Екатерина РысьРелигия бешеных
Героям моего романа:
Эдуарду Лимонову
Алексею Голубовичу
Сергею Соловью
Анатолию Тишину
Максиму Громову
Юрию Староверову
Кириллу Ананьеву
Патриотизм — религия бешеных.
Россия — страна самураев,
Путь каждого русского — смерть.
Честь — это не звание, не погоны и не регалии. ЧЕСТЬ, согласно толковому словарю, есть внутреннее достоинство человека.
Пройду как рысь от Альп и до Онеги
Тропою партизанских автострад.
Всё — реклама, кроме некролога.
Нам нужна одна большая грязная провокация…
Что с тобой случилось? Почему ты стала такой?
Я использую людей для своих книг. Пусть мир будет бдительнее.
Писать надо так, чтобы за это посадили либо убили.
Читай и плачь.
Вместо предисловия
Поролоновый топор, или от журналистской всеядности — до политической голодовки
На тропе «провокации»
«Все, что вы видите вокруг, совсем не то, чем кажется»… Фильм «Рекрут» с этой фразой Роберта Де Ниро я посмотрела уже под конец своей долгой журналистской аферы, целиком прошедшей именно под таким лозунгом. Совсем не тем, кем казалась, была я для людей, чья жизнь на несколько лет стала и моей жизнью. Не единомышленником…
Вот вы не знаете, а ведь над провинциальной коммунистической прессой можно плакать. Летом 2005 года я окончательно вернулась из Москвы в Саров — кажется, специально для того, чтобы прочитать о себе в местной КП-газете. В июльском номере под рубрикой «У кого нам учиться» вышла статья «Саровская рысь выходит на тропу революции». Ну все, вот она, слава… Спалили. Оказалось, из газеты «Завтра» (№ 22, июнь) автору стало известно, что в голодовке за освобождение политзаключенных, организованной в мае в штабе НБП в Москве, умудрилась поучаствовать… саровская журналистка. Я…
«Кто бы мог подумать, что с виду вполне лояльные… журналистки… способны на протестную политическую голодовку!»
Тихонько всхлипывая и утирая слезу, я чувствовала себя чудовищем, отнявшим у ребенка конфету. Создал же Господь придурка! Как жестоко автор купился на мою страшную «провокацию», коей и было мое долгое погружение в чужую политическую борьбу. А участие в громкой «акции» стало необходимым финальным восклицательным знаком, логично завершающим историю моего внедрения. Мне же надо о чем-то писать… (Заметьте, через сколько лет я наконец-то «что-то написала». Хочется ведь иногда впасть в ностальгию по безвозвратно ушедшему недавнему прошлому. «Срок годности» тех событий давно благополучно истек. Теперь это просто красивая страшная сказка… Ага, исторический роман. «Три мушкетера»…)
А конец аферы вышел достойным.
1 мая 2005 года в штабе Национал-большевистской партии Лимонова началась голодовка в защиту политзаключенных. Были выдвинуты требования прекратить уголовные дела против всех сорока семи нацболов, находящихся в тюрьмах и лагерях РФ, а также признать для НБ-узников статус политических заключенных. Такое количество зэка образовалось в партии после двух громких акций протеста. 2 августа 2004 года был захвачен Минздрав. Протестовали против отмены льгот. Сели семь человек. На 2,5–3 года…
14 декабря 2004 года нацболы вторглись в приемную администрации президента. И озвучили свои претензии к существующему порядку вещей. Сели сорок человек. Суд над ними начался только в июле 2005 года. Судьба их представлялась незавидной…
12 мая к голодовке в защиту «политических» присоединилась я…
Я давно знакома с нацболами. Но вряд ли когда-нибудь до конца их пойму. Вряд ли даже этого захочу. Их культ неистовой революции с глубинным разрушением системы и всех жизненных устоев… Мне такая «матрица» непонятна. Может быть, я просто не знаю чего-то такого, что знают они. Может быть, уже давно пора на баррикады… Они бьются с режимом. Я же цепляюсь к таким мелочам, как… идеологические разногласия. Точно, значит, еще не припекло… И я не представляю себя швыряющей в кого-то майонез или штурмующей здание. Даже просто кричащей на улице лозунги — не представляю. Не мой стиль. Как же тогда я оказалась участником их голодовки?
