иваются книжками и бурно радуются… Если ты потеряешь книгу стихов Китса, они ничего не скажут. Но если — не приведи Бог! — ты оторвешь страничку из какой-нибудь «Джудит-Бригитт-Круэллы» — стонам и обвинениям не будет конца!
Я двигалась тиxo, на цыпочках, пытаясь раствориться в темноте и тишине. Маму будить не хотелось по двум причинам. Первая, конечно, была та, что она ужасно устала и ей надо отдохнуть. А вторая — что она скажет, проснувшись и обнаружив в моих руках бессмертное творение, над которым я еще вчера откровенно потешалась?
Как я ни старалась, маму я разбудила.
Она открыла глаза и сначала тупо смотрела на меня, пытаясь найти объяснение моему явлению в ее комнате. Так как она еще частично оставалась в мире сна, а я была вопиющей реальностью, понять мое шатание по ее спальне ей было явно не по силам. Скорее всего сначала я была отнесена в разряд ночных мороков или видений свыше. Но потом она все-таки поняла, что моя телесная оболочка достаточно знакома и привычна. А потому никак не макет являться призраком.
— Саша? — спросила она, очнувшись. — Ты что?
— Ничего, — ответила я, пытаясь спрятать книжку подальше от ее глаз. — Я просто не могу заснуть… Я хотела на ночь взять почитать…
Мой взгляд упал на письма Чаадаева. Я схватила книгу и обрадованно заявила:
— Вот… Нашла. То, что надо.
— Странно, — с сомнением в голосе сказала мама, продолжая разглядывать меня с подозрением. — Чего зло тебе взбрело в голову читать письма Чаадаева? Помнится, ты и днем утверждала, что скучно и неприлично читать чужие письма, даже если их написал этот масон.
— Вот и хорошо, — мурлыкнула я. — Чем скучнее, тем больше вероятности заснуть.
Я вылетела и уже в коридоре рассмеялась.
В моих руках были две книги, и я вообще вела себе ужасно глупо. По-партизански…
— Это первый показатель заболевания, — назидательно изрекла я и забралась в кровать. Ноги у меня ужасно замерзли, руки тоже, но спать не хотелось по-прежнему. По-прежнему в моих мыслях присутствовал невыносимейший Райков, и тщетно я пыталась прогнать его оттуда прочь.
Сначала я чуть не померла от скуки, читая про достоинства героини. Как-то они сразу утомляют этими описаниями — наверное, я, будучи всегда непоседливой, никогда не смогу прочесть эти описания с надлежащим вниманием. Я целых четыре страницы ждала действия или хотя бы диалога — ни фига подобного не происходило! Мне на целых четыре страницы расписали все про ее глаза, грудь волосы и стройный стан. Потом попытались внушить мне что героиня образованная дева, которая умудрилась проучиться в Сорбонне, Кембридже и Оксфорде, но стоило только ей открыть рот, я в этом тут же усомнилась. Помня про сверхзадачу, я сделала робкую попытку сравнить себя с героиней — увы, моя попытка тут же потерпела полное фиаско! Грудь моя пышностью не отличалась никогда, глаза были не зелеными, как у приличной женщины, а какими-то голубыми, а волосы тоже были не золотистыми, а откровенно и нагло рыжими! Ресницы, впрочем, наличествовали, но не черные как смоль, а с легкой рыжиной. Когда же я приступила к сравнению моих «героев-любовников», получилось совсем внатяжку. Тамошние дядьки отличались крепкой мускулатурой и небесной красотой. Сами понимаете, Райков даже при всех его достоинствах на роль мускулистого красавца никак не тянул, а уж о Дэне и говорить было нечего… В конце концов я оказалась перед простой дилеммой — или мне надо было разочароваться в себе и моем избраннике, или разочароваться окончательно в маминых романчиках. Поразмыслив, я выбрала второй вариант, поскольку Бог с ним, с избранником, но в себе я была уже до такой степени разочарована со своего первого осмысленного взгляда в зеркало, что дальше разочаровываться было уже просто некуда! Дальше стоило просто пойти и утопиться в пруду.
— Безнадежно далеки вы от действительности, — проворчала я, отшвырнув «книгу жизни» как можно дальше. И принялась читать Чаадаева.
Надо сказать, что его письма показались мне куда более любопытными и я увлеклась, не заметив даже, как за окном становится все светлее и светлее и я все больше и больше хочу заснуть. Мои глаза стали тяжелыми. Я оставила общество «мертвого поэта» и погрузилась в сон.
На прощание я успела подумать, что Вероника наверняка права. Я все равно ничего не могу решить. А раз так, пускай все за меня решает Бог. Вот с такой нахальной мыслью я и отчалила в царство Морфея…
Мне снились волки.
Один из волков был Чаадаевым, а второй, несомненно, Райковым. И не просите меня объяснять, какая между ними связь. Я этого и в «трезвом уме и ясной памяти» не смогу понять, а уж во сне тем более.
Я была все той же девочкой, которая заблудилась в чужом лесу.
Проснулась я от настойчивых звонков в дверь.
Часы показывали половину одиннадцатого. За окном было серо и уныло, зато выпал снег.
В дверь по-прежнему звонили, и я пошла открывать.
— И кого сподобило притащиться в такую рань? — простонала я, открывая засов.
Конечно, в такую рань сподобило притащиться Райкова.
