Возвращая это древнее христианское убеждение, вспоминая приведенные выше слова из Второго послания апостола Петра, В.Н. Лосский подчеркивал: «Конечная цель духовной жизни и вечное блаженство в Царствии Небесном. — прежде всего соучастие в Божественной жизни Пресвятой Троицы, обоженное состояние «сонаследников божественного естества», как богов, созданных после несозданного Бога и обладающих по благодати всем, чем Пресвятая Троица обладает по природе»[169].
Второе различие имеет еще большее значение в свете эсхатологии. Это различие в понимании эктео- син — соединения с Богом. Приехавший из Калабрии в Константинополь около 1330 года высокообразованный философ, греческий монах Варлаам (1290-1348; кстати, потом он учил Петрарку греческому языку) объяснял, что человек не может здесь, на земле, будучи человеком несовершенным, греховным, еще себя не преобразившим (потому что любой человек, пока он жив, открыт для падения), соединиться с Богом. А афонские монахи говорили иное: что они уже находятся «в Боге», ощущают несотво- ренную сущность Божию, и наивно рассказывали ученому греку о своих духовных упражнениях и откровениях, о видении ими, как и апостолами на Фаворе, «нетварно- го Божественного света» [Мф. 17:2].Варлаам, следуя учению Аристотеля, считал это невозможным из-за полного различия природ Бога и человека и виденное на Фаворе сияние, исходящее от лика и одежд Иисуса Христа, полагал «тварным».
Полемизируя лично и заочно с Варлаамом Калабрий- ским, игумен, а позднее епископ Фессалоник Григорий Палама (1296-1359), тоже человек высочайшей культуры, утверждал, защищая опыт афонских анахоретов, что уже здесь, на земле, мы можем соединиться, в силу божественности нашего естества, хоть и не с сущностью Бога, но с Его энергиями. Согласно учению о нетвар- ном Фаворском свете, которое сформулировал Палама, Божественные энергии достигают нас так же, как они достигали апостолов на Фаворе во время Преображения Господня. Это само Божественное естество, но данное не в сути его, а в его силах.
Напомню, что в греческом языке слова «энергия» — «evepjeia» и «сила» — «bvva^iq» имеют немного разные оттенки. У нас они есть в физике: есть динамические силы — потенциальные, которые покоятся, которые внутри, и кинетическая энергия — энергия проявленная, энергия движения. В греческом языке, начиная с Аристотеля, это различение существовало всегда. Динамические силы пребывают в Боге как Его потенции, а энергии — те же силы, но проявленные вовне, актуализированные. И вот эти актуализированные силы достигают человека здесь, в земной еще жизни, если человек в большой мере очистил себя от греха, если он из изолятора стал проводником Божественной evepjeia. Но, учит Григорий Палама, тот, кто сподобился соединения с Богом в энергиях при жизни, может надеяться соединиться с Богом по естеству после смерти, когда уже способность ко греху исчезнет. Он будет вполне богом по благодати после смерти. То есть онтологическое обожение как цель остается, только перемещается в инобытие.
Пройдет еще совсем немного времени, и ученик Григория Паламы, замечательный дидаскал Николай Кавасила (1322-1391) будет говорить, что любой человек должен здесь, на земле, соединиться с Богом. Любой — мирянин или монах, женщина или мужчина, знатный или простой, образованный или необразованный, ребенок или взрослый, это не важно, любой должен соединиться с Богом здесь, на земле, чтобы быть с Ним в «сиянии вечности».
Но народ этого не мог принять, как не может принять и у нас сейчас, и очень многие не понимают этих тонких различий и говорят о том, что человеку вообще невозможно соединиться с Богом онтологически, а «только» в энергиях. Григорий Палама объяснял: здесь, на земле. Но люди это забывают и говорят: вообще. Это ошибка. Потому что цель человеческой жизни — это онтологическое обожение. Например, в Послании к Эфесянам апостол Павел молит: «Преклоняю колени мои пред Отцем Господа нашего Иисуса Христа. чтобы вы, укорененные и утвержденные в любви, могли. уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы вам исполниться всею полнотою Божиею» [Еф. 3:19]. Никаких оговорок о том, что только энергиями, а не сущностью. Напротив, апостол Павел говорит с абсолютной точностью: «исполниться всею полнотою Божиею». Греческое слово •nXypw^a означает исчерпывающую полноту. Сравните то же послание 1: 23, где апостол говорит о Церкви как Теле Христовом: «полнота (пХурш^а) Наполняющего все во всем».
В отличие от ислама, христианство, преодолевая ари- стотелианскую логику, говорящую о принципиальной несоединимости различных природ, безоговорочно утверждает то, что «для эллинов безумие»: «Бог стал человеком, чтобы люди стали богом»[170].
Полносоставное обожение
Протоиерей Георгий Флоровский, лучший русский богослов ХХ века в церковно-канонической сфере, писал: «„Отделение" души от тела и есть смерть именно человека, прекращение его существования, его существования как человека. Следовательно, смерть и тление тела, стирают из человека „образ Божий". <...> Можно назвать человека „единой ипостасью (личностью. — А.3.) в двух природах", причем не из двух природ, а именно в двух природах (в двух природах — это души и тела. — А.3.). Смертью эта единая ипостась раскалывается. И человека больше нет. Поэтому мы, люди, ожидаем „искупления тела нашего" (Рим. 8: 23). <...> Вся мучительность смерти как раз в том, что она — „оброк греха", то есть результат нарушенных взаимоотношений с Богом»[171].