О причинах войны помнят до первого выстрела. А дальше — только защищают своих близких. В причинах моей войны не было ни грана политики. Просто у меня в Бутырке сидел друг. Какой же черт понес его 14 декабря в приемную администрации президента? И если зимой нацбольская борьба была еще довольно абстрактна: они просто «озвучили свои претензии к существующему порядку вещей», — то уже весной… Весной их борьба конкретизировалась. Теперь они бились за свободу тех своих людей, кого сами же посадили чуть раньше… Кого-то отправляют на смерть. Кого-то сажают… Кстати, очень удобно. Всегда есть повод для нового витка борьбы и новых акций протеста.
Вот и я боролась — за одного этого конкретного человека. А как иначе? Он-то мне помогал…
Секта, рвущаяся к власти
Террор — не средство. Цель — сам террор!..
На революцию приглашения не требуется
Вторая моя любимая фраза: «Кто-нибудь еще хочет спросить, почему я НЕ вступаю в НБП?..»
…Люди идут на войну. А я отправилась на… революцию. Свое появление в Бункере на 2-й Фрунзенской — святая святых скандальной Национал-большевистской партии Лимонова — я приурочила к самому разгару предвыборной кампании в Госдуму. Выборы должны были состояться 7 декабря 2003 года.
Я приехала инкогнито: покрутиться, посмотреть, — в те недели туда стекалось множество персонажей. И в их исполнении кампания сразу превращалась в антивыборную. Их задача была «фарс лжевыборов» сорвать. И вот нацболы вкалывали как проклятые на ниве экстремизма…
Справка
Нацболы давно сеяли ветер. И уже начали пожинать бурю. Их урожай: в 2007 году партию вообще запретили. До этого лихие сюжеты о НБП часто мелькали на телеэкранах. То политиков забрасывают яйцами и майонезом: и Вешнякова, и Касьянова, и Грызлова. Всех уже не упомнишь! То приковываются наручниками в выставочном зале аж самого Кремля, то к воротам на Красной площади, то на балконе германского торгпредства или на крыше российского Министерства юстиции. По-альпинистски свеситься с антиправительственным плакатом из окна гостиницы «Россия» — сам Бог велел… То запираются на смотровых площадках башен — в Севастополе и Риге. Пытаются заступиться за притесняемых русских. И огребают за «терроризм» большие сроки…
Не успевают пенсионеры осознать, что их кинули с льготами, а нацболы уже обрушивают свой гнев на Минздрав и попросту захватывают кабинет Зурабова в августе 2004 года. А потом в декабре вторгаются в приемную администрации президента и «просят» его как-то смягчить, что ли, участь вверенного ему народа…
Их-то собственную участь, похоже, никто не смягчит. Потому что дальше любителям новостей телевизор рассказывает о бесконечных судебных заседаниях и присужденных тюремных сроках.
