— Гляньте-ка! — взревел Шэм. — Этта ж поезд! — и верно, внизу, прямо под ними, был «Мидас». На нем горели опознавательные огни. Но тут оказалось, что пришла очередь Шэма ставить выпивку, о чем ему услужливо напомнили товарищи; также услужливо они взяли его кошелек, вытряхнули из него все деньги и купили на них несколько кувшинов Каменноликие знают какой дряни, и закуску — жаренного в перце пылевого краба и каких-то тварей вроде саранчи, на чьи многочленные усики и ножки Шэм взирал без особого энтузиазма, но которых, тем не менее, покорно жевал потом.
— Как ты вообще попал на кротобоя? — с беззлобным любопытством спрашивал Вуринам. Другие подтянулись поближе, интересуясь ответом. — Что, папка с мамкой велели? — У пьяного Шэма язык уже еле ворочался во рту, так что он сам толком не понял, что ответил.
— Мня, мня, мамка, мня, мня, папка? — передразнил его Вуринам. — Спасибо, что просветил.
— Это не я, — объяснял Шэм, — это все кузены. Нет у меня… — Последние слова вдруг показались ему чрезмерно жалобными, так что он поспешно прикрыл рот и «мамки с папкой» сказал шепотом, чтобы не портить вечер.
Но никто его уже не слушал. Коллеги по «Мидасу» громко ржали над тем, как его изображал Вуринам. А тот треснул его кулаком в плечо — из дружеских чувств, разумеется, — и сказал:
— Ты парень что надо, Суурап, только расслабься чуток, — на что Шэм мысленно возразил: «В каком это смысле?», но его вопрос остался без ответа, поскольку разговор перешел на другое.
Шэм поймал взгляд Бенайтли. Гигант молчал, но симпатия, написанная на его физиономии, говорила яснее всяких слов. Шэм сделал еще глоток.
Что было потом? Еще одно место под названием «Древний Сыр», и еще одно, «Формидабль», и еще «Драп и Доктор» или «Дрянь и Дракон», или что-то вроде. Когда именно мужчины и женщины с «Мидаса» вступили в разговор с выпивохами с других поездов, Шэм не помнил, хотя сам принял в нем живое участие.
— Чего мужики вытаращились? — спросил он женщину с татуированной шеей и косой, уложенной кольцами, как канат. Она взглянула на него поверх стакана. — Откуда ты быть, пожалуйста?
— Боллонские мужчины любят, чтобы женщины сидели дома, — сказала она на рельсокреольском, лингва франка всех, кто трудится в рельсоморье. Однако ее акцента Шэм не распознал. — Такие, как я, им не по вкусу. Из Коулд Бейсин я. — Коулд Бейсин! Даль-то какая, еще восточнее, чем Стреггей! — Приехала покупать слухи. И продавать тоже.
— Я слышал про рынки слухов. Где они?
— Слухи о том, где находятся рынки слухов, покупают у слухоброкеров на улицах, если, конечно, повезет и тебя не обманут.
— Что, платить деньги за слухи о слухах?
— А как иначе?
— А то тебе не дадут делать то, зачем ты сюда приехала? — спросил Шэм.
Она покачала головой.
— Не такие они тут глупые, чтобы диктовать приезжим, что им делать да как. Я уже занималась апдайвингом на восточном нагорье. — И она завела соблазнительный разговор о Совмерике, мифическом токсиконтиненте в верхнем небе. — Так что это была за руина?
— О! — Шэм уже забыл, о чем он ей рассказывал. Кажется, врал что-то про эту, как ее там? И он сдал назад, точно поезд на прямом участке, к началу истории про катастрофу. Он болтал, а она поглаживала его мышь. Потом был еще один паб, где женщина была по-прежнему рядом, а потом — упс! — Шэм вдруг оказался на улице, где блевал в глубокую канаву рядом с пабом. «Еще кусочек Стреггея остался позади, — думал он при этом. — Здравствуй, Боллон!» Что ж, больше войдет шнапса — так, кажется, они его тут называют?
И он снова болтал про катастрофу, про то, как шарил за окошком в земле, про жуткое нападение крыс.
— Поэтому мы здесь. Одному из наших чуть ногу не отгрызли. — «Поглядите на меня, — думал он при этом. — Я рассказчик». Ураган лиц вертелся вокруг него, вдруг они встали, расступились, и он увидел Вуринама, танцующего с Кирагабо в каком-то новом месте, но кто-то налил ему еще выпить, и кто-то спросил:
— Так что ты нашел там, в руинах? — на что Шэм ответил:
— А-а-а-а, — и постучал себя пальцем по носу, в смысле, не ваше это дело, секрет, и все тут. Это и был секрет. Ведь он сам толком не знал, что нашел тогда в руинах, потому и воздерживался говорить об этом. Хей-хо, пей до дна! Тут же он оказался на улице, под звездами, где пристраивал свою голову на чем-то плоском. «Вовсе они не плохие, — подумал он. — Нормальные люди, боллонцы», — подумал он опять. Дали ему, на чем поспать.
Глава 15
Это оказался камень, вот что. Камень, а не подушка.
Шэм выяснял это постепенно. Очень постепенно.
Сначала он ощутил, как его царапает что-то маленькое и острое. Героически Шэм выбрался из липких глубин сна к поверхности сознания, не спеша собрался с силами, наконец, поднес к лицу руку и пальцами раскрыл себе один глаз.
