Религиозные практики современного суфизма в Дагестане(заметки полевого исследователя)
Посвящается Джульетте Месхидзе
Дагестан на Северном Кавказе издавна славился своей религиозностью. До революции 1917 года в Дагестане было свыше 1700 квартальных мечетей и 356 соборных мечетей, действовало 766 школ-медресе, в которых работало более 2500 мулл-кадиев1. В годы советской власти подавляющее большинство мечетей было закрыто, многие мусульманские ученые-алимы репрессированы, а преподавание арабского языка запрещено.
В 1970-1980-х годах произошло определенное оживление религиозной жизни. В 1987 году на территории Дагестана официально действовало 27 мечетей2. Но то, что случилось в 1990-х годах, иначе как религиозным ренессансом назвать нельзя: по всему Дагестану восстанавливались мусульманские общины (джамааты), строились или ремонтировались мечети, открывались мусульманские медресе, институты и университеты. К сентябрю 2003 года в Республике Дагестан было зарегистрировано 1091 соборных мечетей, 558 квартальных мечетей, 16 исламских вузов и университетов, 52 филиала вузов, 141 медресе, 324 примечетные школы3.
Большинство дагестанских мусульман исповедует традиционный суннитский ислам шафиитского толка. Местный ислам глубоко воспринял суфизм, который распространен сегодня в Дагестане в виде четырех тарикатов: накшбандия, шазилия, джазулия (ответвление братства шазилия) и кадирия.
В советское время тарикаты находились под запретом, шейхи-суфии были либо репрессированы, либо действовали подпольно. Так же подпольно осуществлялась передача разрешений (изну или иджаза) на распространение того или иного тариката от шейха к ученикам. Часто при передаче изну (иджаза) либо было очень мало свидетелей, либо их не было вовсе. Впоследствии в 1990-х годах это привело к появлению многочисленных шейхов, а также к взаимным обвинениям шейхов в неправильном получении изну (иджаза) и в том, что шейхи-оппоненты не являются настоящими.
Сегодня можно сказать, что традиционный суфийский ислам в Дагестане выделяется, как и прежде, ориентацией на духовные ценности; он неагрессивен, и понятие «джихад» трактуется в нем в плане личного стремления верующего к самоусовершенствованию. Мюриды относятся к своему шейху примерно так же, как простые миряне в православии к своему старцу. Вполне определенно можно предположить, что тесная связь мюридов с шейхами лежит в основе глубокой приверженности дагестанского населения своим традициям и своей религиозной практике.
Говоря об уровне религиозности в целом, трудно дать точные данные о регулярном соблюдении обрядов в Дагестане, но даже если допустить, что эта цифра колеблется между 20 и 30 % населения, то это будет намного выше, чем в среднем в разных религиях соблюдаются обряды в целом по России. Разумеется, процент активных последователей суфизма еще ниже, но он, очевидно, достаточен для формирования особой духовной культуры, характерной для дагестанского ислама. Как полевой исследователь, в течение 10 последних лет работавший в Дагестане, я могу констатировать, что, вероятно, за исключением Чечни, эта республика является наиболее религиозной в России.
Суфийские шейхи играют в этом религиозном возрождении ключевую роль.
Сегодня самый влиятельный шейх Дагестана – аварец Саид-эфенди Чиркеевский. Он учит по трем тарикатам: накшбандия, шазилия и джазулия. До того как стать шейхом, он был простым чабаном. Его мюриды (последователи) не только контролируют Духовное управление мусульман Дагестана, играющее важную политическую роль, но и тесно связаны с дагестанскими государственными структурами; под их контролем в значительной мере находятся мусульманские радио-и телепередачи, мусульманская периодика. Среди последователей Саида-эфенди есть представители различных национальностей, но заметно преобладают аварцы. Муфтий Дагестана аварец Ахмад-хаджи Абдуллаев, разумеется, также мюрид Саида-эфенди.