Вспомнили? Это не те русские экстремисты, которые убивают в подворотнях. Это те, которые пытаются защитить нищих стариков от бесчеловечных экспериментов властей. Чувствуете разницу? Во время всех «ужасных» нацбольских беспорядков не лилась кровь. Разве что их собственная. А их ведь уже убивают…
В логово вот этих радикалов я однажды без зазрения совести и просочилась. На революцию приглашения не требуется. Пришла — и осталась. В те дни перед выборами в бункер съезжался народ со всей страны. Многие из тех, с кем мы варились тогда в одном котле, благополучно сели. НЕ сесть — было сложнее. Но у меня была другая задача: посмотреть — и вернуться…
Посмотрела… Я честно жила в сюрреалистичном бункере-подвале, вскакивала в пять утра — и отправлялась вместе с тремя десятками оборванцев на мороз клеить запрещенные листовки: «Гражданин! Не ходи на выборы!» Муравей революции… Меня арестовывали, закрывали в ментовке. «Бункер-ские бомжи» ржали: Рысь в милицию ходит, как на работу! Ну да, каждый день…
Свидетелем захвата Минюста в начале декабря 2003 года я оказалась случайно. Куда идем, не объяснялось. Подходим — а наши уже на крыше особняка за забором развернули транспаранты и скандируют лозунги. «Мы вас научим конституцию любить!» Далеко слыхать. Класс… Это уже были солдаты революции. С крыши их всех поснимали. Устроив погоню и свалку, кубарем прокатившись по мостовой, похватали и людей, глазеющих внизу. Я смотрела остолбенев. На моих глазах «конкретное винтилово» происходило впервые. Это зрелище отрезвляет. Где-то в свалке растоптали мои розовые очки. Как будто это не их растоптали в 93-м… Почему меня не повязали, я не знаю. Ну да, я не висла на заборе… Девятнадцать арестованных хохотали в камерах: «Гражданин начальник, еще одной не хватает!»
Я честно шла одним с ними «поприщем». Ломало меня при этом страшно. «Мыши плакали, но жрали кактус…» Я честно огребала НЕ ЗА СВОЕ!
Я отказывалась понимать, куда они идут…
Остров свободы
Бункер… Совершенно перевернутый мир… Подвал, провозгласивший себя вершиной мира… Единственное, что облагораживает человека, — стремление к идеалу. Здесь же — территория, свободная от такой «ерунды». Здесь, наоборот, пытаются нивелировать весь остальной мир до своего уровня. Который очень невысок… На мир смотрят с усмешкой: мы его не устраиваем? А мы тогда его разрушим… Здесь живут по принципу: не можешь вписаться в эту жизнь — начерти свою систему координат. А себя сделай точкой отсчета. Тебе велик костюм мирозданья? Перекрои его под себя, смело по-обрезав все лишнее. Тогда автоматически сможешь весь остальной мир заклеймить последними словами, а себя провозгласить пупом земли. Да хоть самим Богом…
Все равно Его нет. Ты отменил Его, сидя в подвале на кухне и хлебая быстрорастворимые макароны из бомжпакета. «Слава партии!» Это выдыхают вместо обязательной молитвы. Хором — и поодиночке. Каждый — в сердце своем… Твой старший товарищ знает только один тост: «За вождя…» У тебя мудрые руководители, это те же люди, что в свое время создавали сверхъестественно успешные секты… Здесь партия — твой бог, а «Слава партии!» — твоя священная молитва. За твоей спиной — кирпичная стена с намалеванной на ней квинтэссенцией нацбольского стиля: «Все заслуги перед партией аннулируются в полночь!» Ты — кирпич в этой стене…
И ты встаешь задолго до рассвета — и в цепочке других таких же черных муравьев опять крадешься во враждебный внешний мир, чтобы попытаться подточить его устои. Где-то под ногтем чудовищного монстра — государства — снова трепыхнется молчаливое и упрямое жалкое «дитя подземелья». Вспыхнет как спичка. Сгорит за секунду. В пожаре революции… Жертвенность здесь катастрофическая. Противоестественная. От тебя давно уже никто не слышит философских рассуждений о революции. Ты просто встаешь — и идешь. На мороз, в темень, в ежесекундную удушающую опасность. На запрограммированный провал. Вообще ничего не требуя взамен. Ах да. Бомжпакет. Ты съедаешь его молча. Те, кто философствует, не встают в пять утра. Ты же — просто кирпич в стене…
Это не моя фраза. Одного старого нацбола…
Зимой 2004 года события приняли трагичный оборот, и Бункер начал осаждать ОМОН. Запершиеся внутри нацболы вдруг поняли, глядя на зарешеченные подвальные окна, в которые щедрыми клубами вплывал с улицы слезоточивый газ: «Весь остальной мир — уже за решеткой. Здесь — последний островок свободы». 5 марта 2004 года Остров свободы на 2-й Фрунзенской неизбежно пал…
Надо ли говорить, что я успела выскользнуть из этой мышеловки буквально накануне начала осады?..
