В Иудее многие с радостью пошли на новшества, не ограничиваясь только языком: прекратили соблюдать Закон, обрезывать младенцев, молиться в Храме незримому Богу. Стали употреблять в пищу свинину и иные запрещенные Законом яства, заниматься спортом в палестре, поклоняться идолам эллинских божеств. Потомок Садока — первосвященник Иисус даже изменил свое имя на греческое Ясон и воздвиг в Храме жертвенник Зевсу Олимпийскому, а внутри Иерусалима создал эллинский полис «Антиохию». В Иудее начались столкновения между сторонниками полной эллинизации и ревнителями Закона. Государственная власть селевкидских монархов была на стороне эллинизаторов, но ревнители Закона справедливо полагали, что без соблюдения Закона Моисеева и без храмового служения евреи опять предадут своего Бога, который и создал когда-то народ. За прошлым предательством последовал Вавилонский плен. Что будет на этот раз? «Страшно впасть в руки Бога живого» [Евр. 10:31].
В декабре 167 годадо Р.Х. селевкидский царь Антиох IV Эпифан (по-гречески — свыше явленный) издал закон, под страхом смерти воспрещавший исполнение законов Торы. Его и раньше шепотом подданные называли, переиначивая официальное прозвание, «эпиманом» — безумным. Теперь безумие царя проявилось вполне. Но, как всегда, нашлось немало охотников исполнять безумное повеление. Начались акты исповедничества веры — противников эллинизма подвергали мучениям, обрезанных младенцев и их родителей убивали, благочестивых иудеев, отказавшихся приносить жертвы языческим богам и есть жертвенную пищу, сжигали живьем.
Восстание против эллинизаторов и против самого царя Антиоха возглавил священник Маттафия из Модины и его пять сыновей. В 164 году восставшие освобождают от эллинизаторов Иерусалим и очищают от скверны Храм (в память этого иудеи празднуют дни обновления — Ханукка). Закон спешно был отменен в том же 164 году, но это уже не помогло. Международная обстановка сложилась столь удачно, а братья, сыновья Маттафии, действовали столь мужественно и умело, что в конце концов им удается воссоздать независимое Иудейское царство, восстановить Закон и основать династию, получившую название Хасмонейской или Маккавейской. Она правила с 152 по 76 год независимо, а потом до 37 года до Р.Х. под римским протекторатом. Однако и на этот раз благочестивого царства не получилось. Хасмонеи очень быстро переняли навыки соседних деспотов. И хотя формально Закон соблюдался и храмовые богослужения шли положенной чередой, дух боголюбия не витал в Иерусалиме. Жестокость, жадность и развращенность царей и их чиновников, в том числе и священников Храма, превзошли все, что было до того.
Мы знаем это время очень фрагментарно. Библейских источников ни греческих, ни еврейских нет. Главный информант для нас — Иосиф Флавий и его «Иудейские древности». Именно он рассказывает, что, не выдержав притеснений и равнодушия царей к Закону и правде Божией, против Хасмонеев восстали в 94 году до Р.Х. благочестивые иудеи. Их звали в народе фарисеями. Откуда это слово? Есть два объяснения. Одно — перушим-рас- кольники (слово могло иметь и политический, и вероисповедный смысл), другое — паруша — персы, так как фарисеи проповедовали веру в посмертное существование души, воскресение мертвых, загробный суд, возможность общения людей с посланниками (ангелами) Божиими. Во все это действительно верили персы — зо- роастрийцы, и многое из этого не составляло предмет веры библейских древних иудеев. Как бы то ни было, фарисеи восстали. Хасмонейский царь Александр Яннай восстание подавил, сотни пленных фарисеев повелел распять на крестах, а их жен и детей зарезать на глазах казнимых. Сам же с наложницами пировал в это время, любуясь на физические и нравственные мучения своих врагов.
Когда в 76 году до Р.Х. римский полководец Помпей вступил в Иерусалим и подчинил Иудею Римской республике, большинство иудеев встретили его как избавителя. В стране был установлен твердый римский закон и, хотя новая языческая власть далеко не во всем нравилась иудеям, жить стало легче и проще. Кроме того, правоверные иудеи не считали Хасмонеев законной династией. Хасмонеи не были Давидидами, священного права на престол у них не было. Соглашаясь поневоле на власть римлян, иудеи ждали царя из дома Давидова, верили, что такой, еще несысканный царь живет среди израильтян. Наступит день — и он «встанет за народ в пролом стены», как о том когда-то возвещали пророки.
Еще до римлян, скорее всего, во времена Хасмонеев, а может быть, и раньше, но, безусловно, уже в эпоху восстановленного Храма, религиозные искания народа Библии разделились.
