Седовласый рыцарь довольно долго осматривал своего внезапного пациента, водил руками вокруг его головы, бормотал заклинания… Наконец выпрямился во весь рост и вздохнул, чуть ли не со стоном:
– Хватит на первый раз. Ну, Когги, что скажешь?
Когори Тумару склонил большую круглую голову направо, потом налево, по-прежнему продолжая сидеть на лавке возле окна… недоверчиво потер мешки под глазами…
– Чудеса! Ну, Санги, ты просто бог среди магов и лекарей. Ни глаза не болят, ни в висках не ломит! Я уже забыл, что такое бывает!
– Сие облегчение не надолго, очень уж ты все запустил. Но пару-тройку дней будешь именинником ходить. Закончим дела и, если мир не рухнет, займусь твоим здоровьем поплотнее. А нынешних твоих знахарей…
– Эк ты их! Жрецы они, самого высокого Храма.
– …даже не знахарей, а шаманов деревенских, можешь казнить уже сегодня, они заслужили.
Когори Тумару вскочил и цуцырем, прытко и вперевалку, вернулся в свое рабочее кресло за столом.
– Ха! Казнить – это у меня быстро. Но, знаешь, Санги, сугубо из осторожности, так, на всякий случай, подожду до своего и твоего возвращения, мало ли… какие ни какие, а лекари…
– Тебе виднее. – Санги Бо помолчал некоторое время и, наконец, решил, что пора довершить то, намечено сделать перед отъездом. Откашлялся.
– Когги, как насчет того дельца, что я тогда упоминал? Ну, во вторую нашу встречу, еще перед цирком?
Когори Тумару сделал вид, что вспоминает и не может вспомнить.
– Э-э-э… Поясни, о чем ты?
Санги Бо изнутри закусил губу, чтобы сохранить серьезный лик и не выдать себя улыбкой. Да, вот она, прочнейшая на свете чиновничья выучка: даже со старым другом, на ровном месте пытается играть в «кто выше». Кто напоминает – тот проситель, а кто запамятовал, за множеством важнейших государственных дел, тот вершитель.
– Забыл, сударь герцог? Тут у меня была к тебе смиренная просьбишка, можно сказать – челобитная…
– Не дури, Санги.
– Дело касалось моего воспитанника и сына одного из твоих близких друзей, наших общих друзей, молодого князя Та Микол…
– А! Да, я конечно же помню!..
– …которого я, приютив и воспитав до совершеннолетия его, привез к отцу, дабы вернуть некогда потерянного ребенка…
– Ну вспомнил я! Санги, что ты, в самом деле! Прекрати!
– … его родителям, светлейшему князю и светлейшей княгине Та Микол. Дело же было подле военной ставки князя, в местах боевых действий, и двое твоих ратных сотрудников…
– Да!!! Боги меня раздери! Санги, не выставляй меня в дураки…
– …крепко мне помогли. Мне и юному Докари, и я пообещал обоим…
– Санги, хватит, устыдил. Санги, я – вспомнил. Более того, я приказал разыскать обоих – где бы то ни было, в столице ли, на рубежах – и доставить ко мне, сюда. Незадолго до твоего прихода мне доложили, что оба здесь, дожидаются в кордегардии, это в двух шагах. Кстати сказать, причины вызова не ведают, поэтому пребывают в некотором волнении. (Оба имперских стража и представить себе не могли, что давнишнее случайное общение с двумя дворянами, старым и молодым, и полученное от них обещание, в самом деле будет иметь какое-то продолжение в столице, в императорском Дворце, в логове у «Самого», то есть, в кабинете главы имперского сыска Когори Тумару, поэтому внезапный вызов под высочайшие очи привел их не «в некоторое волнение», а в сильнейшую тревогу, более похожую на предсмертный ужас. – Прим. авт.) Позвать их?
– Зови, конечно. Кстати, еще раз напомню: я обещал похлопотать за них перед тобою.
– Не разжевывай. – Когори Тумару вынул из ящичка маленький серебряный молоток и ударил им в серебряный гонг. – Эй, Суфахи, давай сюда тех двоих. И писарей сразу пригони, чтобы неподалеку и наготове были. С гербовыми свитками, с заклятьями, с сургучом, чтобы все как положено… Понял? Погоди… проверю, остались у меня пайзы?.. Есть пока. Ступай, живо!
У ратников имперского сыска свои правила и традиции, несколько отличные и от тех, что приняты в гвардии, и от тех, что бытуют в казармах дворцовой охраны, поэтому оба имперских стража просто тихо вошли в кабинет, без крикливых рапортов, без парадного печатания шага… Вошли, безмолвно поклонились и вытянулись в струнку: впереди старший, с нашивками десятника, справа от него и позади на полшага – его подручный.
– Вот, сударь Санги, изволь обратить внимание на моих молодцов. Не могу утверждать, что они на голову выше остальных моих воинов, но – не хуже никого из них, ручаюсь! Это они?
Первые слова из уст высочайшего начальства – они самые важные, в них уже содержится самое сокровенное: худу быть?.. или радости?.. Радости! «Сам» вроде бы хвалит, стало быть, до казни и темницы далеко, уже – радость. Ох, как это хорошо… Ой, замечательно!
Оба стража по-прежнему стояли не шевелясь, однако глазами пожирали спину того, к кому обращался всесильный их начальник. Вон как он к незнакомцу… со всем уважением, на ты, как равному… Незнакомец развернулся, и оба стража мгновенно узнали в нем пожилого дворянина, встреченного ими там, на западных рубежах, с золотой пайзой высшего имперского пароля. Значит, не хвастал старик, действительно знаком с Самим!
