— Иными словами, он победил лишь потому, что прибегнул к хитрости, к обману!
— Именно так, в этом и заключался один из первых поступатов в его «Ремесле войны», как вспоминал Дикай: «Все военные действия основаны на мошенничестве».
Но подумай вот о чем: разве то, что сделал Сунций, так уж отличается от обмана с деревянным конем, примененнего хитроумным Одиссеем против троянцев? Тут важно вот что: Сунций знал, что его противник надменен и излишне самоуверен, а потому таким же будет и его войско. Это чужеземец и использовал в своих планах.
Так или иначе, Ксеркс исполнил свое обещание и отрубил Артаферну голову, хотя он и был его родственником, как и все остальные высокопоставленные полководцы. Но когда дошло до назначения Сунция начальником над всеми войсками, тут возникла проблема, ибо чужеземец не говорил по–персидски. Похоже было, что он с трудом командовал даже той сотней, несмотря на помощь переводчика. А уж командовать огромным войском на поле боя ему и вовсе было бы невозможно. Вот почему мы помним Мардония–завоевателя на белом коне, а не Сунция, хотя за свои свершения он был щедро награжден и осыпан почестями.
А для того, чтобы понять, что же он совершил, тебе следует знать, как именно в те дни были организованы войска Великого Царя. Сейчас‑то они организованы совсем по–другому, и это все благодаря Сунцию. Ибо если из битвы при Марафоне можно было извлечь хоть какой‑то урок, то заключался он в том, что один наш греческий гоплит в среднем был сильнее даже одного из лучших персидских воинов, и потому‑то афиняне смогли сбросить в море врагов, вдвое превосходящих их числом. Но персы всегда надеялись решить проблему качества своих воинов, еще больше увеличивая их количество.
В то время постоянно действующее войско Великого Царя не превышало десяти тысяч человек. Все они были по крови персами, и назывались они Бессмертными. Как и спартанцы, они не занимались ничем, кроме подготовки к войне, и они были вооружены и обучены лучше всех в империи. Но когда Царь ходил на войну, он объявлял призыв, и каждый подвластный ему народ должен был прислать ему для кампании воинов. Перед тем, как Дарий умер, он планировал набрать для вторжения в Элладу целых триста тысяч человек.
— Да такое громадное войско опустошило бы все на своем пути!
— Именно это и сказал Царю Сунций. Это был еще один из его постулатов: «Преимущество только в количестве — вовсе не преимущество».
Но он указал и на другие проблемы, вызванные размером такого войска. Воины собирались из разных частей империи, и у всех у них было разное оружие. Они говорили на разных языках. И большинство из них были призывниками, идущими в бой из‑под палки.
Но я уверен, что твой педагог не только вытирал тебе нос. Ты наверняка знаешь, как описал персидское войско поэт.
- «И мириады сынов азиатских народов,
Каждый с мечом, приготовился к битве смертельной,
Встали под знаменем гордой Персидской державы.»
— Очень хорошо, мой юный друг!
И вот Сунций обошел новобранцев, один народ за другим, и из каждого отряда он выбирал самих лучших, а потом отсылал остальных по домам, и так, пока у него не осталось войско величиной в сто тысяч человек. Потом он обеспечил каждого воина лучшим снаряжением и оружием, хотя, конечно же, все это добро было в персидском стиле, а не как у наших гоплитов. И он обучил их всех маршировать в ногу под стук барабана и отступать по звуку гонга. И он показал воинам, как следует сигналить при свете дня с помощью больших знамен, а в темноте — посредством вспышек огня. И вот так он создал войско, которое покорило Элладу.
Когда Ксеркс недовольно поинтересовался, сколько же будет стоить такое большое войско, постоянно пребывающее наготове и во всеоружии, Сунций ответил так:
Во–первых, войско, состоящее из оплачиваемых добровольцев, а не из призванных новобранцев, всегда будет драться с большей охотой.
Во–вторых, Царь может потребовать дополнительную дань вместо тех людей, которые были отправлены назад в свои земли, и это сократит расходы.
И, наконец, меньшее, но более эффективное войско потребует меньших расходов, ибо потребуется кормить и перевозить меньшее количество человек. Например, для перевозки всех новобранцев, которых хотел собрать Дарий, а также их снаряжения и припасов потребовалось бы на тысячу кораблей больше.
— Скучная‑то какая работа — пересчитывать мешки с бобами и корабли. Это пристало управляющему имением, а не воину.
— Это так, но в чем‑то ремесло полководца подобно ремеслу управляющего имением. Именно это я и имел в виду.
А Сунций был также искусен и в стратегии, а не только в обучении и снабжении. Вот еще один его постулат: «Поссорь врага своего с союзниками его. Сначала раздели врагов своих, а потом плети заговоры против тех и других».
— Ну, это уже политика, а не война!
— А разве есть разница? Ложь и мошенничество — лучшее оружие государства в войне. К сожалению для Эллады, в мошенничестве Сунций искусен был весьма, а разделить наши города было совсем не трудно. Не один город был готов войти в союз с Великим Царем — или для собственной выгоды, или ради того, чтобы отомстить старым врагам. Но главными врагами Ксеркса были два города. Прежде всего, Афины — достаточно было вспомнить, что сделали наши гоплиты при Марафоне. И Спарта.
