ые и напуганные (надо думать! — ведь и в те времена, да и сейчас во многих странах ребенка запросто могли похитить, чтобы продать в рабство), вернулись в Иерусалим и только через три дня нашли Его в Храме, «сидящего посреди учителей, слушающего их и спрашивающего их; все слушавшие Его дивились разуму и ответам Его» [Лк. 2: 46-47].
Иудейский обычай посвящения в совершеннолетие — Бар-Мицва, когда мальчику тринадцати лет и одного дня предлагают впервые прочесть Писания и после этого считают его ответственным за соблюдение Закона. Обычай этот возник только через несколько веков после Христа, но сам принцип, что с 12-13 лет ребенок уже, как взрослый, сам отвечает за свое хождение пред Богом (а до этого возраста отвечают за него его родители), во времена Иисуса в иудейском сообществе уже существовал. Для читателей Луки из греко-римского общества обычай этот мало о чем говорил, но для всех изучающих Евангелие сам факт разумных вопросов и ответов подростка Иисуса свидетельствовал о Его ответственной взрослости.
Лука сохранил диалог Марии с Сыном: «Чадо! что Ты сделал с нами? Вот, отец Твой и Я с великою скорбью искали Тебя». Иисус ответил: «Зачем было вам искать Меня? или вы не знали, что Мне должно быть в том, что принадлежит Отцу Моему» [Лк. 2: 48-49]. Иисус таким образом, не вступая в спор с Матерью, подчеркивает, что Храм — это Его дом, а Бог — Его истинный Отец, что в этом доме Ему хорошо, как всегда ребенку бывает хорошо в отчем доме. Лука, который вообще любит не столько утверждать, сколько подводить самого читателя к верному решению, так объясняет, что уже подросток Иисус вполне сознавал Свое богочеловеческое естество. Он, как и положено еврейскому мальчику в этом возрасте, был взрослым и ответственным. Но Его взрослость и ответственность открывали Ему то, что скрыто от большинства детей, да и взрослых, — что домом для человека является Дом Божий, а отцом — Сам Творец вселенной. Иисус стал «Сыном заповеди» Божией не только объективно, но и для Самого Себя. И, как заключает этот рассказ Лука, Иисус послушно вернулся с Иосифом и Марией в Назарет.
Богоявление
После этого момента и до начала служения, до тридцатилетия Иисуса, мы ничего о Нем не знаем, кроме того, что Он оставался в повиновении у родителей и «преуспевал в премудрости и возрасте, и в любви у Бога и человеков» [Лк. 2: 51-52].
«Иисус, начиная Свое служение, был лет тридцати» [Лк. 3:23]. 30-40 лет — возраст акру, буквально, у греков, «стояние на острие», время расцвета всех сил человека. Вот в это время Он выходит на служение. В этом же возрасте тридцати лет был призван к Ахура Мазде Зороастр, тех же лет Сиддхартха Гаутама покинул свой царский чертог, отца, жену и новорожденного первенца — сына, чтобы стать нищим скитальцем ради открытия истины в 35 лет. «В тридцать лет я обрел самостоятельность суждений. В сорок лет я освободился от сомнений», — говорит о себе Конфуций [Лунь Юй 2:4]. Сорока лет был Мухаммед, когда на горе Хира обрел ниспосланные ему первые суры Корана. Удивительный возраст начала зрелости и начала пути. И у Мухаммеда, у Сиддхартхи Гаутамы, у Конфуция и Зороастра путь этот был долгим и трудным. У Иисуса он тоже был трудным, но очень коротким. Всего три с половиной года.
И первое событие на этом коротком пути — Крещение. Сразу поясню, что наше русское слово «крещение» не соответствует греческому термину /Затт'^ш — омывать, погружать, мыть, который употребляется в Евангелии. Русское слово «крещение» вызывает аллюзии на распятие на кресте, но ни о каком распятии еще речи нет. Евангелисты подчеркивают, что это — именно омовение «в струях Иорданских». Любое омовение очищает, и ритуальные омовения, которые существовали еще в доисторическое время (это один из древнейших обычаев человечества), всегда были призваны символически показать смывание греха. Также как мытьем мы снимаем грязь телесную, нас раздражающую и удручающую, так же священным омовением мы снимаем нечистоту греха и становимся чистыми. В Ветхом Завете омовения были очень важным элементом, в Талмуде потом будет целый раздел, посвященный омовению как символическому очищению.
Что же касается слова «крещение», которым на славянский и потом русский язык переводится евангельское (погружение в воду, омовение), то такой перевод — следствие древней народной традиции. Новокрещаемым надевали на шею крестильный крестик, и в простодушном русском обществе само это действие — вручение крестильного креста перешло на название таинства и соответствующего евангельского события. И хотя при большом желании эту простую подмену можно счесть глубокой народной мудростью — крещение призывает каждого новокрещеного взойти на свой крест, распяв страсти и похоти, все же неверный перевод очень мешает простому и ясному пониманию как происходившего тогда на берегу Иордана, так и доныне — в каждой церковной купели.
