошедшего начальника, инспектор, чуть покраснев, вскочил.
– Ешь спокойно, – распорядился Томас. – Я не намерен выходить из дома без завтрака. А где миссис Питт?
– Наверху, сэр, – ответила служанка, не отводя от него глаз. – Перебирает простыни.
– Понятно. Спасибо. – Хозяин дома сел за кухонный стол.
Положив ему овсянки, Грейси поставила на огонь сковородку для копченой рыбы. Томас хотел сказать девушке что-нибудь утешительное, уверить ее, что эта размолвка не затянется надолго, однако так и не смог придумать ничего подходящего. Даже после того, как через полчаса оставил дом, так и не поднявшись наверх, чтобы переговорить с Шарлоттой.
Он отослал Телмана изучать все, что можно найти о прошлом Мэлори Парментера, о его переходе в католичество, a также о его личных привычках и знакомствах.
Сам же суперинтендант обратился к исследованию прошлого Юнити Беллвуд и провел безрадостную субботу, нарушая отдых людей, более тесно знакомых с нею. Получив ее предыдущий адрес от Рэмси Парментера, он направился к дому в Блумсбери, находившемуся менее чем в пятнадцати минутах от его собственного жилья. Томас шел быстро, широким шагом, не обращая внимания на соседей, погруженный в собственный гнев и несчастье.
В доме, куда он пришел, царил дух, не столь уж отличный от того, который присутствовал в Мейда-Вейл. Здесь также были развешаны на стенах картины, а в шкафах и на столах стопками стояли книги – все дышало преднамеренно подчеркнутой индивидуальностью. Его без любезностей встретил бородатый мужчина лет примерно пятидесяти, признавший, что, да, Юнити Беллвуд проживала здесь три или четыре месяца назад, после чего отправилась в какое-то неведомое ему место.
– Как долго она здесь жила? – спросил Питт. Он не собирался допустить, чтобы от него отделались как от досадного недоразумения, портящего тихое субботнее утро, когда люди отдыхают и не желают якшаться с незнакомцами.
– Два года, – ответил мужчина. – Она занимала комнаты наверху. Теперь их сдали милой молодой паре из Лестершира. Обратно сдать их ей невозможно, а других у меня нет.
Он бросил на полицейского задиристый взгляд. Отношение этого человека к Юнити было очевидно.
Томас прессовал его до тех пор, пока тот не взорвался, a потом отправился расспрашивать остальных жильцов дома, формируя в своих мыслях образ Юнити, не слишком много добавлявший к тому, что он уже знал. Несмотря на выдающиеся академические успехи, ее надменность и неистовый характер вызывали в людях двойственное отношение. Ею восхищались настолько бурно, что видели в ее смерти личную и общую утрату. Она демонстрировала великую отвагу в борьбе со всякого рода угнетением, ханжеством и фанатизмом, с узколобыми и несправедливыми законами и прочими налагаемыми на разум ограничениями, которые стремятся подавить чувства и ограничить подлинную свободу мысли и идей. Питт угадывал в этом образе отголоски стремления Морган к благородной и свободной любви.
Ненавидевшие ее завидовали и боялись. Да, были люди, которые боялись ее. Мисс Беллвуд разрушала то, что они знали. Она угрожала их душевному миру и будоражила их разум.
Из рассказов тех, кто восхищался ею, и тех, кто ее презирал, равным образом следовали постоянное стремление к манипуляции людьми, стремление к власти и желание пользоваться ею ради самой власти.
Суперинтендант вел свое расследование до темноты. Спина его болела, и он чувствовал страшную усталость и голод, однако ему удалось обнаружить лишь немногое из того, о чем он не мог бы догадаться. Больше тянуть с возвращением домой было невозможно. Питт прошел по Говер-стрит, миновал перекресток Фрэнсис-стрит и Торрингтон-плейс… Ноги его уже ныли. Быть может, поэтому он шел все медленнее?
Легкая дымка окружала в сыром воздухе тонкий новый полумесяц, повисший над голыми ветвями деревьев. Возможно, заморозки еще не закончились… Что сказать Шарлотте? Сегодня утром она была настолько сердита, что даже отказалась сойти вниз, для того лишь, чтобы не говорить с ним.