Так что это достаточно глубокая штука. В аскетике это состояние именуется гордостью. Когда человек отвергает волю своего Небесного Отца или своих земных родителей и, высоко подняв голову, заявляет: «Отойди, я сам», он проявляет именно качество гордости. И если земные родители, люди несовершенные, тоже эгоистичные и часто гордые, в каких-то случаях могут быть отвергнуты (скажем, если они встают между тобой и Богом, тобой и долгом совести), то отвержение совершенного и благого Бога может быть лишь в умопомрачении крайней гордыни. Однако именно это состояние — быть «как боги» — кажется сладостным Еве и, наверное, Адаму, если он ел запретный плод из рук своей жены.
Но что можем мы сами? Завтра начнется тяжелая болезнь — и от нашей мнимой уверенности в себе не остается и следа. Уходит муж или жена — горе и отчаяние. То есть никакого «сам» в действительности нет. Это прекрасно знают и верующие, и атеисты. Мы постоянно зависим от случая или от Бога, кому как нравится. Один говорит: «Судьба играет человеком», другой: «Без Бога не до порога». И поэтому думать, что ты можешь оставить абсолютное Благо, отбросить его, в религиозной традиции — нонсенс. Но в магической традиции это норма, только абсолютное Благо ей неизвестно, в магии благо относительное — мое благо: я заставлю жену не уходить от меня, я ее приворожу. Я заставлю начальников, чтобы меня не уволили с работы, я припугну их, улещу их. Я буду принимать таблетки, чтобы не заболеть, я обращусь к хорошему врачу, если заболею. Я все сделаю сам. В моих руках сила, ибо я знаю метод, знаю как.
В библейском диалоге змея с женой противопоставляются магическая и теистическая экзистенции. И, что важно, без особой борьбы побеждает традиция магическая. От пребывания образом и подобием Божиим по благодати Божественного дара человек легко отказывается ради того, чтобы самому стать подобным Богу. Стать богом без Бога и даже ценой нарушения Божественной заповеди. В простых, почти бытовых понятиях плода, дерева, змеи, запрета вкушения книга Бытия очень глубоко открывает извечную альтернативу человеческой свободы
Итак, Ева взяла плодов и ела, и дала мужу своему, и он ел. То есть шакти исполнила свою функцию, она передала своему первоисточнику (жена, как мы хорошо знаем по библейскому тексту, была сотворена от мужа, из его ребра) идущий снизу, от змея, из области небытия импульс. Но первоисточник, Адам, мог не принять этот импульс, отвергнуть его. Но Адам принял — «и он ел». Свободное обращение человека от состояния Бога-в-себе к состоянию себя-вне-Бога свершилось.
Смоковные опоясания
«И открылись глаза у них у обоих, и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания» [Быт. 3:7]. Странное действие, не правда ли? Вроде бы такой драматический момент, и вдруг... они наги. Ну и что? А на самом деле здесь говорится об очень и очень важной для создателей книги Бытия вещи. Вторая глава Бытия, описывающая, между прочим, весьма лапидарно, всего в двадцати пяти стихах, состояние мира до грехопадения Адама и Евы, заканчивается фразой: «были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились» [Быт. 2: 25]. И сразу же вслед за этой фразой начинается третья глава — глава о грехопадении. И первый результат грехопадения — знание. Ведь плоды запретного древа были вожделенны для Евы и Адама тем, что давали знание. И вот знание получено: «и узнали они, что наги, и сшили смоковные листья, и сделали себе опоясания».
Что произошло? Человек желал знания и получил его. Но знание это — не какой-то научный факт или практический навык, уменье, ремесло. Это — онтологическое знание. Знание того, что ты иной всему остальному, ты не только лик Божий — личность, ты еще и особенный, ничему и никому не подобный лик — индивидуум. И отсюда новое желание, неизвестное, судя по Библии, человеку до грехопадения, — желание обособить свою индивидуальность, защитить ее от иного. И первым знаком, первым символом обособления было то, что Адам и Ева почувствовали себя нагими и сшили себе опоясания.
Одно из главных ощущений, породивших религию, — это печальный опыт того, что, стремясь друг к другу, мы никогда не достигаем единства, мы всегда остаемся более или менее, но чуждыми друг другу. Отсюда войны, конфликты, распри, распад семей, проблема отцов и детей. И вот мы видим начало этого. Ощущение наготы — это на самом деле и есть ощущение того, что другой — не ты, и поэтому перед другим стыдно. И не только стыдно потому, что неудобно быть голым, это вторичное чувство. Первичное чувство — ты, голый, беззащйтен. Ты полностью во власти другого. Одежда — это то, что отделяет тебя от другого. Но отделяться надо тогда, когда другой — твой враг. Когда другой — одно целое с тобой, твой друг, то незачем отделяться от него. Но когда он уже ищет не твоего, а своего в тебе, от него надо отделиться, чтобы сохранить свое в своей власти. Одежда — это то, что на самом деле возводит оборонительную стену между человеком и человеком, это первая броня, которую надевает на себя человек.
В сущности, именно поэтому снятие одежды, например в супружестве, когда два человека становятся мужем и женой, демонстрирует то, что они стали одной плотью. Это прямо говорится в Библии о состоянии еще до грехопадения: «и прилепится человек к жене своей, и будут — одна плоть» [Быт. 2: 24]. Коли одна плоть, чего уж тут стыдиться! И действительно, если двое становятся на самом деле одним, тогда между ними падают все преграды, исчезают все тайны.
