Вытерев руки о свой платок, который теперь можно было только выкинуть, я огляделся вокруг, чтобы посмотреть, не оставил ли я каких следов своего преступления. За такое полагалось серьезное наказание в виде штрафа, поскольку души умирающих или умерших принадлежали их родственникам. Только они могли ими распоряжаться.
«Вроде бы все чисто», – подумал я, осматривая помещение с помощью камня.
Теперь, когда сияния душ не было видно, я заметил, что от кусков тел отходят в сторону несколько отдельных ворсинок душ, которые вели в угол подвала, что было очень странно, поскольку все куски тел лежали в одном месте и мелкие ворсинки, которые показывали, где капала кровь, также группировались кучно.
Я прошел по следу и носком башмака раскидал кучу мусора. Тускло блеснули серебром лежащие там часы. Я наклонился и поднял их, чтобы проверить. Они не шли, но вот внутри их была вложена фотография молодой девушки.
«Как они сюда попали? – удивился я. – Часы явно принадлежали одной из жертв. Вряд ли девушки-убийцы стали бы хранить в часах фотографии других девушек».
Закончив с осмотром, я поднялся наверх и вручил их удивленному инспектору. Он покрутил их в руках и посмотрел на фотографию внутри.
– Видишь, Джеймс, – обратился он к другу, – а ты говорил: «Что ему тут делать, что он может найти?»
Сержант смутился.
– Мы перерыли весь дом и ничего не нашли.
– Глазастик у нас смотрит другим зрением, – ухмыльнулся инспектор и подбросил в руке часы. – Найдем эту девушку – узнаем, кто это был. Возможно, сможем найти, кто видел его в последний раз. Ладно, ребята, сворачиваемся, – обратился он к полицейским. – Выберите, кто у нас провинился, и пусть стаскивает остатки трупов наверх, негоже оставлять их тут.
Ответом ему был дружный стон.
– Или я сам назначу, – погрозил он пальцем в ответ, и я стал наблюдать, как полицейские стали тянуть спички, выбирая «счастливчика».
– Ладно, у меня еще сегодня несколько личных дел, – инспектор обратился ко мне, – но раз ты теперь живешь тут, не против пропустить с нами вечером по паре стаканчиков?
– Я не пью, сэр, – почему-то смутился я.
– Пинта пива еще никому не вредила, – наставительно сказал мне сержант, – хотя, если не хочешь, насильно тащить никто не будет.
– Нет, нет, я, конечно, согласен! – Я испугался, что откажусь от первых совместных посиделок.
– Отлично, тогда жди нас в участке, мы будем вечером.
Мистер Райт приказал Вилли сопроводить меня назад и, подбросив нас до Хаундсдич, укатил в другую сторону.
– Как дела, Вилли? – Поскольку он правил фургоном, разговаривать в дороге мы не могли. Оставшись же одни, тем более без старших по званию, мы могли свободно поговорить.
– Нормально, Рэдж, может быть, сначала зайдем ко мне пообедаем? – неожиданно предложил он. – А то утром меня вызвали, и я даже хлеб не успел взять с собой в дорогу.
– Конечно! – Я согласился по двум причинам: я тоже был голоден, но хотел увидеть, как еще живут тут люди.
Очень скоро я убедился, что моя комната, снимаемая у мистера Оливера, является хоромами по сравнению с тем углом, где жила семья Вилли. Двухэтажный дом на Фенчурч-стрит, где они снимали комнатушку, вполне прилично выглядел снаружи, поскольку находился на одной из широких и, по местным меркам, достаточно чистых улиц. Но вот внутри…
Я старательно обошел кучу дерьма, что лежала прямо на пороге дома, и тут же вляпался в другую на лестнице.
– Опять мисс Бишеп не убирает за собой, – недовольно проворчал Вилли, тоже наступив в эту кучу. – Сколько раз уже соседи говорили, чтобы не гадила на лестнице.
– Как это вообще возможно? – поразился я. – У нас бы за такое вообще оштрафовали, а за злостные нарушения попросили из квартала.
– Ты живешь в другом мире, Рэдж, – грустно улыбнулся полицейский, – здесь никому, кроме соседей, нет дела до старухи, пока она исправно платит налоги.
– Но ты же полицейский! Неужели нет штрафа за это?
– Гадить на лестнице старухе? – Он засмеялся. – Мы с тобой почти одного возраста, но рассуждаешь ты как ребенок, прости.
Я промолчал и стал подниматься вслед за ним.
– О, какой милый молодой человек!
Когда мы поднялись на второй этаж, из одной из дверей появилась женщина и схватила меня за рукав.
– Не хочет ли он развлечься? Всего за два пенса? Я доставлю тебе море удовольствия, мой сладкий.
Меня едва не стошнило при виде такой «красоты». Черные гнилые зубы и потертая одежда были малыми из ее проблем. Запах давно не мытого тела и черные ногти вызывали дрожь в моем теле только от мысли, что можно прикоснуться к ней. Воспоминания о ночах с Люси, которая всегда была чистенькая и благоухающая, в прекрасных одеждах, тут же всколыхнулись в голове.
– Миссис Роуз, это мой гость! – Голос моего спутника стал тверже, но женщина меня не отпускала.
– Мэм, если вы меня не отпустите, я возьму у вас часть души бесплатно… – Я брезгливо посмотрел на нее, и, видимо, что-то было в моем взгляде, что она резко дернулась и удалилась к себе, громко хлопнув дверью.
– Челюсть прибери, и идем, – усмехнулся я виду своего спутника, который и правда открыл рот от удивления и застыл на месте.
