Мы остановились около моего дома, и только тогда я почувствовала себя спокойно.
— До свидания, — сказала я.
— Саша, я…
Он не уходил, не обращая внимания на мое нетерпение. А я больше всего хотела сейчас вернуться в мой привычный, теплый, уютный мир, где нет роскоши, но… «Есть покой и воля», — отчего-то вспомнилось мне.
Я девушка воспитанная, потому стояла и терпеливо ждала, когда он наконец-то отпустит меня.
Он же не торопился.
— Я бы не хотел, чтобы эта встреча была последней, — наконец выпалил он.
— Может быть, мы встретимся еще, — смилостивилась я. — Если вы наконец поймете, что я не собираюсь выходить замуж. Мне не до этого…
— А до чего?
Боже ты мой, Данилова, и кто тянет тебя всегда за язык! Теперь Райков заинтересовался всерьез моими жизненными планами.
— Это не обсуждается, — сурово проговорила я. — Это уж, простите, мое личное… И мне уже пора Видите, горит окно? Это моя мама, уставшая от мрачных фантазий, которые непременно рождаются в ее голове, стоит только мне где-нибудь задержаться, неуклонно приближается к сердечному приступу.
— О нет, — искренне воскликнул он, — этого никак нельзя допустить!
Склонив голову, он нежно коснулся моей руки губами и быстро пошел прочь.
Я вошла в подъезд и на секунду остановилась у окна.
Его удаляющаяся фигура вызвала у меня жалость. «Бог мой, — подумала я, — как же одиноко и жалко выглядят олигархи, вырвавшиеся на свободу!»
Глава пятая
«Что же со мной вчера было?» — подумала я, проснувшись на следующее утро. За окном ничего не изменилось. Разве что к пасмурному небу прибавилась еще одна напасть — туман. Наверное, этот чертов туман забрался в мою голову: мысли двигались тяжело, и я с огромным трудом заставила себя проснуться. Конечно, если б не настоятельная необходимость отправляться на работу; вряд ли я вообще стала бы вставать…
— Не радует мой взор с утра ваш мир, — вздохнула я. — Но — «рога трубят, копыта роют землю»…
Я встала и долго торчала в ванной, потом начала собираться.
За незатейливыми и привычными делами я почти забыла о вчерашних потрясениях. А вспомнив, даже удивилась самой себе. Надо же, вчера ей сделали предложение, а она не то что спокойна — индифферентна!
— Точно ей ежедневно раз по сто предложения делают, — проворчала я, продолжая думать о себе в третьем лице. — Нахалка…
Предложение руки и сердца мне поступило впервые, что греха таить… Но — я замерла и уставилась в зеркало прямо с зубной щеткой в руках, озаренная светлой мыслью, — первое предложение поступило от олигарха средней руки. Кто станет следующим претендентом?
— Не иначе как нефтяной магнат, — пробормотала я. Рот мой был заполнен зубной пастой, так что вышло, что следующим соискателем будет какой-то там «фефтяной фафнаф»…
Я прополоскала рот, чтобы никак не исказить конечную цель моего поэтапного движения к счастливому браку.
— А потом, — важно проговорила я, невольно выпрямившись, — явится шейх Саудовской Аравии. Или юный король Швеции… Впрочем, в Швеции нет юного короля.
Это меня немного расстроило, правда, ненадолго. Поскольку и я уже не юная дева, двадцать пять лет никак стукнуло…
К тому же я вдруг озадачилась. Будучи человеком от жизни далеким, я не разбиралась в олигархической иерархии. Совершенно не разбиралась! Например, с того в взяла, что нефтяной «фафнаф» стоит на ступеньку выше олигарха? Может быть, я уже упустила возможность породниться с этим самым «фафнафом»?
— Ну уж аравийский шейх точно выше олигарха, — успокоила я свою встревоженную душу. — Так что не все еще в нашей жизни потеряно…
Увы, в это утро уйти от правды мне было трудно, а потому я с сокрушением в сердце все-таки признала тот факт, что мой «фафнаф» Райков вполне может оказаться не только первым, но и последним. Я снова загрустила, поскольку мой шейх, улыбаясь пленительно и грустно, начал медленно таять в зыбкой дымке моего туманного будущего.
— Ну что ж… Значит, такая судьба, — рассудила я, прощаясь с ним. — Последний так последний… Придется смириться с нашей разлукой.
Немедленно вспомнилась песенка Цоя, а вспомнившись, привязалась намертво.
Так я и двигала собой по направлению к работе, периодически напевая строчку «Доброе утро, последний герой», а так как строчка эта возникала внезапно, среди молчания, я постаралась все-таки напевать ее потише, дабы не напугать прохожих.
Я так сосредоточилась, пытаясь удержать рвущиеся из меня песенные строки, что почти у самого входа врезалась в чью-то мощную грудь.
— Простите, — пробормотала я.
Грудь ничего не ответила. Я подняла глаза и столкнулась взглядом с холодным взглядом обладателя этого мощного торса. Он смотрел на меня холодно, но с интересом.
Я отодвинулась и прошла дальше, но на пороге обернулась.
Я его видела, подумала я, рассматривая высокого парня с широкими плечами и короткой стрижкой.
Где я могла его видеть, я еще не поняла, но эта физиономия уже встречалась на моем жизненном пути, и не раз… Причем встречалась она мне активно именно в последнее время.
Он тоже обернулся, но ненадолго. Быстрыми шагами пересек улицу и скрылся в соседней арке.
«Нельзя же быть такой рассеянной, — огорчилась я. — Совсем не могу вспомнить людей, а ведь я его точно где-то встречала!»