Санги Бо также узнал обоих, но признал это не вдруг, а немного погодя, после того как подошел к ним вплотную, якобы вгляделся с прищуром… Он и Когги Тумару достаточно долго знакомы, чтобы понимать друг друга с полувзгляда и с намека на намек. Им для этого даже роли разучивать не надо, все как бы само собой идет, в разговоре…
– Они. Приветствую вас, судари. – Санги отвесил обоим легкий поклон, получив в ответ два, но поглубже. И повернулся к старому другу, восседающему за столом, в кресле, со свитком в левой руке.
– Старшего, если не ошибаюсь, зовут Тогучи Менс, а вот ваше имя, сударь, увы, запамятовал…
– Лаббори Вай его зовут. Родился на востоке, предки его из князей тамошних. Земляной Соли, по-моему. Так ли, воин?
Второй страж сделал шаг вперед и отрапортовал по-военному кратко, твердо, но – вполголоса:
– Так точно, ваше высокопревосходительство!
И отступил на прежнее место.
– А первый, Тогучи Менс, тоже с востока, но гораздо ближе к нам. И этот – также дворянин хорошего рода. Оба женаты, оба с детьми. Первому семьдесят, второму сорок. Так что они там натворили, сударь Санги?
– Я ведь уже докладывал твоему высокопревосходительству, но вкратце повторю: они там, на местах боевых действий, толково и усердно помогли мне, нам с юным князем Докари, найти его отца, старого князя Докари, главнокомандующего… И охраняли его, пока я вел переговоры. Проявили при всем этом – и отчетливо проявили – ум, выдержку, несуетность и гибкость. Ну и, само собой, все это – в пределах имперской присяги, а не ей поперек. Отвагу не проверял, до боев дело не дошло, но оно, быть может, и к лучшему. Я пообещал, что не забуду оказанной ими услуги и ныне весьма рассчитываю, при содействии, разумеется, твоего высокопревосходительства, слово свое сдержать.
Когори Тумару с важностью кивнул и заерзал, заворочался, полез, неуклюже гремя креслом, из-за громадного стола. Если бы Санги Бо своими глазами только что не видел, как ловко может двигаться широченный и грузный глава имперского сыска, он бы наверное, поверил и в медлительность его, и в неуклюжесть… Да нет, все равно бы не поверил. Но – убедительно действует Когги, не придраться! «Не следует всуе показывать полною мерой – на что способны руки твои, ноги твои, глава твоя»… Помнит Когги древние заветы времен Аламагана, воин по-прежнему.
– Что можете добавить к вышесказанному и услышанному, ребята? А?..
Стражи стояли навытяжку и молча, не поддаваясь на благодушный вопрос начальника. Но глаза у обоих горели, нагрудные галуны на левой стороне камзолов мелко подпрыгивали! И сорок лет, и даже семьдесят – это еще далеко не старость, но самое время, чтобы заключить удачу в крепкие объятия. Ибо еще древними сказано: «На свете нет ничего своевременнее удачи!»
– Тогучи, подтверждаешь?
– Так точно, ваше высокопревосходительство! Присяге не изменяли!
– И это правильно с вашей стороны. Ну, что, Санги? Придется поощрить этих сударей? Не возражаешь?
– Не возраж… Погоди. Сударь Лаббори Вай! Позвольте оглядеть вашу секиру?
Младший из двоих, тот, которого звали Лаббори Вай, четким и, может быть, излишне резким движением выхватил секиру с пояса, столь же четким движением сорвал чехол с лезвия и молча, на двух руках, протянул ее Санги Бо, обухом к нему, а жалом к себе. Если бы этот старик потребовал показать меч – Лаббори Вай обязан был хотя бы взглядом испросить на это разрешения у начальства, а отдать меч из рук в руки – только по прямому, вслух прозвучавшему приказу, но секира – это секира, это не душа воина, а просто оружие, способное сразить живую силу противника…
Когда-то, при той, первой встрече, Санги Бо поправил имперского стража, указал тому на ошибку в «уваживании», в способе заточки, и теперь вдруг решил проверить – насколько умеет сей страж внимать дельным замечаниям.
– Хм… Молодец, уваживаешь теперь как положено. Все в порядке, Когги, извини, что посмел тебя перебить. Толковые у тебя ратники, а я еще раз убедился с радостью, что не ошибся в них во время краткого знакомства.
Глава имперского сыска опять кивнул, на этот раз – как бы наскоро принимая вежливые и ни к чему не обязывающие извинения от старого друга, расставил чуть пошире толстые ноги и с веселою грозой во взоре обозрел награждаемых.
– Значит, так. Данною мне властью и во благо Империи, я присваиваю каждому из вас внеочередное воинское звание. Ты, Тогучи, теперь полусотник имперского сыска, а ты, Лаббори, десятник.
Оба награжденных откликнулись хором, но вполголоса:
– Служим Империи и трону!
Да, сие была награда – так награда! Получше иных денег! Полны ушаты, что называется!
– Это во-первых. Далее. Хорошие и толковые люди в любой службе желанны, не только в нашей, всюду и всегда их нехватка. Казалось бы – рати несметные из желающих служить, ан ковырнешь одного, да другого третьего – он либо сучок гнилой, либо пень дубовый. У сударя же Санги Бо, вашего поручителя, глаз очень верный и зоркий, и если уж он сказал…