Вечный кайф
Все уже усвоили: национал-большевик — уличный боец, непримиримый борец с режимом, с системой, с репрессивной и антинародной политикой властей. Занятый революционным творчеством. То есть не сидящий дома с книгами про Че Гевару, а творящий революцию на гребне событий по велению момента и души. «Да здравствует НБП творческая, борющаяся, находящаяся в конфликте с властью. Участвующая с народом в его волнениях и страданиях». На этом фоне полсотни нацбольских зэков преподносились руководством партии не как трагедия, что логично для нормальных людей, а как достижение, а это уже одержимость на грани невменяемости: «НБП совершила больше подвигов, чем какая-либо другая партия. Недаром у нас 47 человек сидят в тюрьмах».
«А конфронтация с властью желательна, ибо за пять лет Кремль доказал, что не хочет делиться с народом ни свободами, ни богатствами страны. Нужен последний и решительный бой, его-то мы и добиваемся». Эдуард Лимонов в 2005 году делал ставку на коалицию со всеми оппозиционными партиями против Кремля…
Национал-большевизм изначально — попытка скрестить ужа и ежа. Традицию и революцию. Селекцией еще в Гражданскую войну занялся некто Устрялов — «примиритель, смирившийся с тем, что революция произошла, и занявшийся обоснованием ее легитимности». Он пытался примирить и породнить большевизм с Россией и всей ее предыдущей жизнью, втащить в оголтелую революцию багаж русских традиций. Двубортную «Традицию и революцию» предложил один современный философ Эдуарду Лимонову в качестве оболочки для нового партийного движения. «Левые», социальные, идеи прочно увязали с «правыми», национальными, родословную партии можно было проследить из любой точки в русской истории. Революция произрастала из традиции… Широкая получилась идеология, игрушка-трансформер. Трактуй как хочешь. Как будто и вовсе нет ее… Исповедуй что хочешь. И сам будь кем хочешь, от коммуниста до фашиста. Контингент — слишком яркая творческая молодежь, которой тесно в обыденности и страшно одиноко в холоде реальности. И просто страшно. Это даже не Ноев ковчег, где каждой твари по паре, а Вавилон…
Программа партии… Эдуард Лимонов открытым текстом писал, что сочиняли ее для отмазки. Что программа — это газета «Лимонка» за все десять лет существования. То есть ее просто нет? А под какие тогда знамена к ним приходят люди, если никто и не собирался им рассказывать об истинных устремлениях партии? Уму непостижимо…
В книгах Лимонова про «другую Россию» — торжество юношеского максимализма с полным отрицанием уклада жизни предыдущих поколений. Точнее, это он, сидя в тюрьме, придумал, что понятный подросткам юношеский максимализм должен выглядеть как-то так… И то сказать, «подросток Савенко» на брюхе прополз через самые мрачные задворки жизни, сумел дожить до возраста зрелости — и на досуге развил на бумаге свою давнюю мечту об уничтожении этих самых задворок. Это должно было быть глубинное разрушение Системы, выкорчевывание корней старого косного мира: это и чиновничий беспредел, и протухшая религия, и удушающая семья… А как же традиция? Революционная риторика в устах моих новых приятелей — опять с обязательным сокрушением существующей системы, — мне она оказалась набором звуков, которые отказывались складываться в удобоваримые слова. Их культ неистовой революции с разрушением всех жизненных устоев… Мне в такой «матрице» непонятно. Может быть, я просто не знаю чего-то такого, что знают они. Может быть, уже давно пора на баррикады… Они бьются с режимом. Я же цепляюсь к таким мелочам, как идеологические разногласия. Точно, значит, еще не припекло…
В сознании жителя ядерного центра разрушение — дело одного нажатия на кнопку. «Нулевое чтение», подготовительный этап. Я все надеялась услышать главное: а что взамен? Строить-то что будем? В своих книгах Лимонов рисовал фантастично-абстрактную формацию, где вся власть отдана молодым. Такая же заведомая пропагандистская ложь, как «квартира каждой советской семье». Здесь: «квартира каждому подростку». Превозносился тип человека с ши-лами во всех местах — антисистемного героя. Разрушение. Вот его он и будет созидать. Революция должна была стать перманентной, как в глупом анекдоте про «вечный кайф». «Террор — не средство. Цель — сам террор!» Короче, бред, рассчитанный на привлечение в партию буйных подростков, для которых мир возник из небытия 15 лет назад. В людях сознательно обрубали даже зачатки корней, уводили прочь от традиции. Главное — непрестанно расшатывать Систему.
