– Примерно на три, я бы сказал, – согласился Питт. – Но ты где-то на те же три дюйма выше Виты, так что сойдет.
Протянув руки, Томас аккуратно взял жену за горло и пригнул ее к самому столу. Она попыталась сопротивляться, однако при его росте, весе и силе сопротивление было бесполезно. И это еще при том, что он не сжимал ее горло!
– Возьми нож, – приказал Питт.
Заведя руку назад, Шарлотта попыталась нашарить ручку на крышке стола, но та не попалась ей под руку.
Взяв ручку, полицейский подал ее супруге.
– Спасибо, – напряженно проговорила она.
Питт еще немного пригнул ее к столу.
Шарлотта подняла «нож», на мгновение задержала ее, чтобы дать Питту время отшатнуться, как, по словам Виты, сделал Рэмси, а потом ударила изо всех сил, но держа ручку за кончик пера, так что удар практически был нанесен рукой. Она попала мужу в щеку, и Питт дернулся. Однако с тем же успехом женщина могла угодить ему и в горло. Попробовав еще раз, она попала в его шею под ухом.
Распрямившись, суперинтендант потер рукой место удара, который оказался сильнее, чем его жене хотелось бы.
– Вполне возможная ситуация, – без радости в голосе признал он. – B отличие от самой ссоры. Причина ее кажется мне совершенно непонятной. Как по-твоему: он действительно попытался убить ее? Зачем? В самих письмах нет ничего предосудительного, если знать их природу, a ее нетрудно определить, располагая оригиналами. Но даже без них существуют и другие экземпляры. В некотором смысле это известно всем. Их может отыскать любой знаток классической литературы. Рэмси не мог не знать, что его оправдания основательны.
– Но может быть, речь пошла о чем-то еще? – предположила миссис Питт, посмотрев супругу в глаза.
– Возможно, и нет, – Томас не стал торопиться с ответом. – Возможно, она с самого начала задумала убить его. О том, что Рэмси ударил Виту тогда или в первый раз, мы знаем только с ее слов.
Взявшись за шнурок звонка, он потянул его.
– Что ты собираешься делать? – удивилась Шарлотта.
– Хочу узнать, где лежал нож для бумаг, – ответил Томас. – Судя по тому, как упал Рэмси, он мог лежать только где-то здесь.
Он указал в сторону одного из концов стола и продолжил:
– То есть со стороны его левой руки. Рэмси был правшой, и класть нож слева от себя ему было бы неудобно. Если он стоял перед Витой – а он должен был стоять именно так, чтобы упасть так, как он лежал, – то она должна была лежать на столе так, как лежала ты. Нож должен был оказаться прямо под ее рукой, так как у нее не было возможности повернуться и отыскать его взглядом. Ты не сумеешь повернуться, когда кто-то держит тебя за горло и пытается убить или предпринимает нечто похожее на попытку убийства. Поэтому нож должен был находиться у переднего края стола, вдалеке от Рэмси, если он сидел в кресле, как и должно быть, когда ты пользуешься ножом для бумаги.
– Так где же, по-твоему, находился нож? – уточнила женщина.
– Не знаю, но, кажется, не там, где она говорила.
Дверь отворилась, и в нее заглянул дворецкий с вопросительным выражением на лице:
– Да, сэр?
– Должно быть, вы часто заходите в эту комнату, Эмсли?
– Да, сэр, по нескольку раз на дню… то есть так было раньше, когда был жив мистер Парментер. – По лицу старого слуги пробежала тень.
– А где обычно находился нож для бумаги, где его точное место? Можете показать?..
– Который из них, сэр?
– Что?
– Который из ножей, сэр? – повторил Эмсли. – Один находится в холле, другой – в библиотеке, и третий – здесь.
– Тот, который был здесь, – нетерпеливым тоном проговорил Питт.
– На столе, сэр.
– В каком именно месте?
– Вот здесь, сэр. – Домоправитель указал на дальний правый угол. – Симпатичный такой, изображал что-то вроде Экскалибура… меча короля Артура.
– Да, конечно… Однако мне он скорее показался похожим на французскую саблю.
– Французскую саблю, сэр? O нет, сэр, простите меня, но он определенно изображал старинный английский меч, совсем прямой и с кельтской рукоятью. Рыцарский меч. В нем не было ничего французского! – вознегодовал дворецкий, на бледных щеках которого проступили красные пятна.
– Значит, в доме есть два ножа для бумаги, похожих на мечи?
– Да, сэр. Тот, который находится в библиотеке, больше соответствует вашему описанию.
– Вы уверены? Абсолютно?
– Да, сэр. Я всегда был любителем чтения, сэр. И «Смерть Артура» перечитывал несколько раз. – Эмсли, не замечая того, чуть расправил плечи. – Я способен отличить рыцарский меч от французской сабли.
– Но вы уверены в том, что сабля находилась в библиотеке, а меч – здесь? Их не могли поменять местами на какое-то время?
– Могли, сэр, но не меняли. В тот самый день я видел Артуров меч на этом столе. Более того, мы с мистером Парментером говорили о нем.
– А вы уверены в том, что это было в тот же самый день? – продолжил расспросы Питт.
