Религиозные мотивы в русской поэзии — страница 5 из 19

[36], – читаем у Ширяева.

Поэтому позвольте предположить, что конфессиональный выбор писателя – это его глубокое осознание собственного православного богатства, обогащенного мировым опытом христианства, как части вселенского универсального явления. Продолжу мысль М.Г. Талалая, который, имея ввиду неосведомленность отечественной публики о католицизме автора, говорит: «До сих пор книга Ширяева о Соловках “Неугасимая лампада” выходит в России преимущественно в православных издательствах. На одном из переизданий я даже видел гриф “По благословению Патриарха Алексия Второго”. Понятное дело, Патриарх не благословил бы книгу русского католика…»[37]. Я же считаю, что, напротив, благословение Патриарха – факт оптимизма, направленного к преодолению разделения и обогащению христиан. Опыт жизни пронесенный через страдания с целью «сохранения своей неповторимой “русскости” при интеграции в Европу, да и в весь остальной мир»[38], пережитый Борисом Николаевичем Ширяевым может служить для нас примером.


священник Владимир Колупаев,

настоятель храма Мадонны дель Буон Консилъо, Сериате (провинция Бергамо)

От издательства «Жизнь с Богом»

Те, кто внимательно вчитывались в русскую классическую литературу – поэзию или прозу, поражались обилием в ней моральных и религиозных мотивов и сюжетов.

Цель этой брошюры, как и издаваемой одновременно нами брошюры профессора В.Н. Ильина «Арфа царя Давида в русской поэзии»[39], ознакомить преимущественно наше молодое поколение с некоторыми из этих замечательных произведений, установить контакт между этими сокровищами русского словесного искусства и теми, кто пишут или размышляют на религиозные темы и жаждут живого слова и живых откровений[40].

[Брюссель, 1960]

Памяти Б.Н. Ширяева

Автор этой брошюры профессор Борис Николаевич Ширяев скончался 17 апреля 1959 г. в Сан-Ремо (Италия) после продолжительной болезни. Но светлая память о нем будет жить… Незабываем облик писателя, собиравшего искорки добра в каторжных условиях соловецкой ссылки и создавшего из них кроткое сияние «Неугасимой лампады»[41].

Б. Н. Ширяев родился в Москве в 1889 году. Там же окончил гимназию и историко-филологический факультет; был оставлен при университете: перед ним открывалась научная карьера. Но в 1914 г. он добровольцем ушел на войну и вступил в Черниговский гусарский полк.

После развала фронта в 1918 г. он вернулся в Москву в чине ротмистра. Стремясь пробраться на юг к добровольцам, он попал в руки красных, которые приговорили его к смертной казни. Ему удалось бежать в Одессу, а оттуда в Среднюю Азию, где он участвовал в белом движении, а после поражения его был принужден работать надсмотрщиком огромных табунов на средне-азиатских пастбищах.

При первой возможности он пробрался в Москву, где его снова арестовали и опять приговорили к расстрелу; но смертная казнь была заменена десятью годами заключения на Соловках. Тяжелая физическая работа в лесу и по вязке плотов соединилась с упорной работой в театре и литературных изданиях. Еще до революции Борис Николаевич сотрудничал в различных московских газетах и выпустил в 1917 г. небольшую книжку стихов. Первую крупную повесть «Паук на колесиках» он напечатал в выходившем на соловецкой каторге журнале «Соловецкие острова»[42]. После пяти лет пребывания на каторге, с 1922 по 1927 год, его выслали в Среднюю Азию, где он сотрудничал в нескольких газетах, преподавал в Ташкентском университете и издал несколько брошюр по искусству Средней Азии, наиболее крупная из которых – «Кукольный театр в Средней Азии». Кроме газетных статей и очерков он писал рассказы для юношества. Печатался в «Прожекторе», «Огоньке», «Вокруг Света» и других ведущих журналах.

По окончании срока ссылки, Борис Николаевич опять в Москве. Снова арест, тюрьма, голод, скитания. В 1936 г. он попадает в Ставрополь, где работает в качестве преподавателя в нескольких школах и где женится на студентке педагогического института Нине Ивановне Капраловой. В 1941 г. беженцы нахлынули из западных областей. Все места предоставляются им. Ширяева увольняют. Снова нищета и скитания, на этот раз с четырехлетним сыном.

С приходом немцев положение меняется. Борис Николаевич – редактор первой русской свободной газеты и ведет большую общественную работу, добиваясь освобождения ряда военнопленных и помогая своим соотечественникам, даже когда приходится рисковать своим положением. Борис Николаевич работает как журналист в Берлине, потом в Белграде и снова в Германии.

В 1945 г. он переезжает с семьей в Италию[43]. Там ждут его новые опасности и бедствия – жизнь в беженских лагерях, тяжелая болезнь легких. Длительное бездомное существование, голод и нужда… И несмотря на всё это, этот последний период жизни Бориса Николаевича оказывается самым плодотворным. Днем он – продавец кукол, а вечером когда стихает лагерный шум, пение и плач, он лихорадочно и упорно работает, при свече.