Я открыла дверь и тут же увидела розы, ставшие уже привычным атрибутом моего рабочего утра, и Дэна, печально взирающего на розы и на меня. На сей раз розы были белыми. Интересно, подумала я, усаживаясь за стол, какой колор подберет мой дорогой «фафнаф» в следующий раз? Голубые? Я не знала точно, но мне казалось, что цвета роз все-таки ограничены. Правда, недавно я видела хризантемы, выкрашенные в золотой цвет, но это было такое уродство! Надо попросить Райкова, чтобы в случае чего он начал сначала. Пускай он не красит бедные розы в золотой цвет, мало ли какая глупая мысль придет ему в голову… Взбрело же ему с какого-то перепугу на мне жениться?
— Снова розы, — задумчиво проговорил Дэн, глядя при этом почему-то на меня, а не на них.
— Ага, — кивнула я. — Уже надоело… Чувствуешь себя профурсеткой какой-то.
— Почему профурсеткой? — испуганно посмотрел он на меня.
— Потому что ужасно легкомысленно, — заявила я.
— Лег-ко-мыс… Постой, почему? Женщинам всегда дарили цветы…
Так получалось, что Дэн решил Райкова защищать. Вот вам мужская солидарность-то, злорадно отметила я. Друг за друга горой стоят… Вот если бы Вероника вздумала задаривать Дэна розами? Встала бы я на ее защиту?
Впрочем, Вероника все-таки подруга, так что наверняка я бы за нее заступилась. А вот странное поведение Дэна, который не был замечен в дружеских связях с господином Райковым, меня несколько удивило.
— Если женщине неприятен тот, кто эти дурацкие розы ей дарит, никакой радости она не получит! — отрезала я.
— Но ты же не знаешь, кто это…
— Знаю. И поверь, ничего не хочу больше, чем отвязаться от этой личности…
Конечно, я проговорила это слишком уж суровым голосом. Дэн-то тут был ни при чем. Я уже собралась извиниться, заметив, как бедняга помрачнел и насупился, но потом передумала.
С какой стати? И почему он вдруг так переживает за этого несносного «фафнафа»? Когда этот Райков успел подкупить человека, которого я уже начала считать своим другом?
— Человек, который приносит розы, любит тебя, — сказал Дэн.
Я не выдержала.
— Давай сменим тему, — стиснув зубы, холодно проговорила я.
Он встал, взял сигареты и вышел на улицу. А я осталась одна, поскольку охранник дремал в углу, не обращая на нас внимания, и никого не было — только Дэнова «Полянка». Мне стало так грустно, что я испытала настойчивую необходимость воспользоваться этой самой «Полянкой» немедленно.
Я бы это непременно сделала, но дверь распахнулась как раз в тот момент, когда я шагнула к «Полянке». Я застыла.
На пороге стоял Райков собственной персоной, и выглядел он грустным и подавленным.
— Доброе утро, Саша, — сказал он.
— Доброе утро, — согласилась я, хотя и считала, что утро-то совсем не доброе…
— Мы вчера нс договорили.
— О чем? — удивленно вскинула я брови.
— Не знаю, — усмехнулся он. — Но у меня отчего-то такое чувство, что нам необходимо обо всем поговорить… Может быть, я слишком быстро сделал тебе предложение?
— Может быть, — согласилась я. — Я еще слишком молода, чтобы думать о замужестве. Мне кажется, что я созрею для этого вопроса годам к сорока…
— До твоих сорока лет мы вполне успеем наговориться, — рассмеялся он.
— Ну… Я тоже так думаю, — кивнула я. — Только один вопрос меня серьезно беспокоит… Что же мы будем делать потом? После сорока лет?
Он немного помолчал, а потом неожиданно рассмеялся:
— И в самом деле… Найдем чем заняться!
— Например, будем в оперу ходить, — сказала я и поймала себя на мысли, что сейчас Райков мне почти симпатичен. С этим надо бороться, напомнила я себе, но в данный момент заниматься борьбой мне не хотелось.
Я и так умудрилась поссориться с Дэном, надо бы остановиться на время!
— Я хотел сегодня пригласить тебя в свои владения, — сказал он. — Честное слово, Саша, я постараюсь, чтобы тебе было весело!
Он так испуганно и торопливо проговорил последние слова, что я даже растрогалась.
— А потом я отвезу тебя домой… Сашенька, тебе нечего бояться!
— Я и не боюсь, — сказала я. — Чего мне бояться?
В тот момент я и в самом деле не боялась. Мне вообще свойственно легкомыслие, что греха таить, и думать я привыкла постфактум… Не скажу, что это свойство я считала оригинальным. Судя по моим наблюдениям, большинство людей, с которыми мне приходилось сталкиваться в моей жизни, отличались точно таким же странным «пофигизмом». Потом-то меня, конечно, начали посещать здравые мысли. Стоило только двери закрыться за моим поклонником, как пришла первая: а во что ты оденешься? Я вспомнила, что есть у меня чудесный костюмчик, вполне подобающий для посещения «высшего общества». Скромный, подчеркивающий мою нищую интеллигентность. Дальше почему-то в моей голове появились устрицы, и сразу последовал приступ легкой тошноты, с которым, впрочем, я справилась. Третьей мыслью было что-то про «бандитов», которые в моей голове были прочно связаны с олигархами, но я тут же вспомнила, что Райков нетипичный. После рассуждения на тему этой его нетипичности в душу закрались подозрения, что он все-таки не олигарх. Нельзя сказать, что я по этому поводу расстроилась, наоборот, я даже немного повеселела и принялась расхаживать по залам, по привычке гадая о своей судьбе по веденеевским стожкам, благо теперь я знала точно, сколько их там.