Это не значит, что в порыве благочестия надо немедленно сбросить с себя все. Есть ситуация до грехопадения, и есть ситуация после грехопадения. Одежда — результат грехопадения, но сбрасывание одежды падшим человеком вовсе не приводит к возвращению в безгрешное состояние. А настоящее супружество, настоящая дружба, настоящее соединение двух в одну плоть в нашем мире есть явление редчайшее, как и любое проявление совершенства. Бесконечно чаще мы встречаемся со лживыми имитациями единства — в браке, в дружбе, в обществе, повсюду... Мы знаем, как надо, но живем не так, как надо, а так, как нам удобней, приятней. Нам, не другому. И Библия, безусловно, подчеркивает, что так, как надо, так изначально и было, так было соделано Богом «в начале». А иной образ жизни — со смоковным опоясани- ем — избрал себе сам человек, так реализовав свою богоданную и божественную свободу.
Итак, первое переживание отделенности Адамом и Евой — переживание отделенности друг от друга, и отсюда — смоковные опоясания. Но сразу же после того, как говорится о смоковных опоясаниях, с 8-го стиха третьей главы Бытия, начинается следующий рассказ: «И услышали голос Бога, ходящего в раю во время прохлады дня. И скрылся Адам и жена его от лица Господа Бога между деревьями рая. И воззвал Господь Бог к Адаму и сказал ему: где ты? Он сказал: голос Твой я услышал в раю и убоялся, потому что я наг, и скрылся». Адам и Ева не только устыдились, то есть устрашились друг друга, обретя знание. Они устыдились и устрашились Бога. Смоковные листья — не защита от Бога, да и не о физической наготе идет здесь речь. Речь идет о наготе как о чувстве незащищенности, теперь и от Бога. Это чувство может возникнуть только тогда, когда человек мыслит себя одним, а Бога — принципиально иным, чуждым себе. И тогда человек желает спрятаться от Бога, чтобы не исчезнуть в Его величии, чтобы сохранить себя, свою обособленность от Него, свою инаковость.
В этих строках книги Бытия тоже много внешней простоты и наивности. Но только внешней. Суть их очень глубока, даже бездонна. Узнав себя как особую бытийную сущность, человек, познавший зло, отделяет себя и от другого человека — друга и помощника, и от Бога — Творца своего и Прообраза, превращаясь в некую замкнутую, ав- таркичную монаду. Именно об этом весь рассказ о стыде наготы, переживаемом Адамом и Евой в Эдеме. Совсем не случайно несколько раз останавливается на этом моменте автор книги Бытия. Он важен для него.
Библейский рассказ продолжается. «И сказал Бог: кто сказал тебе, что ты — наг?» Очень характерный вопрос. Откуда ты знаешь это? В состоянии добра человек не знал своей наготы. Он был наг, с нашей точки зрения, но он не осознавал этого, потому что он находился в единстве с миром и Богом, он находился в Абсолютном Благе. Только познав состояние обособленности, он осознал себя нагим перед лицом другого. Это очень важная подсказка.
«Кто тебе сказал, что ты наг? Не ел ли ты от дерева, с которого Я запретил тебе есть?» И ответ Адама — это шедевр отделенности человека от всего еще так недавно единого с ним, вершина эгоцентризма. И этот «шедевр» воспроизводится постоянно в межчеловеческих отношениях: «Адам сказал: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел. И сказал Господь Бог жене: что ты это сделала? Жена сказала: змей обольстил меня, и я ела» [Быт. 3: 12-13].
Обратите внимание. Это вещь, конечно, не главная, но существенная для нашего размышления на тему призвания полов вообще и символики пола в Библии. Если змей через Еву идет к Адаму, идет снизу вверх, через шакти, через энергию к источнику энергии, то Бог идет от Адама к Еве. Потому что Бог выше человека, а падший дух — ниже. Бог — источник силы для Адама. Здесь — иерархия: Бог обращается сначала к Своему творению, как бы к Себе, но сотворенному, а через него и после него к его супруге, к его энергии, к его помощнику, к его силе, из Адама, между прочим, созданной. Причем если у Евы в ответе еще имеется тема некоторого покаяния: «змей обольстил меня», то есть я польстилась на посулы змея, я виновата, то у Адама звучат только обвинения и Богу (жена, которую Ты мне дал), и жене.
И Адам, и Ева, как видите, поступили неблестяще, но, конечно, особенно удивителен ответ Адама. В ряде иудейских, причем очень древних, апокрифических текстов рассказано, что змей обольстил Еву в принятом у нас смысле, то есть соединился с ней в половой близости. Об этом нет ни слова в Библии, но смысл случившегося этими апокрифами передан верно. Дело в том, что вкушение плода добра и зла, исполнение воли змея, в сущности, и есть соединение с ним в одно целое. Человек уже не одно целое с Богом, а одно целое с миром падших духов, которые до человека избрали этот путь — путь обособления. Создание отвергло и своего Создателя, и другие создания в гордыне самоутверждения — «я сам — Бог» и стало «один дух» не с Богом, но с сатаной.