Поисковикам несказанно повезло — суздальский аптечный склад всего лишь перекосило, не разорвало полностью. Естественно, многое разбилось, свалившись с полок, но охлаждение работало — уцелевшие препараты не испортились. Под них в Дановке отвели промышленный холодильник и обширный подвал. Лада лично сортировала ампулы, таблетки, бутылочки, баллоны, пока не навела порядок и не учла весь запас. Анестетиков лет на сто хватит, что радовало, ведь боли она боялась пуще смерти и пациентов жалела. Вот антибиотиков уцелело совсем мало, так что в ход шли отвары и настои из собираемых лекарями трав.
Жаль, от роботизированной лечебно-диагностической аппаратуры остались рожки да ножки, однако толковый лекарь мог провести даже полостную операцию. Только где они, толковые? Кроме неё, психотерапевта и плохонького стоматолога из Борисова, дипломированных медиков в общине не нашлось. Когда Дан провёл перепись, оказалось, что из полутора тысяч взрослых — семьсот инженеров, двести учителей и шесть сотен обслуживающего персонала, то есть «подай-принеси». А врачей — всего два! Ох и потрудилась она, отбирая и обучая лекарей! Сейчас, конечно, легче. В каждом поселении работает по нескольку фельдшеров-акушеров, способных на простые операции. А настоящих хирургов, способных резать и шить, — всего пятеро, считая Ладу. Тяжёлых больных направляют в Дановку.
Сегодня пришлось срочно делать кесарево сечение толстушке, которую привезли игуменцы. Плод стал поперёк — фельдшер там совсем неопытный, поворот на ножку делать не рискнул, проваландался. Пришлось укладывать девицу под нож. Слава богу, и мать и младенец выжили. Лада вела статистику смертей и с каждым годом огорчалась всё больше. Хотя атмосфера очистилась, раны Земли заросли остывшей лавой, но увечная планета плохо влияла на людей — выросло количество онкологий. Детская смертность ужасала — каждый третий младенец не выживал. Уродства, не совместимые с жизнью, аномалии развития. Некоторые поселяне так испугались, что решили не рожать больше, так что Ладе пришлось ставить вопрос на Совете общины. Она сумела убедить старост — фельдшеры прочли приготовленные лекции, объяснили принципы демографии, особенно расширенного воспроизводства. Вроде бы численность общины перестала сокращаться.
Народ привык помалу, что уродов не выхаживают. Эвтаназию никто уже не оспаривал. Но младенческий могильник на погосте имел дурную славу, дескать, невинные души… и так далее. И то, почти каждая семья пополнила его своим отпрыском, а то и не одним. Лада старалась не удивляться собственному везению, чтобы не сглазить. Сплюнула и сейчас:
— Тьфу-тьфу-тьфу!
Их с Даном девчонки получились крепкими и здоровыми. Старшая, Алиса, уже ходила в школу. Вот она и устроила переполох. Забежав к маме на минутку — попала в разгар операции. Отыскала халат, бахилы, маску (понятия о стерильности Лада привила всем!), принесла стул, залезла с ногами и уставилась на операционное поле. Лада как раз вынула из полулунного кровоточащего разреза младенчика, пережала пуповину и шлёпнула по ягодичкам для стимуляции. Тот запищал. Зрительница впечатлилась настолько, что упала в обморок. Как подобает в таких случаях, с надлежащим грохотом. Пока фельдшер приводил Алису в чувство, Лада одна, без ассистента, ушивала операционную рану.
И сейчас, вернувшись домой, тревожилась, всё ли сделала качественно. На фоне этой тревоги лёгкое гудение в голове, неявная головная боль, наверное, — мешала. Лада усилием воли запретила себе отвлекаться на недомогание. Дан сидел за рабочим столом с утра, голодный. А суп не поспел, мясо оказалось жестковато. Но держать мужа некормленым ещё час? Зная его характер и неприхотливость, Лада сомневалась, чтобы тот ради перекуса оторвался от дел. Отсюда и гастрит, который на нервной работе практически неизлечим!
«Нет, так не годится. Пару бутербродиков с сыром, огурчик, — жена быстро собрала нехитрую еду на деревянном кружке, как любил примитивист, накрыла салфеткой, — и чай с мёдом. Только бы никого не принесло, а то он при людях не станет».
Чайник никак не закипал.
— Это и есть Дановка? Резиденция вождя?
Здравко кивнул, скрывать нечего. Название селения любой мог прочесть на указателях, что стояли у каждого перекрёстка. Да и не узнать в самом крупном населённом пункте столицу общины — это кем надо быть? Полным идиотом. Опять же, чего или кого бояться селению?
Давненько никто не осмелился не то чтобы штурмовать такой укреплённый объект, а даже близко пройти без разрешения. Арбалеты защитников жалили смертельно, к тому же вождь мог пустить в ход и огнестрельное оружие. Два цикла назад шалая банда Разгулян целиком полегла у стен, зажатая объединённой ратью. Вождь не щадил врагов, чтобы слух о жестоком Дане крепко запал в умы потенциальных налётчиков. Мелюзга не рисковала нападать, одиночные собиратели или бродяги предпочитали с общиной меняться, чем воровать у неё. Войско зорко оберегало от посягателей урожай, который по нынешним временам означал жизнь поселян.