Среди других видных дагестанских шейхов отметим кумыка Мухаммеда-Амина Параульского, скончавшегося в июне 1999 года и оставившего в качестве преемника шейха Мухаммеда-Мухтара, проживающего в поселке Кяхулай в окрестностях Махачкалы. Мухаммед-Амин и Мухаммед-Мухтар – адепты накшбандийского тариката.
Необходимо также сказать о шейхе Тажуддине Хасавюртовском (родом из андийского селения Ашали). Тажуддин пользовался большим авторитетом прежде всего среди андоцезских народностей и вел проповедь трех тарикатов: накшбандия, шазилия и джазулия. 31 июля 2000 года я ездил к шейху вместе с его сыном Ибрагимом Тажуддиновым. Шейх принял нас хорошо, хотя и был очень болен. Он плохо слышал и был слеп. Мои вопросы на ухо шейху повторял его сын по-андийски. Шейх сделал мне дуа (молитву), держа мои руки в своих. Руки у него, несмотря на возраст, были сильные и горячие. Шейх буквально зарядил меня энергией.
Со своими мюридами шейх работал индивидуально. Во время молитвенного общения шейх и мюриды упирались коленями друг в друга. Тажуддин отрицал коллективную молитву-зитср и настаивал на индивидуальном тихом зикре. Его последователи в основном живут в Цумадинском, Ботлихском, Ахвахском и Хасвюртовском районах. После кончины шейха Тажуддина 10 сентября 2001 года его преемником стал шейх Мухаммед, даргинец из села Новый Костек (Хасавюртовский район)4.
Самым известным шейхом Южного Дагестана является Сиражуддин Табасаранский. Он получил изну в 1989 году от накшбандийского шейха Абдуллы, прожившего 115 лет и похороненного в Дербенте в конце 1990-х годов. 12–13 августа 2000 года я был гостем шейха Сиражуддина в его родном селении Хурик. 12 августа в доме Сиражуддина состоялся большой зикр, во время которого громким речитативом повторялось: «Ля илляха илля-л-Лла» («Нет бога, кроме Бога»). В каком-то смысле зикр напоминает встречающиеся в новых религиозных движениях техники: rebirthing (новое рождение) и крию (индийское дыхательное упражнение и одновременно своеобразную медитацию), – и отчасти хлыстовское радение, судя по имеющимся описаниям. Сиражуддин организовал сеть медресе по всему Табасарану и стал настоящим духовным лидером этого края. Он также основал Исламский университет Южного Дагестана, находящийся в Дербенте.
Есть в Дагестане и мюриды накшбандийского шейха Мухаммеда Назима Киприотского, проживающего в Лефке на Северном Кипре, ученика шейха аварского происхождения Абдаллаха Дагестани, большую часть жизни проведшего в Сирии. Именно вирду (направлению) этого шейха и будет в основном посвящена настоящая статья.
Вирд шейха Мухаммеда Назима Киприотского в Дагестане проникает (или, можно сказать, возвращается) в республику летом 1997 года во время визита шейха Мухаммеда Назима в Дагестан и Чечню, и с тех пор количество мюридов шейха там постоянно возрастает5.
В июле 1997 года по приглашению Надиршаха Хачилаева, в то время председателя Союза мусульман России и депутата Госдумы (он был убит в Махачкале и августа 2003 года), шейх Мухаммед Назим прилетел в Махачкалу. Официальным поводом для его визита стало участие в праздновании Дня рождения Пророка. Ажиотаж вокруг его визита был очень большим. В одной из публикаций в дагестанской прессе шейх назывался «одним из девяти достигших высот познания ислама»6. Центральная соборная мечеть Махачкалы была битком набита верующими, когда там молился и проповедовал шейх Мухаммед Назим. Затем он посетил Каспийск и ряд дагестанских селений, а также Чечню. В качестве своего халифы (заместителя) на Северном Кавказе он назначил шейха Абдульвахида (Абдуллаева) из Хабщи, аварца, хорошо владеющего и кумыкским языком. Церемония посвящения в халифу была записана на видеокассету. Другими ма’зунами, т. е. теми, кто получил разрешение на распространение вирда шейха Мухаммеда, стали сельские кади: Доргели шейх Мухажир, кумык по национальности, и председатель колхоза в лакском селении Щара шейх Исмаил Бургуев. Визит киприотского шейха заложил определенные основы для распространения его вирда в Дагестане. Этому способствовали и глубокие суфийские традиции дагестанцев, а также их искреннее стремление вернуться к истокам суфизма.