– Да, сэр. Этот разговор произошел в день смерти мистера Парментера. Я никогда не забуду об этом, сэр… Но почему вы спрашиваете? Это имеет какое-то значение?
– Да, Эмсли, имеет. Благодарю вас. Мы с миссис Питт уходим. Спасибо за содействие.
– Благодарю вас, сэр. И вас, мэм.
Оказавшись на улице под солнце и ветром, Шарлотта повернулась к Томасу:
– Она взяла этот нож с собой, правда? Она заранее задумала убийство! Никакой ссоры не было. Она выбрала такое время, когда все слуги обедали, а члены семьи находились или в зимнем саду, или в гостиной. Никто не услышал бы его криков, даже если они и были!
Суперинтендант занял место по правую руку от нее, направляясь в сторону церкви:
– Да, похоже, что так. Наверное, с того самого мгновения, когда Вита увидела Юнити лежащей у подножия лестницы, даже до того, как убедилась в ее смерти, она решила во всем обвинить Рэмси. Она подстроила обстоятельства так, чтобы можно было заподозрить, что он теряет контроль над собой, вплоть до полного лишения разума и попытки задушить ее. В подобной ситуации она могла убить его и остаться при этом невинной и скорбной вдовой. Она посчитала, что со временем ей удастся выйти за Доминика и таким образом добиться всего, чего она хотела.
– Но Доминик ее не любит! – возразила Шарлотта, прибавляя шагу, чтобы поравняться с мужем.
– Не думаю, чтобы она понимала это. – Питт быстро взглянул на жену. – Если человек любит пылко и страстно, вплоть до наваждения, он видит лишь то, что хочет видеть.
Он не стал напоминать любимой о ее собственных прошлых переживаниях.
А миссис Питт смотрела прямо перед собой, и щеки ее порозовели лишь самую малость.
– Это не любовь, – негромко проговорила она. – Вита могла обманывать себя тем, что заботится о благополучии Доминика, но это не так. Она никогда не открывала ему свои замыслы и не позволяла сказать, чего он хочет или не хочет. Все, что делала, она делала ради себя. Таково наваждение.
– Понимаю.
Последнюю сотню ярдов до церковной двери они преодолели молча.
– Я не могу войти туда в этой шляпке! – вдруг встревожилась жена полицейского. – Мы не одеты подходящим для церкви образом. Нам следовало прийти в черном. Все-таки хоронят Рэмси…
– Уже слишком поздно. – Мужчина поднялся по ступеням, и Шарлотта заторопилась следом.
Навстречу им вышел привратник, с легким неодобрением взиравший на неопрятную внешность Томаса и голубую с пером шляпку его жены.
– Суперинтендант Питт и миссис Питт, – властным тоном произнес полицейский. – У нас судебное, срочное дело… иначе я не пришел бы сюда.
– Ах… Ах да, понятно, – отозвался привратник, ничего, конечно, не понимавший. Тем не менее он отступил в сторону.
Церковь была наполовину пуста. Похоже, что многие сомневались в том, стоит ли приходить, и некоторые так и остались дома. Естественно, ходили слухи и сплетни о том, что именно произошло, и самое главное, почему это случилось. И все же Томас заметил нескольких уже знакомых ему прихожан, среди которых выделялась мисс Кэдуоллер, сидевшая с идеально прямой спиной в заднем ряду, в черном пальто и черной шляпке с великолепной вуалью – которой, на взгляд Шарлотты, было по меньшей мере лет пятнадцать. Там же находился и мистер Ленделлс, лицо которого дергалось, словно он готовился разразиться слезами. Должно быть, ему слишком отчетливо припомнилась другая смерть.
На кафедре находился епископ Андерхилл – в великолепном, буквально сверкавшем облачении. Если он и сомневался в том, можно ли проводить похороны Рэмси с полными, подобающими священнику почестями, или же следует по возможности замять мероприятие, то очевидным образом сделал выбор в пользу помпы и бравады. Он не говорил ничего, что конкретно относилось бы к Парментеру, однако его звонкий голос разносился над головами собравшегося малого стада и наполнял рождающее эхо пространство под сводами.
Айседора сидела в первом ряду, очень серьезная и собранная на вид. Она была великолепно одета, и поля ее широкой черной шляпы, украшенной с одного края перьями, были загнуты кверху. Однако при более близком рассмотрении на лице супруги епископа читалось несомненное беспокойство. Напряжены были и ее плечи, и держалась она, как будто бы ощущая готовую прорваться внутреннюю боль. Бесстрастные глаза ее были прикованы к лицу мужа, но не оттого, что она была поглощена его словами, а потому, что миссис Андерхилл просто боялась посмотреть в другую сторону.
По другую от нее сторону прохода между рядами скамеек косой свет из высокого окна проливал радугу на голову Корнуоллиса. Он тоже смотрел строго перед собой, не поворачивая головы ни вправо, ни влево.
Шарлотта поискала взглядом черноволосую голову Доминика. Он должен был находиться где-нибудь впереди, подумалось ей, но она тут же осадила себя, вспомнив, что ее зять принадлежит к числу пастырей, а не к пастве. Бесспорно, он должен был сейчас исполнять какие-нибудь официальные обязанности. Пока церковные власти не назначат официального преемника Рэмси, в этом храме будет распоряжаться Кордэ.