Авторитет вождя для отпочкованных от столицы деревень был абсолютным. Хотя, в принципе, их старосты имели равный с Даном статус. Кроме Игуменки, конечно. Та ещё не выросла до самостоятельности. Отряд проезжал как раз мимо неё. С вышки махнули условным флажком, спросили — что нового? Получив ответ, успокоились, переслали сигнал караульщику Дановки. Им это сделать проще — на расстоянии всего двух километров от столицы стояла эта деревня-монастырь, заложенная у могилы Илии.
Старый священник не выдержал среди приверженцев ислама и увёл выживших в последней схватке послушников своего монастыря. К ближнерусской общине добрались шесть человек из десяти, да и те поувеченные изрядно. Кормить нахлебников Дан не стал, но приютил на первое время, помог выстроить избы, огородиться. Монастырь вёл собственное хозяйство, помалу выплачивал долг и учился оказывать поддержку в боях. Преемником почившего игумена Илии стал Назар, по совету Дана отменивший обет безбрачия для послушников.
Здравко гнал отряд бодрой рысью, поглядывая на странного человека, восседавшего за спиной разведчика. Ник выглядел очень сильным и уверенным, а ростом превосходил всех. Поэтому мысли командира получались нерадостные, хотя день сложился на редкость удачным — обезьядов обнаружили, основательно побили и прогнали аж за Гиблый лес.
«Но стоило ли сразу брать в поселение человека, так странно возникшего из ничего? Не привезу ли я скрытого врага?»
Такие мысли серб хранил в себе, не позволяя бойцам заподозрить неуверенность командира. Боже упаси! Для отряда Здравко оставался сосредоточенным и решительным. Ворота Дановки распахнулись, впустили воинов.
Лада провела рукой по лбу, словно сметая налипшую паутину. Странное недомогание, похожее на головную боль, пусть без боли, всё чаще привязывалось к ней. Обследование не показало отклонений — давление и пульс стандартные, внутренние органы функционируют без особенностей. Беременность протекала нормально, как и предыдущие. А шум в голове не унимался. В нём проскакивали странные нотки. Не пульсация в висках, нет! Разноголосое урчание громадной толпы с отдельными, более громкими выкриками — примерно так гудела голова Лады.
Аутотренинг, интенсивный массаж висков и затылка немного ослабляли шум. Повышенное внутричерепное давление?
Однако в общине такое обследование не проведёшь… Поисковики слышали от поморов, что в бывшей Европе сохранилась редкостная диагностическая аппаратура, но кто Ладу туда пустит? Да она никогда Дану такой просьбы и не выскажет:
«Этот ненормальный вполне может отправить меня на птеране с отрядом, а то и сам помчится… Хотя, сам не помчится — забот слишком много…»
Лада хорошо представляла, каково это, руководить общинным хозяйством и переживала, видя каждодневное напряжение мужа. Жизнь после катастрофы никак не хотела налаживаться. В отличие от «собирателей», ближнерусская община делала ставку на собственные силы — растила овёс, рожь, пшеницу. Даже овощами поселяне себя обеспечивали, не говоря уж о развитом скотоводстве. Группа поисковиков выкопала найденные плодовые деревья, привезла и создала целый сад. Знания Дана и справочники с учебниками помогли выбраться из тупика собирательства.
Нет, поисковики и сейчас трудились, не покладая рук, не жалея ног. Община находила применение любой мелочи, пережившей Катастрофу. Обширные амбары хранили множество машин и механизмов, их обломки и части, которым хитроумные механики, во главе с Бобом, искали и находили применение. Ветряные мельницы, прессы, сеялки, бороны, плуги, культиваторы — требовали постоянного ухода и ремонта. Кузница и мастерские освоили забытые технологии, но слишком многое утратилось навсегда, безвозвратно.
Да еще природа старательно мешала, учиняя губительные ураганы, наводнения, насылая неведомых насекомых, перед которыми знаменитая некогда саранча выглядела невинными кузнечиками. Их не брали ядохимикаты, найденные в уцелевших резервуарах азотно-тукового комбината. Взять хотя бы последнее нашествие яблоневой моли. Приходилось вручную обирать прожорливых гусениц! Неделю община билась с тварями, снося полные ведра к давильне. Укушенным сборщикам (а ротовой аппарат у гусениц, ого-го, какой мощный!) лекари обрабатывали раны немедленно, иначе воспалительный процесс надолго выводил бедолаг из строя.
И крупные твари, в том числе двуногие, так и норовили поживиться на дармовщинку. Приходилось отвлекать от работы здоровых, сильных мужчин, патрулировать окрестности, отбивать нападения. И чем сильнее становилась община, тем дальше уходили поля. К общине примыкали хуторяне, уставшие от постоянных поборов. Мелкие банды, раньше грабившие одиночек, лишались источников еды, схватывались между собой, объединялись и пробовали силы на поселениях общины.
Мутантов, типа обезьядов, крысобак, хищунов — можно перебить из арбалетов, а человек требует адекватного ответа. Дану пришлось отрядить несколько групп на поиски убойного оружия, ведь бандиты-собиратели даром время не тратили. У них огнестрелов и лучевиков всё прибавлялось.