Первая его вещь «Соловецкая заутреня» была напечатана в «Русской Мысли». Затем следует там же ряд очерков. Другие статьи печатаются в журналах «Часовой», «Знамя России», «Наша страна». В 1948 г. в лагере Пагани он пишет повесть «Уренский царь», помещенную Мельгуновым в «Возрождении», также как и «Последний барин» и «Ванька вьюга». «Овечья лужа» и «Горка Голгофа» появляются в «Гранях». В 1952 г. выходит в Аргентине его первая книга «Ди-Пи в Италии»[44], затем сборник рассказов: «Я – человек русский» и серия очерков «Светильники Русской Земли»[45]. В 1954 году в издательстве имени Чехова в Нью-Йорке появился его самый значительный труд «Неугасимая лампада». Несмотря на трудность темы – описание соловецкой каторги – книга эта стала самой популярной (best seller) из всех книг изданных чеховским издательством. В 1958 году в «Гранях» был напечатан «Кудеяров дуб», изданный также отдельной книгой издательством «Посев»[46]. Несколько статей Бориса Николаевича были напечатаны в журнале «Россия и Вселенская Церковь». Укажем, наконец, что на итальянском языке Борис Николаевич издал книгу «Обзор советской литературы»[47] за период 1920–1940 гг. («Panorama della letteratura russa contemporanea»), вызвавшую большой интерес в Италии, где эта тема была почти неизвестна[48].

«Религиозные мотивы русской литературы» являются последним трудом Б.Н. Ширяева. Писал он на эту тему с увлечением, хотя временами силы его оставляли, надеясь, что это издание заинтересует русскую молодежь. Не раз он вспоминал, как студенты вузов обращались к нему со своими религиозными запросами и те из них, кто хотели молиться, искали вдохновения в русской литературе: молитва Лермонтова и другие религиозные стихотворения превращались в их устах в подлинную молитву.

Борис Николаевич горячо любил всё родное ему – русское, но он сумел преодолеть часто встречающиеся предрассудки и оценить духовные сокровища приютившей его Италии. В зарубежной печати в хоре похвальных отзывов о нем появился и упрек в слабости, которой объясняли его присоединение к Католической Церкви. Наши близкие отношения с покойным вменяют нам в обязанность выяснить этот больной вопрос, как будто ложащийся тенью на последние годы его жизни. Это разъяснение облегчается тем, что Б.Н. Ширяев на русско-католическом съезде в Брюсселе в 1956 г. сам выразил желание рассказать о своем жизненном пути, приведшем его к воссоединению со Вселенской Церковью.

По его словам в семье его отсутствовало религиозное воспитание; первые религиозные воспоминания связаны у него со старушкой-няней, неграмотной женщиной, но преисполненной действенной веры и любви. Позже в университете в основу его мировоззрения легла мысль выраженная Трубецким, другом и учеником Владимира Соловьева: «Я исповедую религию Святого Духа. Я чужд как римским, так и византийским ограничениям». Слушая лекции профессора Ключевского, Ширяев уяснил себе, что русская вера – не византийский догматизм, а нечто другое. Это «другое» впоследствии открыл ему Лесков. Он показал, что этим «другим» является любовь к Господу и к ближнему и что творческое христианство важнее узкого формализма; народ оценивает в первую очередь жизненную правду человека.

Впервые на фронте, когда жизнь была в опасности, Борис Николаевич стал молиться. Соловецкая каторга явилась для него поворотным пунктом. Соловки, говорил он, поистине святой остров. Его атмосфера такова, что там нельзя не прийти к Богу.

В Италии Б.Н. Ширяев встретился с католическим духовенством, и оно произвело на него сильное впечатление своей жертвенностью и любовью. Это было то действенное христианство, которое влекло его с молодости[49].

Где любовь – там Христос, – заключил он. Признав подлинность вселенского христианства практическим путем, он изучил творения Владимира Соловьева, вследствие чего признал и теоретически истинность Вселенской Церкви. «Для меня стало ясно, – говорил он, – что вселенское, воссоединенное с Апостольским Престолом, православие и есть русская вера, вера отцов, вера действенная, вера отданности Христу и делам милосердия. Когда нас упрекают в том, что мы, якобы, отступники от веры отцов, мы должны отослать своих обвинителей к историческим первоисточникам. Профессор Ключевский, готовя нас к выпуску, давал нам, студентам, незабвенные указания: “Когда разбираете какое-либо историческое явление, не верьте современному историку, а ищите первоисточник; не верьте и первоисточнику, ищите дополнений, сопоставляйте, взвешивайте и никогда не имейте заранее предрешенного мнения”. Браки русских княжон с представителями королевских династий Запада, без их перехода в “латинскую веру”, паломничества в Рим, обмен посольствами и тесные взаимоотношения с апостольским Престолом после византийского раскола – с достаточной уб