Через год, осенью 1998-го, я приступил к полевым исследованиям вирда шейха Мухаммеда Назима в Дагестане по программе Совета по социальным и экономическим исследованиям Великобритании, в рамках которой предполагалось изучать особенности распространения этого вирда в разных регионах и странах. Со времени визита шейха в Дагестан прошло чуть больше года. В штаб-квартире в Лондоне не было никакой информации о его дагестанских ма’зунах и мюридах: секретарь шейха шведка Зара Квенсел ничего определенного мне не могла сообщить и посоветовала мне, прежде чем начинать работу в Дагестане, съездить к самому шейху в Лефке на Северный Кипр, пожить какое-то время в его общине и попросить благословения для моих изысканий.
Вечером 27 ноября 1998 года я прибыл в Лефке, где поселился в дарге шейха, служившей одновременно мечетью и общежитием для мюридов. Дарга располагалась рядом с домом шейха на его земельном участке. В самой дарге и по соседству в Лефке проживала группа мюридов шейха, примерно 50 человек. Больше половины из них составляли мюриды из Турции, остальные были из разных стран: Германии (немцы и турки), Англии (англичане и пакистанцы), Франции (преимущественно выходцы из стран Магриба), Австрии и Египта.
28 ноября утром мне удалось познакомиться с шейхом Мухаммедом Назимом. При первой встрече он спросил, голоден ли я, и отправил подкрепляться на кухню. Мы побеседовали с ним, как и в дальнейшем, по-английски.
В течение дня шейх регулярно выходил из дома и общался с мюридами. В то время ему было 76 лет (шейх родился в Ларнаке на Кипре 23 апреля 1922 года). Это был человек полный, небольшого роста, голубоглазый, с правильными, скорее европейскими чертами лица, обрамленного внушительной бородой, с чалмой на голове.
Личный переводчик шейха Каннан, турок, проживающий в Англии, попросил за меня у шейха о личной аудиенции. Шейх согласился со мной побеседовать. Во время нашей первой встречи он говорил о значении и единстве трех мировых религий. По его словам, иудаизм уклонился в материализм, а христианство страдает спиритуализмом (чересчур увлекается духовным, забывая о материальном мире). Один лишь ислам внимателен и к духовному, и к материальному, не пренебрегая ни тем, ни другим. Путь ислама – путь золотой середины.
Шейх далее отмечал, что в России в течение долгих десятилетий господствовал коммунизм. Его можно сравнить со снежным покровом в течение долгой зимы. Но под снегом духовная жизнь не замерзла, и, когда снег растаял, началось религиозное возрождение, в частности в Дагестане.
В половине восьмого вечером шейх и его мюриды собирались в дарге. Сначала они все вместе молились, произнося про себя: «Ля ил-ляха илля-л-Лла», используя гигантские четки, которые растягивались вдоль сидящих у стен основной залы дарги мюридов, перебиравших четки в молчании. Затем шейх произносил поучение (сохбат) на турецком языке, которое тут же переводилось на английский. Для женщин-мюридок по соседству с основной залой была расположена отдельная комната, в которую открывалось окно, задернутое темно-зеленой занавеской.
