Кумраниты исключают возможность свободного выбора и для духов, и для людей между добром и злом. Все предопределено Богом. Между сынами света и сынами тьмы идет жестокая брань, но ее исход известен заранее: «Ты извечно предначертал Себе день битвы, чтобы помочь правде истребить грех, унизить тьму и возвеличить свет. для вечного пребывания, для уничтожения всех сынов тьмы и радости всем сынам света» [10М XIII, 14-16]. Понятно, что те, кто составлял и хранил тексты, ныне именуемые Кумранскими, те, кто жил в общинах на берегах Мертвого моря, сами себя полагали «сынами Света» и «избранниками Божиими», а своих врагов и гонителей — «сынами тьмы», предназначенными к конечной гибели. Кумраниты, совсем как через полтора тысячелетия Кальвин и его последователи, делили всех людей на предопределенных к спасению и предназначенных к гибели.
Хорошо и не понаслышке знавший ессеев Иосиф бен Маттафия, вошедший в историю под именем Иосиф Флавий (он в молодости три года жил с ессеями и даже удалялся в пустыню к некоему анахорету Баннусу), в своей финальной работе «Иудейские древности» специально останавливается на детерминизме ессеев как на их наиболее яркой отличительной черте: «Секта ессеев учит, что во всем проявляется мощь предопределения и что все, постигающее людей, не может случаться без и помимо этого предопределения» [Иудейские древности. XIII, 5,9].
Весьма примечательно, что именно ессеи, вспомнившие и глубоко пережившие божественность человека, провозглашенную в первых главах книги Бытия, поставившие знак равенства между сыном Божиим и сыном
всей видимости, с греческого. (Перевод А.В. Смирнова. — Книга Еноха. Казань, 1888.)
человеческим в лице своего Учителя праведности и через него для всех его последователей, заключившие, как они считали, новый завет с Богом взамен старого, разрушенного грехом, — эти самые ессеи полностью отвергли главное божественное свойство человека — его свободу.
Скорее всего, именно отрицание свободы привело к крайней ритуализации и мелочной регламентации всей жизни ессеев-кумранитов. Довольно строгие наказания полагались, например, за плевок во время собрания общины или за неловкий жест, в результате которого может распахнуться одежда и открыться нагота. Пищевые ограничения были очень строги, и даже естественные оправления организма дозволялось совершать только строго определенным образом. В тех общинах кумранитов, где семейная жизнь все же дозволялась, супружеские отношения сводились к минимуму и также строжайше регламентировались; полигамия и развод, в противоречие
" 42
иудейскому закону, запрещались42.
Другие еврейские духовные традиции, судя по тому же Флавию, к свободе человека относились иначе, хотя любое сущностное сближение человека и Бога отвергали в принципе. «Саддукеи. совершенно устраняют все учение о предопределении, признавая его полную несостоятельность, отрицая его существование и нисколько не связывая с ним результатов человеческой деятельности. При этом они говорят, что все лежит в наших собственных руках, так что мы сами являемся ответственными за наше благополучие, равно как и сами вызываем на себя несчастья.». «Фарисеи утверждают, что кое-что, хотя далеко и не все, совершается по предопределению, иное же само по себе может случаться» [Иудейские древности. XIII, 5,9]. «Выбор между праведными и неправедными поступками по большей части зависит от человека, тем ни менее судьба присутствует в каждом человеческом действии» [Иудейская война. II, 8,13].
Саддукеи требовали только строгого исполнения законов Торы, фарисеи же добавляли к мицвам Торы множество благочестивых обычаев, которые также рекомендовали соблюдать, впрочем, без тех строгих и неотвратимых наказаний за их нарушение, которые за нарушение своих норм предусматривали ессеи. Как можно заметить, строгость внешнего религиозного обычая в позднем храмовом иудаизме оказывается прямо связана со степенью убеждения в детерминированности человеческой жизни Божественной волей. Чем сильней в той или иной школе вера в предопределение, тем строже и мелочней регламентация жизни, достигающая максимума в общинах кумранитов.
Долгое развитие библейской традиции, как мы видим, подошло к примечательному завершению. Одни, ессеи- кумраниты, верили в божественность человека, в то, что они — сыны Света, но эта вера заставляла их отгораживаться от всех прочих — и соотечественников, и иноплеменников — высокими стенами запретов, регламентацией повседневного «священного быта» и убежденностью, что внешний, не предопределенный к свету мир лежит и до конца времен обречен лежать в кромешной духовной тьме. Богосыновство (сыны света — синоним, думаю, сынов Бога) означало для этих избранников полный отказ от свободы не только в практическом, но и в онтологическом аспекте — в Боге нет свободы, а есть предопределенность к свету или ко тьме со всеми вытекающими отсюда последствиями для судьбы конкретного человека. Мессию они ждали напряженно, но царство этого Помазанника было не от мира сего. Это царство должно будет прийти для сынов Света только после победы Бога над Велиаром и сынов Света над сынами тьмы и зла. Победа Света над тьмой неизбежна, но плоды ее достанутся только тем, кто предопределен к этому изначально.