– Ты первый на моей памяти, который отшил миссис Роуз так быстро! – удивленно сказал он, когда я покачал его за плечо, чтобы привести в чувство.
– Должен сказать тебе, Вилли, что для полицейского ты слишком мягок. – Я покачал головой, представив, что кто-то не послушался бы сержанта или тем более инспектора.
Парень сразу погрустнел.
– Если бы сержант Экстон не знал моего отца – не видать бы мне этой работы. – Он подошел к двери и, достав ключ, открыл ее.
Произошедшее далее сначала ввело меня в ступор, а затем вызвало приступ жесточайшей ревности.
Взвизгнув от радости, когда он вошел, на него кинулась очень красивая девушка, одетая в одну лишь ночнушку, стала целовать его и обнимать. Волна любви и радости, которую источала эта девушка, показалось, коснулась и меня, но щемящее чувство в груди, что меня никто и никогда так не встречал, вызвало только чувство ревности к парню, которому досталось такое чудо. С трудом вспомнив, что он мой приятель, я смог погасить неуместное чувство и немного успокоиться. Последние мои месяцы в колледже, наполненные усмешками и откровенным пренебрежением в мой адрес со стороны девушек, снова напомнили о себе. Тяжело было смотреть, как невзрачному парню, который не был красив, высок или хоть чуточку богат, достаются чувства, которых напрочь лишили меня. Я пожалел, что согласился пойти с ним, но уйти сейчас было равносильно открыто сказать, что мы больше не приятели.
– Марта, я не один, подожди, – ласково лепетал он, пытаясь остановить жену.
Она наконец заметила меня и, сразу же покраснев, отпустила мужа, пискнула и упорхнула в комнату.
– Повезло мне с ней, – смущенно посмотрев на меня, проговорил Вилли. – Снимай ботинки, дома мы ходим в домашней обуви.
Надев деревянные башмаки без задников, он пригласил меня в комнату, где успевшая одеться девушка накрывала на стол.
– Марта, позволь мне представить тебе мистера Рэджинальда ван Дира, ремесленника. Рэджинальд, это прекрасное чудо – моя жена. – Он тепло улыбнулся ей, опять вызвав во мне колющее чувство в груди. Смотреть на счастливых людей после месяцев унижений было очень больно.
– Мэм. – Я снял котелок и поставил его на комод. – Рад с вами познакомиться.
– Я тоже, мистер ван Дир. Вилли столько о вас рассказывал!
На удивление, от девушки пахло пусть и хозяйственным мылом, но зато чистотой. Одежда ее тоже была чистой и аккуратной, было заметно, что за ней следили. Впрочем, и вся их маленькая комнатушка, в которой, кроме кровати, отгороженной занавеской от общей комнаты, стола, пары стульев и комода, ничего больше не было, была чиста и уютна.
– Вилли, предложи гостю бренди, у нас осталась бутылка с Нового года, – обратилась она к мужу, раскладывая перловую кашу по тарелкам.
– Спасибо, но сегодня я встречаюсь с инспектором, так что откажусь, – быстро сказал я, видя, как полицейский решительно встает со стула.
«К тому же она наверняка у вас одна-единственная и хранится на торжественный случай».
Обед прошел быстро и весело, даже меня, с моими грустными мыслями, ей удалось расшевелить. Ее любовь и нежность, словно источаемые вокруг благовония, заставили меня в конце концов примириться с ситуацией, и я даже рассказал немного о себе и о ремесленниках. Вилли и правда повезло с женой.
– Спасибо, мэм, все было очень вкусно! – Я попрощался с девушкой, улыбнувшись ей напоследок.
– Марта, пожалуйста, называйте меня Марта, – прощебетала она, взяв меня за руку, и сразу же засмущалась своему порыву, посмотрев на мужа.
Тот лишь ласково ей улыбнулся.
Ее рука была чуть жестче, чем у Люси или у других девушек, но очень нежной. Я наклонился и поцеловал ее пальцы, чем вконец смутил.
– Рад был с вами познакомиться, Марта, Вилли очень повезло с вами. – Я отпустил ее руку и пошел переобуваться, слыша, как они воркуют друг с другом.
– Я ее так люблю, – признался мне Вилли, когда мы стали спускаться вниз, – даже не понимаю, почему такая, как она, полюбила такого, как я.
Этого я тоже не понимал, но промолчал.
– Она попросила приводить тебя чаще! – вспомнил он. – Ты ей очень понравился.
– Конечно, Вилли, – кивнул я, отчетливо понимая, что больше никогда сюда не приду. Для меня контраст между моим текущим положением и чувствами этих двоих был чересчур сильным – все равно что перед умирающим от жажды поставить кружку с водой, до которой тот никак не смог бы дотянуться.
Проводив меня до участка, Вилли ушел патрулировать улицы, а я остался ждать инспектора с сержантом. Идти домой совершенно не хотелось, поскольку я не знал, где мы сегодня встречаемся, да и ходить одному по этим улицам я по-прежнему опасался.
Вечером, когда я прикорнул на кресле в его кабинете, наконец-то появились два друга и потащили меня в направлении Тауэр-Хилл. Все, что я успел сделать, – это попросил спрятать камень в сейф его кабинета, тащить с собой драгоценность было бы верхом беспечности. Я с трудом понимал, куда меня ведут и как я потом попаду домой, но эти вопросы озвучивать было некому, меня никто не слушал, поскольку они только смеялись и говорили, что в этом месте мне точно понравится.