Примерно около половины десятого шейх заканчивал свое поучение и после нескольких заключительных молитв покидал даргу. Он возвращался в свой дом через центральный вход с улицы, и начиналась трогательная процедура расставания с шейхом до следующего дня: мюриды и мюридки подходили к нему за благословением или с какими-то просьбами. Вечерние проводы затягивались, шейх садился на стул у входной двери и беседовал со своими последователями.
В общине шейха я в основном общался по-английски и частично по-французски, но однажды ко мне подошел мюрид, для которого русский был родным языком. Его мусульманским именем было Абу-Меджид. В конце 1970-х годов вместе со своими родителями он уехал из Донецка в Канаду, где в 1992 году принял ислам, увлекшись учением шейха Мухаммеда Назима. Позднее Абу-Меджид женился на тунисской арабке и стал одним из ближайших мюридов шейха.
Пожалуй, наиболее интересным персонажем в Лефке, помимо самого шейха, был Сейфуддин, шотландец, принявший ислам. Он жил уединенно, в отдельном домике и фактически превратился из простого мюрида в самостоятельного дервиша, находящегося под духовным покровительством шейха. Некоторые особенности поведения Сейфуддина напомнили мне традицию «юродивых» в русском православии. С этим человеком мне несколько раз довелось обстоятельно поговорить.
По его мнению, в Британии религиозная вера сильно ослабла, и неверию там продолжают противостоять только ислам и католичество. Сейфуддин явно превосходил большинство мюридов по своему интеллектуальному уровню и, вероятно, ощущал свое отчуждение от многих из них.
Все дни моего пребывания в Лефке я чувствовал внимание и заботу шейха. Он неоднократно встречался и беседовал со мной, беспокоился, если я куда-либо отлучался из дарги. Среди мюридов шейха чувствовалось сильное желание чуда: они хотели, чтобы «русский профессор» (как они меня называли) принял ислам. Давление в этом смысле постепенно нарастало и достигло своего максимума к концу срока моего пребывания в Лефке. Снял напряжение сам шейх Мухаммед Назим, который объяснил мюридам во время нашей общей беседы, что у «Михаила другая задача, которая состоит в том, чтобы искать истину»7.
К сожалению, ни сам шейх, ни его ближайшие помощники не подсказали мне, как связаться с мюридами шейха в Дагестане. Было похоже, что контакты с дагестанцами были прерваны. И тем не менее моя поездка на Северный Кипр была полезной, так как я узнал много нового о самом шейхе и его вирде, пожил в его общине и познакомился с мюридами из разных стран. Интересно, что в тот вечер, когда я уезжал, в даргу прибыло несколько мюридов шейха из Аргентины. Главная особенность шейха состоит в практическом, а не теоретическом познании ислама. Именно так он и учит своих мюридов, прежде всего на основе собственного духовного опыта, призывая мюридов к серьезному подходу к молитве.
Итак, загадка оставалась: прямого выхода на вирд шейха Мухаммеда Назима в Дагестане у меня по-прежнему не было. И вот, оказавшись проездом в Каире во второй половине декабря 1998 года, я случайно встретился с лакским студентом мусульманского университета Аль-Азхара Абсаром-хаджи, который, как выяснилось, помогал шейху Мухаммеду Назиму во время его дагестанской поездки. Абсар-хаджи рассказал мне, как я могу найти в Махачкале северокавказского халифу шейха Абдульвахида Абдуллаева.
В июне 1999 года я приехал в Махачкалу и вскоре разыскал там Абдульвахида. В то время в Дагестане было неспокойно: на дагестано-чеченской границе постоянно происходили стычки с «ваххабитами»8, похищения людей стали обычным явлением. Надиршах Хачилаев, приглашавший шейха Мухаммеда Назима в Дагестан, находился в тот момент в федеральном розыске и проживал в Чечне.