Готово. Так, похоже, он спал на улице, прямо во дворе какого-то паба, наверное, последнего в их одиссее. Поскуливая от беспощадного утреннего света, он проморгался и разглядел кое-кого из своих товарищей, — те вповалку храпели в амбаре, под полными презрения взглядами коз. Летучая мышь Дэйби лизала ему лицо. Слизывала крошки, налипшие возле рта. «Когда это я что-то ел?» — задумался Шэм. Не вспомнил Рывком поднялся, но тут же застонал и снова осел на землю, схватившись за голову, а та вертелась, точно карусель на полном ходу.
О, Каменноликие, сжальтесь, как же пить хочется. А это что за здоровая мерзкая лужа рядом с ним, неужели его блевотина? Может, его, а может, еще чья, кто ж ее разберет. Он поднял руку к глазам и поглядел на солнце сквозь пальцы. Верхнее небо было сегодня сравнительно чистое — так, самая малость ядовитой пыли клубилась в вышине, маскируя жутких небесных летунов, которых сегодня тоже было всего ничего; впечатление было такое, будто его взгляд уходит прямо в космос. Солнце сердито смотрело на него с небес, точно учитель на проштрафившегося ученика. «Ой, да ну тебя», — подумал Шэм, встал и заковылял в гавань.
Мимо домов-террас, где жильцы поливали цветы на окнах и готовили завтрак, или, скорее, обед, а может, еще что; короче, что бы то ни было, но пахло оно восхитительно, запахов вкуснее Шэм в жизни не нюхивал. Мимо собак и кошек Боллона, — жизнерадостных непуганых животных, которые смело шли по своим делам без хозяев, с симпатией поглядывая на Шэма. Мимо массивных прямоугольников церквей, где пели гимны божественных распрей. Вниз, к гавани, откуда поверх крыш домов и бакалейных лавок, поверх статуи местного сардонического бога уже неслись к нему звуки и запахи дороги и лязг колес.
А он оказался совсем небольшой, этот Боллон, всего одна центральная улица. Шэм поднял глаза вверх, на телескопы и разные сенсорные устройства, которыми ощетинились крыши, — все они были развернуты к Камбеллии. Все же это было совсем новое для него, невиданное прежде место. И, в принципе, это его волновало. «Это начинает раздражать», — думал он всегда, когда не мог понять, что чувствует.
Он повстречал товарищей по «Мидасу»: Эбба Шэппи помахала ему из кафе, где она сидела за чашкой цикорного кофе; Теодозо выглядел хуже, чем Шэм чувствовал себя в тот момент, и Шэма не заметил; Драмин, серый кок, нюхал какие-то местные травки; он Шэма видел, но поздороваться не пожелал.
При мысли о завтраке Шэм чуть не заплакал. Купил у разносчика пересоленный пирожок и сел с ним на ступеньки водокачки, чтобы, съев его, тут же запить водой с привкусом металла. Крошками поделился с Дэйби.
Голова у него болела, вообще все болело, к тому же он был уверен, — да нет, просто знал наверняка, — что от него воняет. Но тот, кто угощал вчера приятелей на его деньги, позаботился положить сдачу ему в кошелек. Он выспался, хотя и в пыли. Прохожие либо не обращали на него внимания, либо ухмылялись, но не глядели так зло, как солнце. А до возвращения на поезд у него оставалось еще часа два-три. Так что, может, похмелье все же удастся пережить. Правда, особой уверенности в этом у него не было, и под ложечкой знакомо посасывало, как всегда при недовольстве собой, но в остальном Шэм чувствовал себя не так чтобы уж совсем-совсем паршиво.
Глава 16
На краю рельсового моря, в углу гавани, стояла едальня «Текникаль» — комбинация столовой, пункта обмена сплетнями и информацией (за ее многочисленными столами шептались о чем-то своем капитаны кротобоев и исследовательских поездов), а также места оказания услуг технического характера. Шэм остановился. В тени, под навесом, он увидел капитана Напхи, она беседовала с хозяином.
Судя по движениям ее рук, она описывала ему что-то очень крупное. Потом она протянула ему листок, хозяин кивнул и тут же поместил его в информационное окно, рядом с другими такими же бумажками. Шэм прищурился и разобрал слова, написанные крупным шрифтом.
ИНФОРМАЦИЯ КАСАТЕЛЬНО.
ВОЗНАГРАЖДЕНИЕ.
ФИЛОСОФИЯ.
Он хотел идти дальше. И уже собрался тихо прошмыгнуть мимо, боясь, как бы Напхи его не заметила и не отравила своей надменной меланхолией его утро. Не удалось. Она увидела его и жестом велела ему приблизиться. Надо ли говорить, что лицо Шэма осталось неподвижным, хотя сердце упало.
— И еще кое-что, — обратилась капитан к хозяину кафе. — Ординаторы у вас есть? — Она достала из кармана пригоршню листков. — Держи, это тебе, — сказала она Шэму, протягивая ему листки. БОЛЬШОЙ КРОТУРОД, — прочел Шэм на верхнем, беря их из рук капитана. НЕОБЫЧНОЙ ОКРАСКИ.
Она сжала свою искусственную руку, и в ней открылся небольшой лючок. Внутри лежала память для фотоаппарата. «Это же моя! — подумал Шэм, пока она извлекала ее наружу. — Право нашедшего!» Хозяин кафе уже кивком приглашал их внутрь.
— Идем. Я проверю это, — сказала капитан. — Потом скажу тебе, куда идти.
В боковой комнатке обнаружилась целая коллекция ординаторов: оборудование было, что называется, с бору по сосенке: спутанные трубки, кое-как присобаченные к экранам мувографов, черно-белые моргающие проекторы, буквенные клавиатуры; дизельный генератор, жужжа, поддерживал жизнь в этом машинном реликварии.