оссии, со всеми ее «сорока сороками», маковками церквей и святых монастырей[148].
В Греческой Церкви уже в конце XVIII века частое Причастие вновь становится нормой. Никодим Святогорец и Макарий, митрополит Коринфский, пишут специальные книги, где доказывают, что надо причащаться как можно чаще[149]. Большинство современников их считало чудаками. Но постепенно эта традиция устанавливается более-менее в Греции и через Паисия Величковского, через Оптину Пустынь приходит в Россию.
Сейчас, как вы знаете, даже решения Архиерейского Собора и Синода Русской Православной Церкви приняты о том, что на Пасху, на Рождество, на большие праздники все должны причащаться[150]. И это совершенно правильное решение. При всех минусах бытовой церковной жизни, мы органично возвращаемся постепенно к естественному для Тела Христова порядку.
Священная мистерия
Прежде чем говорить о третьем, очень важном таинстве, подумаем, что означает и почему христианами используется само слово «таинство». По-гречески — то ^vdT^qpiov, во множественном числе — та ^WTypia — таинства. Само слово «мистериос» — это ведь слово, не созданное христианами. Это очень древнее греческое слово. Уильям Буркерт пишет, что этимология слова iiv&Typiov не ясна. Видимо, оно происходит от глагола ^бы — закрывать глаза или уши — и относится к словам микенского типа[151]. Глагольный корень my(s) встречается в Микенское время (1600—1200 до Р.Х.), как кажется, для обозначения посвящения чиновников в должность. Но контекст употребления не ясен. Возможно, слово было связано с обещанием хранения государственной тайны, а может быть, имело и религиозный смысл[152].
В дохристианское время слово «мистерия» было тесно связано с другим — теХету — таинство, священный обряд, совершенствование, от теХешш — совершать, доводить до конца. «Посвящением (теХету) именуется у эллинских философов обряд передачи таинств (у ^етаЬоак; t&v^игтур''шу), как бы совершающий приобщение к таинствам посвящаемого и сообщающий совершенство приступающим к этим таинствам», — объясняет Максим Исповедник в схолиях к Дионисию Ареопагиту[153].
И сам Дионисий Ареопагит, и Максим Исповедник прекрасно знали эту дохристианскую традицию греческой культуры и с готовностью переносили древние слова в христианскую литературу. «У Дионисия Ареопагита терминология напоминает словоупотребление греческих мистерий. Однако этот язык был открыто и сознательно усвоен в Церкви с самого начала, во всяком случае, этим языком уже говорили александрийцы II века», — указывает, наверное, лучший русский специалист по ранней патристике протоиерей Георгий Флоровский[154]. И действительно, основатель в конце II века Александрийской христианской огласительной школы святой Климент Александрийский без колебаний, обращаясь к эллинам, называл Иисуса Христа Истинным Иерофантом [Наставление к эллинам. II, 21,2][155]. Иерофант (iepo$avryg) — буквально «Являющий святыню» — наименование верховного жреца Элевсинских мистерий. Святой Климент, употребляя это слово, должно быть, хочет показать, что истинную святыню являет Собой Иисус Христос.
Но словарь мистерий до александрийцев использует и апостол Павел. Например, в Послании к Филиппийцам есть очень существенный фрагмент: «Все почитаю тщетою ради превосходства познания Христа Иисуса, Господа моего: для Него я от всего отказался, и все почитаю за сор, чтобы приобрести Христа и найтись в Нем не со своею праведностью, которая от закона, но с тою, которая через веру во Христа, с праведностью от Бога по вере; чтобы познать Его, и силу воскресения Его, и участие в страданиях Его, сообразуясь смерти Его, чтобы достигнуть воскресения мертвых. Кто из нас совершен, так должен мыслить» [Флп. 3: 8-11, 15]. Это, если угодно, краткая программа христианина. Но что значит «совершен»? Сам апостол по естественному смирению таковым себя не считает, о чем и говорит чуть выше [Флп. 3:12-13]. Но если апостол не совершен, откуда он это знает? Ведь это знание открыто, как сам он пишет, совершенным. Двусмысленность легко снимается, если мы обратим внимание на греческий текст — «кто из вас совершенен (otroi ouv reXeioi rouro фроуш^еу), так должен мыслить». Слово reXeioi для грека означало — посвященный в таинство. И смысл фразы апостола тогда таков: «Кто из вас посвящен в таинство — так должен мыслить». В какое таинство? В таинство Крещения (омытия). То есть тот, кто стал христианином, тот, кто прошел таинство Крещения, говорит апостол Павел, он так должен мыслить. Ему открыта уже эта великая истина уподобления Христу. Так же, как посвященному в мистерии Элевсина была открыта некая истина, и он должен жить и мыслить сообразно ей. Фраза «кто из нас совершен» не понятна. Кто из нас считает себя совершенным? Да никто не считает себя совершенным. Но каждый христианин может сказать: «Я омылся, я прошел таинство Крещения». Если ты уже его прошел, ты так должен мыслить, говорит в Послании к Филиппийцам апостол Павел, а если мыслишь иначе, ты не осуществил еще в себе христианина, которым стал в таинстве.