Интересно было выяснить, как в этой непростой ситуации распространялся вирд шейха Мухаммеда Назима и какой линии придерживался его ма’зун Абдульвахид. Специфика функционирования вирда в Дагестане состояла в том, что он развивался вполне автономно, не имея регулярной связи с шейхом, и находился под постоянным давлением со стороны господствующего в республике вирда Саида-эфенди Чиркеевского и его многочисленных мюридов. Все это создавало определенные трудности для распространения вирда шейха Мухаммеда Назима, и тем не менее, благодаря умелым действиям халифы Абдульвахида, количество мюридов шейха постепенно возрастало.
Важным достоинством вирда шейха Мухаммеда Назима является то, что в его силъсилю (цепь передачи духовных полномочий) входят виднейшие суфийские учителя Дагестана: Мухаммед Ярагский, Джамалуддин Казикумухский, Абу Ахмад (Абдурахман) Согратлинский. Далее линия передачи духовных полномочий переходит к Абу Мухаммаду аль-Мадани, от него – к шейху Шарафуддину Дагестанскому и от последнего – к Абдаллаху Дагестани, непосредственному учителю шейха Мухаммеда Назима9. Шейхи Абу Мухаммад аль-Мадани, Шарафуддин и Абдаллах, бывший тогда еще ребенком, в конце XIX века вынуждены были переехать в Османскую империю из-за притеснений со стороны царской власти.
В 1920-х годах шейху Шарафуддину еще удавалось поддерживать нерегулярные контакты с дагестанцами. Он передал изну (иджаза) Мак-кашарифу из Иргали (сел. Куппа) и Талхату из Хаджалмахи (он провел 20 лет в тюрьме и 5 лет в ссылке и скончался в 1970 году), которые, в свою очередь, передали изну Мухаммеду бен Ахмеду из Хабщи, деду Абдульвахида. Мухаммед из Хабщи передал изну кумыку Мухажиру из Доргели и своему внуку Абдульвахиду10. Оба они, Мухажир и Абдульвахид, являются сегодня ма’зунами шейха Мухаммеда Назима. Таким образом, классическая линия дагестанских шейхов, с одной стороны, проходит через шейха Шарафуддина и его ма’зунов, а с другой – вторично, уже в наши дни возвращается в Дагестан через шейха Мухаммеда Назима.
Надо сказать, что ни Саид-эфенди Чиркеевский, ни покойный Тажуддин из Ашали не имеют, в отличие от вирда Мухаммеда Назима, в качестве своих предшественников классических учителей дагестанского суфизма, их сильсиля приходит в Дагестан лишь в конце XIX века11.
Тем не менее, как уже говорилось, Духовное управление мусульман Дагестана, представляющее официальный ислам, монополизировано именно мюридами Саида-эфенди Чиркеевского, так что можно сказать, что религиозная жизнь мусульман Дагестана сегодня далеко не свободна. Во избежание конфликтов с господствующим вир дом, Абдульвахид из Хабщи не стремится афишировать свою деятельность. Все контакты, говорит он, строятся на доверии и идут «от сердца к сердцу». В обыденном сознании европейцев ислам, как правило, ассоциируется с насилием, исламским экстремизмом и «священной войной» с неверными. События последних лет в мире, казалось бы, подтверждают эту точку зрения. Однако на самом деле ислам – это прежде всего религия мира: арабский корень слова «ислам» – слм – восходит к слову салам, означающему на арабском языке «мир, безопасность, благополучие» (ср. древнееврейское шалом). Распространяя миролюбивый накшбандийский тарикат, Абдульвахид не критикует своих религиозных оппонентов, а старается выявить позитивный смысл суфийского пути. Он постоянно подчеркивает духовное значение тариката. В качестве примера он приводит высказывание устаза кадирийского тариката Кунта-хаджи: «Если вы не будете любить других шейхов как меня, я не буду любить вас». Кунта-хаджи любил повторять: «Я держу мюридов на своих плечах». Кроме того, по мнению Абдульвахида, ислам и христианство не противоречат друг другу. Обе религии учат вере в Единого Бога, а следовательно – добру, терпимости, миру. Они учат, как правильно строить жизнь на земле (в семье и обществе, в отношениях с Богом)12.