Иосиф Флавий очень осторожен в описании эсхатологических верований ессеев. Должно быть, он был связан обетами неразглашения. Но то, что он рассказывает во второй книге «Иудейской войны», может свидетельствовать о вере ессеев в обожение сынов Света, в их соединение с Небесным их Отцом. В воскресение тел они, возможно, не верили, но в бессмертие души верили «не- поколеблемо». «Ессеи. непоколеблемо убеждены, что в то время как тела подвержены гибели и их материальный состав не постоянен, души остаются вечно бессмертными. Происходя из тончайшего эфира, они, совлеченные вниз некими чарами природы, попадают в тело, словно в темницу» [Иудейская война. II, 8,11].
Это очень похоже на платонизм, весьма распространенный в эллинистическом мире в эпоху Иосифа Флавия. Но ессеи были не теоретиками, а практиками духовной жизни. Они не только верили, что, «едва освободившись от оков плоти, души, словно вырвавшись на свободу после многих лет рабства, с ликованием взмывают ввысь» [там же], но и исповедовали, что такова только участь душ сынов Света, «избранников Бога» (behirey 'el) [10pHab X, 13]. Души же сынов тьмы обречены на «мрачную, бурную пропасть, исполненную бесчисленными казнями», на «мрак вечного огня» [10S II, 8]. Для тех, кто обречен, будет страшный суд, для тех, кто предопределен к Свету, суда не будет — их ждет соединение с Абсолютным Божественным благом. Поэтому, должно быть, Иосиф Флавий резюмирует рассказ об эсхатологических воззрениях ессеев словами: «Учение ессеев о душе представляет необоримый соблазн для тех, кто однажды вкусил их мудрости» [Иудейская война. II, 8,11].
Другие, саддукеи и фарисеи, не верили в божественность человека, а саддукеи не верили и в его бессмертие, даже в бессмертие души, а уж тем более в воскресение тела. Чисто земная и временная судьба человека сопрягалась у саддукеев с его полной свободой — они «совершенно отрицают судьбу и считают, что Бог не способен ни совершить грех, ни узреть его[38]. Люди свободны в выборе между добром и злом, и каждый человек должен решать, чему следовать» [Иудейская война. II, 8,13]. Поэтому эсхатологию саддукеи заменяли политикой и надеялись на восстановление независимого еврейского государства с благочестивым царем во главе (или с помазанником-первосвященником, такой вариант тоже приветствовался). В соответствии со старинной библейской традицией праведность и греховность предков определяли не их загробную судьбу, ибо таковой не было, а земную судьбу их потомков.
Фарисеи в бессмертие души и в воскресение тела верили, но бессмертие человека предпочитали не соединять с его божественностью. Для них, как и для зо- роастрийцев, большое значение имел загробный суд, который, понятно, становится бессмысленным при строгом следовании предопределению. Но судьба оправданных на загробном суде не вполне понятна. Они обретают некую блаженную жизнь, но, скорее всего, не в единстве с Абсолютным Божественным благом, так как соединение человека с Богом в принципе невозможно из-за различности их природ. Фарисеи ждали царя из рода царя Давида — «льва из колена Давидова». Это должен был быть совершенный, но земной царь, восстанавливающий земное, но великое, возможно, всемирное царство Израиля во исполнение древних пророчеств, царство, значимое не столько политическим величием, сколько просвещением всех народов в истинной вере в истинного Бога. В этом фарисеи видели миссию потомков Авраама.
Одни, саддукеи, как мы видим, потеряли божественность человека, но сохранили его свободу; другие, ессеи, сохранили упование на божественный жребий человеческой судьбы, но только ценой отказа от свободы, третьи, фарисеи, пытались соединить свободу с бессмертием и загробным судом, но при этом теряли божественное сыновство человека.
О пришествии Помазанника говорили в галилейских деревнях и на спасение от тенет зла и смерти горячо надеялись в городах Самарии. Одни восстанием готовы были провоцировать Бога на освобождение «Своего народа», другие исполнялись решимости убивать пророков, чтобы обеспечить народу мирную жизнь. В горячих, напряженных поисках истинного смысла судьбы и человека, и всего еврейского народа, судьбы и политической и духовной, завершалась эпоха Второго Иерусалимского Храма.
Часть II
Христианство
Глава 1
Два тысячелетия христианства
Конец I века до Рождества и начало I века после Рождества Христова — с этим временем связано появление на исторической сцене той личности, которой в истории усвоено имя Иисус Христос. Слово «христианство», естественно, происходит от имени Христос, а Христос (Kpi&rog) — это не что иное, как точный перевод на греческий язык еврейского слова Машиах — помазанник. Слово же «Иисус» от еврейского «Иешуа» — спасать. Даже в имени Иисуса соединились еврейские и греческие смыслы; как потом скажут русские философы конца XIX — начала ХХ века, соединились Иерусалим и Афины.