— Полагаешь ли ты, Сократ, что та история правдива? История про то, как спартанцы бросили персидских посланцев в колодец?
— Я нисколько в этом не сомневаюсь. Очень уж много других городов послали Ксерксу дары, которые символизировали их покорность его власти. Предложив его посланцам самим взять земли и воды из колодца, спартанцы дали знать другим городам Эллады: не сдавайтесь персам, или же потом будете иметь дело с нами.
Но вернемся к теме нашей беседы. Сунций понимал, что его главная цель — поссорить Афины со Спартой, ибо в те дни они не были врагами. Сейчас многие люди считают, что Спарта отказалась помочь Афинам при Марафоне. Персидские агенты распространили слух о том, что Великий Царь подкупил спартанцев, чтобы их армия не пришла. И большинство афинян верят этим слухам до сих пор.
— Конечно, верят. Ведь и сами афиняне поступили бы на месте персов точно так же!
— Да, ты, возможно, прав. Но именно из‑за этого слуха и началась вражда Афин и Спарты. На самом же деле спартанцы войско прислали — две тысячи гоплитов. Только они опоздали из‑за фестиваля в честь богов.
— Как будто кто‑нибудь поверит таким оправданиям!
— Ну да, многие афиняне и не поверили. Именно с тех самых пор они и не доверяли Спарте. Однако следует заметить, что номинально они по–прежнему оставались союзниками в борьбе против персидского царя. Так что когда Эллада узнала об угрозе вторжения — да об этом, наверное, узнал весь мир, таков уж был размах приготовлений Ксеркса — все города собрались в Коринфе, чтобы решить, как именно защищаться. Большая часть собравшихся, представлявшая города Пелопоннеса, предлагала занять оборону на Коринфском Перешейке. Поскольку это означало бы оставление персам всей Аттики, афиняне, естественно, были против, и снова пошли слухи о возможном предательстве спартанцев. Но даже спартанцы понимали, что они никогда не смогут выиграть войну без афинского флота, который был самым сильным во всей Элладе. А наш военачальник Фемистокл поклялся, что флот не пойдет в бой, если его союзники оставят Аттику врагу.
Так вот греческие города и не могли договориться о стратегии, и занимались лишь спорами, а в то же время персидские приготовления шли полным ходом. Конечно же, среди нас всегда были шпионы и агенты Великого Царя, так что эти дебаты отнюдь не были тайными. Но Сунций добился их неизбежного исхода, разделив персидское войско на части и послав пятьсот кораблей на захват острова Китера, который отделен лишь проливом от Лаконии. Увидев такую угрозу у себя в тылу, так близко от родного дома, спартанцы перестали и думать о том, чтобы послать гоплитов на оборону Аттики. А без них Афины не могли и надеяться на то, что им удастся выстоять в одиночку.
И вот так одним ударом Сунций достиг своей цели и выиграл войну, ибо он не только лишил Афин всех союзников, но и лишил остальную Элладу афинского флота. Так что если ты, Алкивиад, станешь полководцем, то это все благодаря ему. Потому что Афины по–прежнему целы и невредимы, и наших граждан не увели в цепях и не сделали рабами, тогда как в Спарте полководцами можно считать разве что босоногих пастухов, командующих козами на горе Итоме.
«От лаконических пляжей до пашен богатых мессенских
Правили всюду спартанцы, их власть на мечи опиралась.
Где же спартанцы теперь? Уничтожены мощью персидской!»
— Да, Сократ, но ты утверждаешь, что этот Сунций выиграл войну еще до того, как сразился хотя бы в одной битве?
— Именно так я и утверждаю. И вот еще один из его постулатов: «Победить врага без боя лучше, чем одержать сто побед в ста битвах.»
— Но если он ни разу не сражался в битве, Сократ, то как ты можешь утверждать, что он был столь искусен в ремесле войны? В смысле, разве суть войны состоит не в сражениях?
— Ну, он был слишком стар для того, чтобы стоять в первых рядах с копьём в руках, если ты это имеешь в виду. И, конечно же, это верно, что собственно приказы отдавал Мардоний. Но, как говорил Дикай, именно Сунций всегда планировал стратегию и тактику, которые были основаны на его постулатах.
Например, он говорил: «Никогда не давай врагу знать, где ты дашь ему бой. Если он готовится встретить тебя спереди, ударь ему в тыл, где он слаб.» И ты ведь знаешь, что случилось, когда пелопоннесские союзники сконцентрировали свои силы за стеной на Перешейке, ожидая, что персы по ним именно там и ударят. Однако вместо этого персы превратили Перешеек в ловушку, перебросив войска с тыла через Арголид, где им никто не помешал.
А поскольку еще одно из его правил гласило: «Никогда не атакуй врага, прижатого к стене», он не стал тратить своих воинов на бессмысленный лобовой удар. Он просто подождал, пока его враги в отчаяньи попытаются прорваться к Коринфу, и тогда уже устроил им засаду на дороге. «Покажи окруженному врагу выход, и он им воспользуется.»