Халифа Абдульвахид – прекрасный рассказчик с большим чувством юмора. Он знает множество историй, которыми готов в любую минуту подкрепить свою точку зрения. Мусульманским наукам Абдульвахид учился у своего деда, шейха Мухаммеда бен Ахмеда из Хабщи. У него есть небольшой, но постоянно расширяющийся преданный круг мюридов (по моей оценке, на лето 2000 года их было примерно 70–80 человек). Они принадлежат к разным национальностям Дагестана, это – аварцы, лакцы, даргинцы, кумыки. По роду своей деятельности они преимущественно занимаются торговлей или частным предпринимательством, работают в автосервисе. Они, как правило, не имеют высшего образования.
За последние годы Абдульвахид зарекомендовал себя весьма успешной «свахой», умело подбирая молодые пары. Известия об этих его способностях достигли даже Южного Дагестана, чему я сам был свидетелем во время нашей совместной поездки летом 2000 года к табасаранскому шейху Сиражуддину.
Вместе с Абдульвахидом я побывал в некоторых селах Нагорного Дагестана, где принимал участие в маулидах (благодарственных молебнах). Вместе с халифой и группой его мюридов мы посетили в селе Казанище мавзолей видного накшбандийского шейха Абу Ахмеда (Абдурахмана) ас-Сугури (Согратлинского), одного из предшественников шейха Мухаммеда Назима по сильсиле и отца четвертого дагестанского имама, возглавившего восстание 1877 года13. На территории мавзолея находится усыпальница самого шейха. Рядом с ним похоронена его дочь Мириам. В мавзолее Абдурахмана ас-Сугури Абдульвахид вместе с мюридами помолился и попросил баракат (благословение) для моей исследовательской работы. Когда мы отъезжали от мавзолея, пошел моросящий дождь. Абдульвахид сказал, что Аллах посылает нам знак и дает баракат.
Хотя Абдульвахид является северокавказским халифой шейха Мухаммеда Назима, фактически он действует только в Дагестане. По его данным, отдельные мюриды шейха есть в Чечне и Карачае, но в целом по разным причинам деятельность вир да оказалась там замороженной. В самом Дагестане становление структуры вирда протекает замедленно из-за боязни религиозной свободы как правящим в Дагестане режимом, так и Духовным управлением мусульман в республике. Тем не менее определенная доля плюрализма в дагестанском исламе все же существует, что дает возможность развиваться альтернативным течениям суфизма.
В начале 2002 года новым ма’зуном шейха Мухаммеда Назима стал ректор Дагестанского исламского университета им. имама Шафии Муртазали-хаджи Карачаев, ученик Мухаммеда-Амина Параульского, кумык по национальности. В это время он посетил шейха Мухаммеда Назима в его родном городе Лефке. В марте 2002 года М. Карачаев дал развернутое интервью еженедельнику «Молодежь Дагестана», в котором он, в частности, отмечал, что шейх Мухаммед Назим —
это человек, имеющий великолепное всестороннее образование, глубоко знающий ислам, а также владеющий как великий шейх тайными знаниями, которые непостижимы обычным людям на рациональном уровне. Как-то он мне сказал, что я являюсь родственником знаменитого шейха Шарапутдина Кикунинского (за пределами Дагестана этот шейх известен как Шарафуддин Дагестанский. – М.Р.). Я удивился: как это я, кумык, могу быть родственником покойного аварского шейха. Но Мухаммад-Назим Киприси (транслитерация М. Карачаева. – М.Р.), постоянно живущий в Турецкой Республике Северного Кипра, убежденно заявил, что это так. Я заинтересовался этим вопросом, стал расспрашивать родственников, и выяснилось, что, в самом деле, со стороны матери во мне есть и аварская кровь. Хотя до сообщения гранд-шейха я об этом понятия не имел. Были и другие случаи, никак не объяснимые на рациональном уровне и подтверждающие величие этого шейха. Так, что у великих дагестанских шейхов Накшбандийского тариката – Магомеда Ярагского, Джамалутдина Казикумухского, Абдурахман-хаджи Согратлинского, Шарапутдина Кикунинского, Абдулы Дагестани (сохранено написание М. Карачаева – М.Р.) – есть достойный преемник14.