Одни (и их, кажется, было большинство из ревнителей благочестия) ожидали восстановления сильного земного царства под властью благочестивых и богобоязненных царей Давидидов и первосвященников из потомков Аарона и Садока (напомню, что Садок, сын Ахитува, был как раз священником у царя Давида). Идеал этих ревнителей был обращен в прошлое, и они услаждали себя надеждой на реванш после всех унижений Израиля. Это были глубоко верующие люди, и они считали, что настоящий царь и настоящий первосвященник должны быть народом заслужены. Бог даст их народу, если народ будет исполнять весь Закон от первой до последней буквы. Книжники-соферим собирали в Писании все указания на благочестивое поведение, все, что можно было счесть нормой библейского Закона, и вменяли это иудеям. Не исполните Закон — вновь будет все, как встарь: плен, равнодушие большинства, жестокости самозваных правителей, а царство праведности так и не наступит. Только соблюдением Закона можно заслужить величие грядущего царства. Так рассуждало большинство. Фарисеи и саддукеи (или потомки Садока, или, скорее, от слова цадик — благочестивый, откуда и имя Садок) могли сколь угодно долго спорить между собой — живет ли душа после смерти, будет ли загробный суд, но в отношении к Закону и грядущему царству потомков Давида они были едины. До начала ХХ века ученые думали, что так полагали все израильтяне в эти последние плохо известные века перед появлением христианства.
Было только одно библейское свидетельство против, но им можно было пренебречь или счесть его поздней христианской интерполяцией в Книгу пророка Даниила, тем более что сама эта книга, частично написанная по-еврейски, частично по-гречески, частично входящая в канон, частично не входящая, — явление сложное. Были еще еврейские эллинистические авторы (Иосиф Флавий, Филон), рассказывавшие о какой-то секте ессеев или терапевтов (то есть по-гречески — врачей), которые вроде бы верили иначе, но толком о ней ничего не было известно. ХХ век удивительно раскрыл этот «другой путь» иудаизма эпохи Второго Храма. Религиозное сознание евреев темных веков существенно прояснилось после 1947 года.
«Сын Человеческий»
Более ста раз употребляется в Библии (Ветхом Завете) это устойчивое словосочетание. И почти всегда оно означает только одно — «человек». Поэтический язык Переднего Востока часто использует удвоение для усиления смыслового звучания. Вот тут-то и пригождается конструкция «сын человеческий». Понятно, что сын на то и сын, чтобы сущностно быть подобным отцу. Если отец — человек, то и сын — человек: «Бог не человек, чтоб Ему лгать, и не сын человеческий, чтоб Ему изменяться» [Числ. 23: 19]; «О, если бы человек мог иметь состязание с Богом, как сын человеческий с ближним своим!» [Иов 16: 21]; «что есть человек, что Ты помнишь его, и сын человеческий, что Ты посещаешь его?» [Пс. 8: 5]. В одном из псалмов, написанных, как полагает большинство специалистов, в эпоху Второго Храма, прямо утверждается: «Не надейтесь на князей, на сына человеческого, в котором нет спасения. Выходит дух его, и он возвращается в землю свою: в тот день исчезают все помышления его. Блажен, кому помощник Бог Иаковлев, у кого надежда на Господа Бога его» [Пс. 145: 3-5]. Такое словоупотребление обычно для псалмов, для пророков Исаии и Иеремии, для Книги Иова.
Только у пророка Иезекииля, у которого формула «сын человеческий» встречается очень часто, она имеет несколько иной смысл. Так Бог обращается в Книге Иезекииля к самому пророку. Важно, что в эпоху плена, когда пророчествовал Иезекииль, пророк — «уста Божии» — подчеркнуто именуется «сыном человеческим». После веков полного разделения сущностей человека и Бога, после полного, казалось бы, забвения изначальных формул книги Бытия о человеке как образе и подобии Бога, после того, как позднейшие библейские книги именуют сына человеческого, в сравнении с Богом, не иначе как травой, червем, молью и иной, самой ничтожной тварью, такое возвышение уже значимо, уже говорит о многом. В горькую эпоху плена, по крайней мере, через пророка, евреи вновь вспоминают, что люди не только прах, но и уста Божии.
Так же обращается Бог к пророку и в ином пророчестве эпохи плена — в пророчестве Даниила [Дан. 8: 17]. Но у Даниила есть и иное упоминание «сына человеческого» — упоминание таинственное и в Ветхом Завете единственное: «Видел я в ночных видениях, вот, с облаками небесными шел как бы сын человеческий, дошел до Ветхого днями и подведен был к Нему. И Ему дана власть, слава и царство, чтобы все народы, племена и языки служили Ему; владычество Его — владычество вечное, которое не прейдет, и царство Его не разрушится. Вострепетал дух мой во мне, Данииле, в теле моем, и видения головы моей смутили меня» [Дан. 7: 13-14].
Иисус, в самый драматический момент Своего исповедничества, когда на синедрионе первосвященник спросил Его: «Заклинаю Тебя Богом живым, скажи нам, Ты ли Христос, Сын Божий?» — произнес, немного перефразировав, именно эти слова пророчества: «отныне узрите сына человеческого, сидящего одесную силы и грядущего на облаках небесных» [Мф. 26: 63-64]. В ответ первосвященник и весь синедрион обвинили Иисуса в богохульстве и приговорили к смерти. Для них, как и для многих их соплеменников, было невыносимым кощунством, что Иисус, «будучи человек, делает Себя Богом» [Ин. 10: 33]. О видении Даниила они тогда, видимо, не вспомнили, но поняли слова Иисуса (и, таким образом, пророчества Даниила) иудеи верно. В видении Даниила человек (сын человеческий) предстает в своем божественном образе — он шествует по небу, предстоит «Ветхому днями», то есть Предвечному Богу, и получает от Бога «владычество вечное» над всеми народами, владычество, которое не пресечется ни превратностями жизни, ни самой смертью. Человек, сын человеческий, становится в этом пророчестве «равным Богу» [Ин. 5:18], то есть Богом.