Когда христиане были гонимы, под запретом, конгре- гационные собрания совершались при закрытых дверях, как и греческие мистерии. Но в принципе, христиане никогда не скрывали своих таинств, никогда не делали из них тайны, охотно о них рассказывали. Апостол Павел в своих посланиях не скрывает ни материальной оболочки, ни сути христианских таинств — дело неслыханное для посвященных в эллинские мистерии, многие детали которых не известны и по сей день. А все чинопоследо- вание литургии Иоанна Златоуста можно было прочесть уже вскоре после того, как он его составил. Никакой тайны тут не было. Тайна была в ином.
Это тайна вот в чем: то, что совершается здесь, на земле, в символах и образах материального мира (скажем, вода, плюновение при Крещении, хлеб и вино в Евхаристии, и объятия, и поцелуй, и рукопожатие), все это в реальных, абсолютно реальных формах совершается уже в Царствии Божием, в вечности, потому что христиане мыслят себя гражданами вечности. То есть здесь все видят образы, а первообраз ощущают те, кто участвуют в таинстве. Это тайна для внешних не потому, что скрыты какие-то слова и образы, а потому, что они не могут ощутить сути. Суть открывается только с рождением нового человека. А новый человек рождается в таинстве Крещения и живет в таинстве Евхаристии.
Таинство изменения ума
Христиане рано встали перед еще одной большой проблемой. Эта проблема в том, что, к сожалению, Адамово дело живет и порой, увы, побеждает. Люди иногда совершают тяжкие преступления против любви — против любви друг к другу и к Богу. Это то, что апостол Иоанн Богослов называет смертными грехами: «Есть грех к смерти. Всякая неправда есть грех; но есть грех не к смерти» [1 Ин. 5:16-17]. Смертные грехи — это не те, после которых человек тут же умирает физически. Нет. Смертные грехи те, в результате совершения которых умирает тот новый человек, который родился в таинстве Крещения. Он умирает, когда человек совершает тяжкий грех.
Эти грехи более-менее известны: хула имени Божиего, чародейство, прибегание к иным духовным силам кроме Бога, хула на Духа Святого, то есть на сам дар жизни и человечности. Ведь Духом Святым мы живем, и мы — люди, которые не чужды божественного. Хуля саму жизнь свою и свое человеческое естество — свободное и разумное, — мы хулим Духа Святого, и эта хула, по слову Иисуса Христа, не простится ни в этом веке, ни в будущем [Мф. 12: 31].
Смертные грехи — это и тяжкие преступления против людей, нарушение основополагающих заповедей Декалога Моисеева. Убийство, прелюбодеяние, ложь как прямая служба сатане. Что касается убийства и прелюбодеяния, мы это еще более-менее понимаем, хотя очень часто оспариваем; воровство тоже вроде бы понятно; непочитание родителей — к сожалению, частая вещь, но вроде бы тоже всем понятно, что это очень плохо, потому что отец и мать — это образы Бога, который дал нам жизнь. А грех лжи мы не понимаем. Иногда говорят: есть ложь во спасение, чтобы другой не огорчался... Нет, дорогие друзья! Ложь — это один из самых тяжких грехов, убивающих человека тотально, как и убийство, прелюбодеяние, хула на Бога.
Последнее время мне случалось слышать и такую увертку: лжесвидетельство — грех, а ложь — нет. В Евангелии в разговоре с богатым юношей [Мф. 19:18; Мк. 10: 19; Лк. 18: 20] Иисус действительно употребляет сложную форму — феидо^артиругуд, а не разговорную — феидш, как в Деяниях Апостолов [Деян. 5: 3—4]. Первая форма несколько возвышенна в любимой греками манере сложносоставных слов — ложное свидетельство (слово ^артируауд, кстати — свидетель, на русский опять же неудачно переводится в христианских текстах как мученик). Но смысл двух слов абсолютно один и тот же — не лги. И в суде не лги (где у нас употребляется термин «лжесвидетельство»), и жене не лги, и друзей не обманывай. Любая ложь, как бы ее ни назвать — в высоких терминах или обыденных, — равно тяжкий, «смертный» грех.
Почему? Потому что Бог есть Бог правды. Какие-то вещи мы можем не говорить, никто не заставляет рассказывать все, что мы делали за день, каждому встречному-поперечному, это естественно. Можно сказать «я тебе не хочу это говорить», это совершенно законные слова, в них нет греха. Но когда мы лжем, мы тем самым пытаемся небывшее сделать как бы бывшим, то есть мы свидетельствуем, что небывшее есть бывшее — это-то и есть лжесвидетельство, а по-простому — вранье. И это как раз сатанинский грех. Мы пытаемся себя выдать за то, чем мы не являемся. И это прием сатаны, выдающего себя, убийцу и разрушителя, за благодетеля и творца.
Отцом правды является Бог, а отцом лжи, как известно, сатана. Поэтому, когда мы лжем, мы просто добровольно, под барабанный бой, переходим в лагерь сатаны. Мы должны это ясно понимать. Бывает, человек говорит какую-то вещь, он точно не знает — правда это или нет. Это плохо, но это болтовня. А если мы видим, что кто-то откровенно лжет, то есть лжет, сознавая это, кто бы он ни был — дипломат, политик, финансист, бизнесмен или обычный человек с улицы, — если он лжет, он служит сатане, и это тяжелый грех. Я это знаю по себе: когда говорил ложь, всегда потом было ощущение, что все, отпал.