Суфийские шейхи, находящиеся в оппозиции к Духовному управлению мусульман Дагестана, стараются действовать сообща. Так, например, шейх Абдульвахид активно сотрудничает с шейхами Сиражуддином и Мухаммедом-Мухтаром. В остром споре между Духовным управлением, контролируемым последователями Саида-эфенди, и фундаменталистами (так называемыми ваххабитами) альтернативный суфизм пытается найти свою собственную примиряющую линию. И поскольку такой подход сегодня жизненно необходим для дагестанского ислама, постольку альтернативный суфизм будет развиваться и постепенно набирать силу. Именно в этих рамках мне видится развитие в Дагестане вирда шейха Мухаммеда Назима.
Примечания
1 Сведения любезно предоставило автору Управление по делам религий Республики Дагестан.
2 Сведения Комитета по делам религий Республики Дагестан.
3 Сведения Комитета по делам религий Республики Дагестан.
4 Эту информацию мне любезно сообщил сын шейха Ибрагим Тажуддинов.
5 Особую благодарность в этой связи я хотел бы выразить профессору Йоргену Нильсену, директору Центра по изучению ислама и христиано-мусульманских отношений Бирмингемского университета, постоянно поддерживавшего меня в ходе этой непростой, но очень интересной работы.
6 Личный архив автора.
7 Вообще, как показывает мой личный опыт, практика глубокого погружения в полевую работу среди активно верующих мусульман и суфиев иногда чревата возникающими осложнениями. Шейхи и мюриды живут в мире, где постоянно происходят чудеса (карамат, как они их называют). Эти люди всегда живут в ожидании чуда, и, если вы оказываетесь рядом с ними, они ждут чуда от вас. Скажем, для суфиев будет «чудесным» неожиданное обращение в ислам русского исследователя, который приехал их изучать. Именно такой случай произошел со мной в Хурике (Дагестан) летом 2000 года, когда я приехал в гости к местному шейху Сиражуддину. Вечером он буквально начал меня заставлять совершать намаз. Когда я все же отказался это делать, он в полуночной беседе сказал мне: «Если ты сегодня умрешь, мы имеем право похоронить тебя как мусульманина». Конечно, это был своеобразный черный юмор, однако после этой поездки я пришел к выводу, что в полевых изысканиях не следует чересчур увлекаться, иначе это может завести слишком далеко.
8 О том, к чему это привело, см. мою статью «Исламский фундаментализм на Северном Кавказе» (Теократия. 2002. № 3. С. 40–50).
9 См. сильсилю шейха Мухаммеда Назима в книге: Shaykh Muhammad Hisham Kabbani. The Naqshbandi Sufi Way. History and Guidebook of the Saints of the Golden Chain. Chikago: Kazi Publications, 1995.
10 Эти сведения мне любезно сообщил халифа Абдульвахид. Сам Абдульвахид, в прошлом газосварщик, позднее сменивший много других профессий, возраст – чуть больше 50, играет ключевую роль в развитии вирда шейха Мухаммеда Назима в Дагестане.
11 См. сильсили Саида-эфенди Чиркеевско-го и Тажуддина.
12 Личный архив автора.
13 См. подробнее о шейхе Абдурахмане ас-Сугури и восстании 1877 года: Дугричилов М. Последний газават. Махачкала, 1998.
14 Интервью с Муртазали-хаджи Карачаевым // Молодежь Дагестана. 2002.15 марта. № 11. С. 5.