Исчезновение человека, тление и разрушение нашего тела — это не естество тела, а результат греха. Тело человеческое должно быть восстановлено именно потому, что без него человека нет. Душа может быть, но это не человек. Душа может жить после смерти, она, в отличие от тела, бессмертна. Но она будет страдать или радоваться в зависимости от того, как человек жил при жизни. То есть человек состоит из смертной и бессмертной субстанций. Хотя говорят, что душа — это условно бессмертная субстанция. Она бессмертна постольку, поскольку она ждет воскресения тела. А потом будет окончательный суд над человеком, в зависимости от того, как он жил, когда его душа и тело еще были вместе. В любом случае без воскресения тела, без восстановления тела (анастасиса) человека нет. Поэтому христианский Символ веры включает в себя обязательно: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века». Без воскресения мертвых нет жизни будущего века, потому что нет человека, некому жить.
Воскресение тела, собирание тела — это некое явление условности смерти. Владимир Лосский писал: «Не только душа, но и тело человека создано по образу Божию». И приводил далее слова Григория Паламы: «Вместе были сотворены они по образу Божию»[172]. Не только человеческая душа, человеческое тело божественно! По какому же образу Божию сотворено человеческое тело? Что есть образ Божий в человеческом теле? Ведь Бог не имеет зримого образа.
Человеческое тело во всем подобно всей прочей твари. Чем человек реально отличается от обезьяны своим телом? Да и от барана, собаки, свиньи, медведя — чем отличается? Ну чуть-чуть другой... На самом деле все то же самое: руки, ноги, лапы — передние, задние. Не в этом же дело. Все дело в том, что весь мир в некотором смысле сотворен по образу Божию. Весь мир. И человек есть его активная, свободная, божественная волевая частица.
С другой стороны, воплощение Христа, Боговоплоще- ние и Рождество Христово показало божественность нашего тела, потому что Христос — во всем подобный нам человек, кроме греха. Все наши качества Он воспринял. У него были тоже две ноги, две руки, голова. «Все, что не воспринято Христом, не может быть обожено» — мы помним эту чеканную формулу Григория Богослова[173]. В Равенне вы увидите в баптистериях, и православном, и арианском, что у входящего в Иордан совершенно нагого Христа есть все, чем отличается мужчина от женщины. В иконографии часто эти «детали» «благочестиво» скрывают, но важно сознавать: Иисус Христос вполне и всецело принял тело человеческое, и с момента Боговоплощения все наше тело как таковое приобрело божественную ценность. Люди стали телесно подобны Богу, наше тело стало божественным, потому что Иисус принял наше тело. Но поскольку в вечности времени нет, то тело человека божественно было с момента творения, потому что сотворено оно Богом и потому что в него облечется Христос. «Образ Божий относится не к одной духовной, но и телесной природе человека. Самое творение материального мира Богом пробуждает искать в Боге основу для этого», — указывает протоиерей Василий Зеньковский[174].
В Послании к Филиппийцам апостол Павел говорит: Господь Иисус «уничиженное тело наше преобразит так, что оно будет сообразно славному телу Его» [Флп. 3:21]. То есть наше тело не плохо само по себе, но оно уничижено, унижено. Унижено чем? Ну конечно, вы уже знаете чем. Нашим грехом, нашим согласием на грех, согласием Адама и Евы на грех, которое мы воспроизводим нашими грехами все время. Но Господь тела потомков Адама преобразует так, что они будут сообразны, то есть они будут иметь тот же образ, что и Его славное тело. И реальность этого преобразования демонстрируется на горе Преображения, когда Иисус Христос, сбросив подобие тела греховного, не исчез, не развоплотился, не говорил из воздуха. Он был тот же Иисус, которого знали ученики. Но Он изменился, Он просиял внутренним светом для видевших это трех апостолов. Это было внутреннее сияние свободной от греха плоти. Евангелисты искали слова, но найти не могли. Матфей сказал: «.просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет» [Мф. 17:2]. Марк: «Одежды Его сделались блистающими, весьма белыми, как снег, как на земле белильщик не может выбелить» [Мк. 9:3].
Евангелисты искали слова, как, должно быть, искали слова и апостолы, видевшие преображение Иисуса на Фаворе. Искали — и не могли сыскать. Ведь белильщик мог выбелить хорошо, это умели делать, но то, то видели апостолы, было белее белого. Как и лицо Иисуса, просиявшее, как солнце. Но это было то же тело, те же ткани одежды, только преображенные — и это дано было увидеть апостолам здесь, на земле, их плотскими глазами, «яко- же можаху», как поется на церковнославянском в тропаре праздника Преображения. То есть насколько они могли увидеть своей еще пораженной грехом, еще не омытой Христом плотью, настолько они увидели славную, свободную от греха плоть человеческую. И они тут же сказали: «Хорошо нам здесь быть». Они ощутили, что хорошо быть там, где нет власти греха и сатаны, где есть уже свобода в Боге. От растерянности и неожиданности Петр говорит что-то несуразное: сделаем три кущи, чтобы поклоняться Тебе, Моисею и Илии [см.: Мк. 9: 5]. Апостолы не понимают, что на самом деле не кущи надо делать, а себя преображать, следуя за Христом, что все эти кущи-рощи — чепуха. Себя надо изменить, и никакие храмы, никакие кущи, никакие обряды сами по себе не есть замена обожения — преображения «сообразно славному телу Христову».