Самообман. Они повязаны с этой властью. Они никогда не свергнут власть, потому что дальше им свергать станет некого…
Тактика партии приводила меня в ужас. Громкие акции с забрасыванием неугодных политических деятелей майонезом, с захватом госучреждений… Их участники всеми силами напрашивались на то, чтобы их схватили, избили, посадили. В этом — высший героизм. Такие жертвы — ради чего? А, ну да, партии нужна реклама. Партия демонстративно протестует против социальной несправедливости. Партия рвется во власть…
Ересь
Любая власть — от Бога. Кроме той, которая с Богом борется. Разрушение противно нормальной человеческой природе…
Я смотрела на это все и понимала: изобретение в России каких-то новых мертворожденных идеологий и «схем движения» — преступление. Потому что у нас уже все есть. А всякие новые придумки — это попытки сбить людей с пути, увести в сторону от настоящей русской традиции. От Бога… «Русь — подножие Престола Господня…» Ложь запутана и многословна. Правда — проста. Эта партия — прибежище для тех несчастных, кто не знает единственного нужного слова: «Бог».
Рыба точно гниет с головы. Это Лимонов отменил Бога: «А какой смысл совершать революцию, если ее цель — только захватить министерские посты, вульгарные кабинеты. Мы должны будем сменить все. И придумать себе Нового Бога, возможно, какой-нибудь тунгусский метеорит или железную планету в холоде Космоса. Нашим Богом будет тот, кто даровал нам смерть. Может, нашим Богом будет Смерть…» («Другая Россия») Они к православному лезут с этой ересью? И правительства, и Бога свергают единственно с целью занять их место… Эй, а традиция?!
И ведь многие меня, наверное, даже не поймут. «О чем ты? Революция в опасности!»
Идея о «божественном» предназначении России — всего лишь одна из возможных жизненных схем. Не лучше и не хуже других. Но лично меня эта схема наполняет радостью и дает силы. А знали бы вы, сколько отчаяния и тоски наблюдала я у нацболов. Их жизнь — обреченная на провал борьба. Их бог — Смерть. Их участь — пустота еще при жизни. Есть отчего впасть в отчаяние…
Мы съели вместе немалое количество соли. Именно здесь я узнала значение слова «товарищ». Лишения и опасность отшлифовали человеческие отношения в Бункере до кристальной чистоты. Но не вся эта публика так прекрасна. С двумя «старыми» нацболами у меня дошло до поножовщины. Не сошлись во взглядах. У господ большевиков женщина оказалась приравнена к животному. Мне так и сказали. Они не учли, что я-то — не их бункерская нацболка. И напоролись на… Русского Человека. А как общаться с людьми, созданными по образу и подобию, они не знают. Другой опыт. Они слишком долго варились в котле НБП…
— В чем идеология НБП? — спросила я одного «старика», буквально из первой десятки основателей.
— Идеологии никакой. Это секта, рвущаяся к власти любыми путями. Только движется она какими-то дикими, необъяснимыми скачками, которые не ведут никуда…
Но таких посвященных — единицы. Для своих собственных рядовых членов НБП — революционная антисистемная партия, бьющаяся за социальную справедливость. Эти ребята на полном серьезе самоотверженно жертвовали собой ради нашего с вами благополучия. Вы это поймите. В тюрьмах гнили дети, которые — единственные! — попытались заступиться за наших стариков, когда у них отобрали льготы. Ребята — герои. Их жалко…