Он стоял на пороге с розами в руке и виновато улыбался.
— Прости, что так рано, — сказал он, протягивая мне цветы. — Но ведь розы теперь некуда поставить…
— Да, — кивнула я. И только тут сообразила, что выгляжу сейчас наверняка устрашающе. Причесаться не успела и менее всего была сейчас похожа на героиню чьих-то юношеских грез. — Проходи, я сейчас. — И исчезла в ванной комнате.
«Кошмар какой-то, — пожаловалась я своему отражению. — Оказывается, быть любимой женщиной ужасно трудно… Никакого покоя. Никакой свободы. Даже непричесанной походить нельзя…»
«Надеюсь, скоро это закончится», — согласилось со мной отражение.
«Я тоже на это надеюсь», — вздохнула я, причесывая свои буйные кудри. Теперь я выглядела более-менее прилично, и можно было появиться пред очами соискателя.
Хотя, конечно, я сильно отличалась от героинь женских романов.
«Ну и что? — успокоила я свое отражение. — Каждому свое…»
Настроившись таким позитивным образом, я вернулась в комнату. Райков сидел на краешке стула, трогательный и печальный. Как арестант, ожидающий приговора.
— Саша, — начал он, стараясь не смотреть мне в глаза, — я, наверное, вел себя глупо.
— Может быть, — кивнула я.
— И бестактно…
— Ну да, — подтвердила я.
— И вообще о любви нельзя говорить по телефону…
— Нельзя.
— Что же мне теперь делать?
— Нс знаю, — пожала я плечами. — Можешь поставить розы. Вон в ту вазу. Видишь?
Он изумленно посмотрел на меня, явно не ожидая от меня этакого проявления милосердия.
— То есть ты не обиделась?
— Послушай, — сказала я, глядя ему в глаза, — я нс обиделась. Я только удивилась, потому что вы все как с цепи сорвались… Наверное, у вас просто очень развита стадность. Раз кому-то понадобилась одна особа, за ней начинают охотиться всем скопом. Но вообще-то это довольно приятно. Когда за тобой гоняются стада и каждый пытается раньше другого объясниться в любви…
— О ком ты? — нахмурился он. Я догадалась, что нечаянно подставила бедняжку Дэна, и поспешила уйти от предмета нашего разговора.
— Так, ни о чем… Должна же быть во мне загадка…
Он не стал со мной спорить, но явно заинтересовался своим соперником.
Во всяком случае, смотрел на меня с подозрением и иногда пытался выведать, кто же еще вместе с ним носится ал мной «стадами».
Попытки его были тщетны. Я молчала и была начеку.
«Гвардия умирает, но не сдается, — усмехнулась я про себя, когда он в очередной раз попытался выведать имя соперника. — Хотя приятно, что ни говорите, иногда чувствовать себя этакой соблазнительной Саломеей. Иногда приятно…»
«Господи, — тоскливо думала я, наблюдая украдкой, как он пьет кофе, — и почему он олигарх? С виду такой симпатичный, славный… Нет бы ему быть художником. Или программистом… Нет же! Человек, который мне нравится, олигарх…»
Нравится?!
Я чуть не подавилась кофе. Как это — нравится? С какой стати мне в голову пришла такая мысль? Вот уж, право: «куда ты плывешь, крыша моя?»
«Олигарх» точно почувствовал мое настроение, поднял голову и пристально смотрел на меня. Мне даже почудилось, что во взгляде его появилась некая уверенность и гордость. Вот, мол, я какой… Крутой весь и навороченный.
«Нет уж, батенька, — усмехнулась я, — не получится у вас прельстить скромную интеллигентную девицу…»
И в самом деле, с чего это меня разморило? Надо собраться, сказала я себе строго. Хотя, конечно, есть в нем милые черты, но на них надо закрыть глаза. Чем скорее, тем лучше.
— Так вот, — продолжал он свой рассказ. — Мы поехали на эту чертову охоту, и я тогда изображал из себя крутого… Сначала все было нормально…
— Водка, девушки, много секса, — проговорила я.
— Ну да… Примерно так и было. Только…
— Не вздумай врать, что ты не пил водку и не прикоснулся ни к одной девушке, — предупредила я его сурово. — Не поверю.
— И не собирался… Конечно, пил и, конечно, касался…
«Неприятные черты для самосохранения должны откладываться в моей голове, — напомнила я себе, — Итак, приглядись внимательнее… Он пьяница и распутник. Три отрицательных качества — подключаем сюда то, что он олигарх, — должны вызвать у тебя приступ отвращения…»
Приступа отвращения не последовало, сколько усилий я ни прилагала. Напротив, я начала испытывать к нему еще больше интереса. Не зря же говорят, что у всех приличных девушек есть склонность к порочным мужчинам. Пример тому — Дон Жуан…
— Потом началась охота… Вот тогда со мной это и случилось, — вздохнул он. — Потому что охота была слишком похожа на травлю. И я сам ощутил себя зверем. Понимаешь, я увидел его совсем близко. Заглянул ему в глаза… И сломался. А может быть, наоборот… Больше всего мне хотелось тогда его выпустить… Понимаешь…
Он резко встал, словно ему было больно говорить. Подошел к окну и долго смотрел туда.
— Снег, — сказал он.
— Да, — кивнула я. — Но что было дальше?