Иоанна Предтечу, родственника Иисуса, рожденного Елизаветой, мы называем Иоанн Креститель, а на самом деле, конечно, он Иоанн Баптизо («Омовитель» — хоть так и не говорят по-русски, зато говорят «Иван Купала», как перевел недавно один новый переводчик Евангелия и как в нашем народе веками называли день празднования рождества Иоанна Предтечи). Иоанн, в отличие от Иисуса, с юности находился в пустыне. Сейчас почти наверняка можно предположить, что Иоанн был как-то связан с Кумранской общиной и, видимо, подвизался там как строгий аскет — мы знаем, что он питался только акридами (кузнечиками) и диким медом. Он готовил людей к пришествию Мессии, в этом было его призвание. Потому Иоанну и усвоено звание «Предтеча» — тот, кто предшествует, стремится впереди другого, предтечет ему. Потом мы узнаем, что Иоанна Купалу считали новым Илией, который готовит путь Мессии.
Все евангелисты связывают появление Иоанна Предтечи с исполнением слов пророка Исаии: «Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте в степи стези Богу нашему» [Ис. 40: 3]. У нас в русском тексте неправильно расставлены знаки препинания, поэтому и получился «глас вопиющего в пустыне». На самом деле, знаки препинания должны стоять следующим образом: «Глас вопиющего: в пустыне приготовьте пути Господу, прямыми сделайте стези Ему» [Мф. 3: 3]. Матфей опустил в словах Исаии упоминание степи, которое делает смысл фразы более ясным. Речь идет о пустыне человеческой, пустыне, где все думают о своем, об эгоистическом, где не думают о ближнем, где исчезла жертвенная любовь. Это в основном, конечно; мы знаем, что были люди, которые жертвовали собой ради ближнего, которые думали и о пользе другого, и о благе всего человечества. Таких людей в эллинистическом мире называли филантропами — человеколюбцами. Но в целом мир, как и ныне, был духовной пустыней. Не в пустыне вопиет Иоанн Предтеча — пустыня потому и пустыня, что в ней нет людей, а он взывает, чтобы люди в пустыне своих душ приготовили пути Господу. «Всякий дол да наполнится, и всякая гора и холм да понизятся, кривизны выпрямятся и неровные пути сделаются гладкими» — вот так должна преобразиться духовная пустыня, и тогда — «узрит всякая плоть спасение Божие» [Ис. 40: 3-5].
Что же делает Иоанн? Пришедших к нему он омывает (не использую слово «крестит») омовением покаяния: они входят в воды Иордана, видимо, исповедуют свои грехи и, очищаясь и духовно, и, символически, физически, выходят. «Омовение покаяния» (jSa-nria^a ^eravoiaq) — это выражение, встречающееся во всех Евангелиях в отношении действий Иоанна Купалы, тоже требует разъяснения. Метанойя — ^eravoia — перемена мыслей. Наше русское «покаяние» тоже не совсем точно передает смысл подлинника. Слово «каяться» происходит от древнеиндийского cayate — мстит, наказывает, древнеавестийского када — воздаяние, уплата. Слово с этим смыслом и корнем в греческом языке не ^eravoia, а совсем иное — rivw, плачу, признаю свою вину. Наши предки видели в таинстве метанойи-по- каяния именно признание своих грехов, а не изменение строя мыслей, не перемену ума. Это было слишком сложно для простых, не искушенных книжной мудростью душ. Но суть призыва Иоанна Предтечи: «Омойтесь и измените мысли ваши, очиститесь от прежнего эгоизма и откройте себя любви и жертве другому» — примерно так слышали его слова читатели Благовестия на греческом языке.
Иоанн говорит: «Я омываю вас водою, но идет Сильнейший меня, у Которого я недостоин развязать ремень обуви (как раб развязывает обувь господина. —А. 3.). Он будет омывать вас Духом Святым и огнем» [Лк. 3:16]. Представить себе, как «крестить Духом Святым и огнем», невозможно. А если перевести точно: «Он будет вас омывать Духом Святым и огнем», то понятно: если Иоанн только готовит, то Мессия вас будет, омывшихся сначала водой покаяния, омывать Духом Святым — и так делать новым творением, новыми людьми.
И вот приходит Сам Иисус омываться к Иоанну, как и все остальные, показывая таким образом, что любому человеку надо очиститься, омыться. Иоанн понимает, что в Нем нет первородного греха, и спрашивает: «Зачем?» Иисус отвечает: «Оставь теперь, ибо так надлежит нам исполнить всякую правду» [Мф. 3: 15]. Какую правду? Правду о том, что человек нуждается в очищении. Иисус и Иоанн исполнят эту правду вместе.
Иисус входит в воду, среди других, и Ему является Дух Божий, сходящий на Него. Причем по смыслу греческого текста в Евангелии от Матфея ясно, что Иисус видит Духа Божиего. Но в русском переводе неверная интерполяция: сказано, что это видит Иоанн, но там Иоанн совершенно ни при чем. И голос Отца: «Сей есть Сын Мой возлюбленный, в Котором Мое благоволение» [Мф. 3:17] — слышит Иисус. Единство с Божественным Отцом и Животворящим Духом человека Иисуса, Который видит и слышит Божественное, — свидетельство и знамение полноты Его сил. До этого была чисто человеческая жизнь, рост, подготовка к служению. Но в этом омовении явилось признание Богосыновства. Поэтому омовение считается очень важным фактом явления всей полноты Бога в Иисусе. Потом апостол Павел скажет об Иисусе: