Торговые города всегда имеют тенденцию к республиканскому управлению. Торговый город, как таковой, сейчас же выдвигает буржуазию, выдвигает, с одной стороны, купца–морехода, с другой стороны — кораблестроителей, ремесленников, которые производят на отдельные рынки всевозможные предметы обихода, и иногда мануфактуриста, который таких ремесленников собирает воедино в капиталистически организованную хозяйственную единицу, а такая буржуазия стремится ограничить власть монарха, власть помещиков. Она не желает находиться под контролем феодального государства, состоящего из крестьянской угнетенной массы и бар, где мелкий помещик тянет к своему сеньору, а этот сеньор тянет к князю, который в свою очередь является вассалом короля. Такой феодальный строй организован на военной мощи правящего сословия вооруженного дворянства с. его дружиной и на бесправии крестьянства.
Когда рядом появляется город, полный купцов и ремесленников, которые отнюдь не желают поставить себя в подчиненное положение но отношению к феодалам, то начинается борьба между городской буржуазией и феодализмом. Борьба эта имеет разный характер: иногда город поддерживает царскую власть против аристократии, а иногда, наоборот, город поддерживает аристократию против царской власти. В Греции ;)to произошло иначе: буржуазия города оказалась настолько сильной, что просто сломила царскую власть. Но титул царя, базилевса, остался в Греции. В наиболее отсталых странах, как Спарта, выбирали двух царей, и они представляли собой военачальников, которые были поставлены под надзор аристократической коллегии эфоров. Но в Спарте помещичий режим как раз мало пошатнулся, а вот в типичной для Греции стране, в той, которая всегда принимается за образец греческой культуры, в Афинской республике, — там базилевс–царь оказался жрецом, т. е. чистым пережитком, лишенным значения. Власть попала сначала в руки наиболее богатых классов, которые вошли в соглашение с наиболее благородными фамилиями земледельческими, помещичьими фамилиями, но потом стала неудержимо скатываться вниз, и имущественная буржуазия в свои цепкие руки взяла в конце концов всю Афинскую республику, расширила в то же время ее пределы и поставила в зависимость от Афинской республики целый ряд других городов, почти всю Грецию.
В момент своего расцвета даже последнее убежище консервативной аристократии — ареопаг, высшее судилище, она или урезывает в правах, или ставит под свой контроль. Но, в конце концов, афинская буржуазия очутилась перед новым врагом — простонародьем: матросы, простые ремесленники, крестьянство, частью разоренное, переселившееся к этому времени в города, считали себя полноправными гражданами, и эта беднота афинская стала требовать для себя расширения прав. Возникли новые распри, и прогресс в направлении демократизации Афин шел неудержимо до того момента, когда столкновение Афин со Спартой пресекло нормальное развитие Афин.
Каким же образом отразилось это на религии? Наиболее творческую роль в выработке культуры играют Афины, потому что это был наиболее торговый город Греции. В центре культурной, политической, философской жизни оказался самоуправляющийся свободный город такого же точно типа, какой мы встречаем в других случаях, когда торговля выдвигается на первый план, как, например, позднее, в конце средних веков и в начале эпохи Возрождения, в итальянских городах с Флоренцией во главе или у нас в Новгороде и Пскове. Это такого же типа самоуправляющийся город, полный борьбы между богатыми и бедными.
Но помимо этого Афинской республике приходилось отстаивать себя всячески от иноплеменников. Западные полуварварские племена были неопасны, но гигантские восточные державы были опасны до крайности; вы знаете историю персидских войн и неоднократного натиска персидской монархии на греческие города.
Персия стремилась поработить себе греческие колонии в Малой Азии и распространить влияние на материковую Грецию. Вы знаете, как Греция сначала дала геройский отпор Персии и затем оказалась более сильной, чем Восток, когда она под руководством македонского монарха[40] сумела даже Персию поставить в положение вассала по отношению к себе.
. Было чудом, что маленький свободный народец смог вырасти в такую колоссальную мировую величину и победить, даже подчинить себе, гигантскую военную державу. Во всяком случае опасность в течение всей жизни Греции от варваров организованных, от восточных держав, была налицо, и, стало быть, надо было поддержать боевую мощь своего гражданства.
В этом и заключается главная причина высокой гражданственности греков. У них тоже были рабы, и никто из греков не протестовал против существования рабов. В этих самых демократических Афинах добрая половина жителей не имела абсолютно никаких гражданских прав; эти люди рассматривались как вещь, принадлежащая гражданам. Правда, утверждают, что в Греции рабство не приняло жестоких форм, но рабство существовало все же в очень скорбном виде, в виде не только лишения гражданских прав, по и в виде оскорбительной зависимости от своего господина.
Когда шла демократическая борьба в Греции, то это никогда не было восстанием рабов, и даже крайняя демократия но поднимала вопроса об освобождении рабов. Стремления иметь в государстве только свободных граждан не существовало, и самые лучшие демократы, борясь за права крестьянства и ремесленников, говорили только об афинянах по крови, а отнюдь не принимали во внимание военнопленных — людей, попавших к ним в кабалу. Всяческие меры принимались, чтобы кабальных, но не попавших в рабство облегчить, — например, должникам многократно отпускались долги, по рабов на волю не отпускали. Раб рассматривался не как член данной общины, а освобождение от долгов, поддержка разоряющегося крестьянина, — тенденция прийти на помощь бедняку, организовать его против богатого, была налицо. Она являлась результатом чувства самосохранения афинского парода, который должен был иметь достаточно многочисленную и преданную гражданскую армию. В этом и заключается разгадка половинчатого демократизма Афин.
Когда богачи начинали душить крестьянство или ремесленников, когда грозило Афинам, что в рабство впадет большинство населения, а несколько семей окажутся владельцами всего имущества, крепостниками в отношении остальных, тогда спрашивали: а кто же будет защищать Афины, разве раб будет защищать Афины? Нет, раб не нес воинской повинности. Надо, чтобы кто–то нес воинскую повинность, готов был геройски защищать жену, детей, имущество, честь и будущее своей маленькой родины. И вот, чтобы развернуть патриотизм, чтобы иметь такого рода войско, государство поддерживало в решительный для него момент бедняка, организовывало его. Лучшие люди, дальновидные люди становились на сторону бедняков и помогли им в деле революции, выковав таким образом гражданское самосознание бедняков, которые взяли защиту дела государства в свои руки и не отдавали его без борьбы. Заметьте, кроме того, что и военная техника постепенно выявляла, насколько важно иметь–именно демократическую армию.
Сначала у греков война велась героями па колесницах. У Гомера встречаем царя, дерущегося на колеснице, а около него — безымянную массу, которая не идет в счет. Позднее оказалось, что эти люди на колесницах, запряженных четырьмя конями, не являются достаточной силой; что средний буржуа или мелкий помещик, который выходил в качестве тяжеловооруженного воина, оказался в жизни большей силой, чем одиночка–герой. Но этот процесс пошел дальше. Афиняне побеждали потому, что вместо гоплитов они выдвигали легковооруженное войско, которое сражалось кожаными щитами и железными мечами и копьями и которое в силу легкого вооружения было очень подвижным. Соответственно этому была выработана и боевая стратегия, и, таким образом, пользуясь возможностью быстрых обходных движений, внезапных нападений, это легковооруженное войско оказалось могущественнее, чем сравнительно небольшие фаланги тяжеловооруженных помещиков и крупной буржуазии. Тогда демократия приобрела особое значение, и хотя она не только не богатела, но беднела, однако государство вынуждено было прийти к ней на помощь, иначе оно не могло бы себя отстаивать перед восточными варварами.
Таким образом в Греции развился республиканско–демократический строй, и, если откинем наличность рабов, это была одна из самых законченных демократий. Суд, выбор чиновников были организованы демократически выше, чем в какой бы то ни было стране нового времени, но рядом с этим существовали бесправные рабы.
В этой среде должна была преломиться и религия, приобретшая черты, соответствующие этому периоду.
Бог был признан как основа мироздания, но старые мифы, имевшие до тех пор характер объяснения явлений природы, начали приобретать всё более моральный характер.
Государство в лице своих жреческих коллегий, в лице своих крупнейших поэтов, мыслителей, историков, через свои прекрасные учебные заведения, — их мы потом коснемся, — переделало постепенно религиозное сознание народа, делая из него как бы школу гражданственности, того мужества, того патриотизма и того чувства равенства, которые были необходимы для поддержания Афинской республики.
Платон, великий философ, только выразил внутреннюю сущность греческого государства, когда сказал, что «государство есть воплощение на земле справедливости», что уже в этом слове «государство» справедливость таится.
Заметьте, что, когда Платон рисует идеальную республику, он ни на секунду не говорит, что она должна быть республикою равных; он отличает господствующий класс философов, подручный ему класс воинов, класс ремесленников и торговцев, которым отдана экономическая жизнь, и класс простых граждан, совершающих черную работу. По его мнению, справедливость требует четырех классов, потому что под справедливостью он разумеет внутреннее равновесие государства. Ему кажется, что такое государство было бы наиболее жизнеспособным, наилучше организованным.
Греческая республика не была организована так, как хотел Платон, но она была определенным образом иерархически организована: у нее были генералы, ораторы, за которыми шли народные собрания, у нее были, с другой стороны, богачи, которые приобретали торговлей огромные имущества; разве трудно было кому–либо из них захватить власть? Ведь мы это на каждом шагу видим, и история учит, что демократия — вещь неустойчивая, что тот или другой человек, которого особенно полюбит народ, который сумеет ему польстить или его купить, или боготворимый войском полководец может легко захватить власть.