— Нет, почему же… Мы смотрим. Только ТВ-3. С киношками, — сказала я. — А что там надо смотреть? Он что, известный террорист?
— А ты его упустила, — хмыкнула Вероника. — Придется теперь давать ответ мировому сообществу… Вот, смотрите на этот позор нации! Зашел посмотреть на картинки лучший друг Усамы бен Ладена, а Александра Сергеевна Данилова его упустила!
Надя свирепо посмотрела на Веронику и презрительно усмехнулась.
— Нет, он не террорист, — зловеще прошептала Надя. — Ладно, что с вами разговаривать? Вы совершенно бестолковые люди. Вы даже не знаете, что Райков этот — почти олигарх.
Вероника глупо хихикнула и ущипнула меня за руку.
— Надеюсь, ты с ним познакомилась? — прошептала она мне на ухо.
— Не очень, — призналась я. — Так, слегка… Он знает теперь, как меня зовут. А что? Может, это поможет мне в дальнейшем? Например, принесу я в издательство книжку, а там скажут — о, вы та самая Саша, которой господин Райков поцеловал руку!
— Он тебе еще и руку поцеловал? — переспросила Вероника,
— Я просто не успела ее отдернуть, — призналась я. — Кажется, Он так поднаторел в поцелуях рук, что делает это с непостижимой быстротой. Дама не успевает сориентироваться. Так что, увы, не могу успокоить тебя.
— И ты даже не попыталась ему понравиться?
— Это бестолково, — вздохнула я. — Как я могу понравиться кому-то, если я до сих пор не смогла даже самой себе приглянуться?
— Ну, ты и…
Она не договорила. Дэн, явно расстроенный настойчивостью Нади, упорно сопротивлялся ее натиску.
— Ты что, больной? — презрительно вопрошала Надя. — Без пяти минут олигарх хочет купить твою дурацкую «Полянку», а ты корчишь из себя художника Врубеля, черт бы тебя подрал!
— Но ведь еще не олигарх! Вот когда пять минут пройдут, пускай приходит! — с отчаянием в голосе выкрикнул Дэн. — И вообще, почему я должен обделять маму для какого-то там олигарха?
— Ты кретин, — суровым голосом изрекла наша Немезида… — Видимо, ты совсем не нуждаешься в деньгах… Хипстер недоделанный… Если ты не захочешь одуматься, я украду у тебя «Полянку». И все равно ее продам…
Я даже пожалела, что сказала ей про эту самую «Полянку». Вот скульпторы явно не имели ничего против продажи своего Икара. Напротив, явно были рады от него избавиться. И понять их я могла — куда, в самом деле, засунешь этакую махину? А Дэн просто так поделился с людьми своим счастьем. По доброте душевной. Чтобы не только его мама могла забыть о мрачных реалиях повседневности.
Не хочет он продавать свою «Полянку» — так зачем мучить человека?
Надя забрала у меня карточку и гордо удалилась, бросив нам на прощание, что мы обречены были бы на вымирание, как мамонты, но она оказалась с нами рядом. И теперь мы, возможно, останемся в живых.
На том, казалось бы, история должна была и кончиться.
Но все вышло иначе.
Иногда, кажется, что жизнь так и будет, как поезд, мирно катиться по рельсам, а ты только сиди и смотри в окно. Когда окончательно надоест пейзаж, становится даже немного страшно: неужели все так и будет вечно? До самой смерти? Дни, которые напоминают близнецов, целую череду близнецов, и никаких ярких красок! А потом начинаешь привыкать к этому спокойному перестуку колес и уже не хочешь ничего менять… И так хорошо.
Вот в такой-то момент обычно и происходит событие, переворачивающее все с ног на голову.
В то утро я и думать не думала о «почти олигархе» Райкове. Если быть совсем честной, о его существовании я забыла уже вечером. В моем мире никаких олигархов не было — соответственно и Райков туда никак не помешался. Да и вообще — «что мне эта Гекуба Райков»? Живет себе и живет. Меня не трогает…
Я попыталась что-то написать, но слова были деревянными и падали тяжело, как кирпичи. Я даже задумалась: а надо ли мне вообще этим заниматься? То, что я вечно фантазирую и придумываю разные небылицы, еще не повод пытаться сделать это занятие своей профессией. Мало ли на свете врунов! Да и плохоньких писателей — пруд пруди…
Так что заснула я с благими мыслями никакой пруд собой не прудить. Заняться мирными делами, например, начать продавать косметику. И людям меньше вреда принесу.
И себе больше пользы…
Сон, правда, мне приснился странный. Мне приснилось, что мы с этим Райковым сидим вдвоем в Дэновой «Полянке». Как уж мы умудрились туда поместиться вдвоем — совершенно неизвестно, но на то это был и сон. В жизни-то реальной сколько парадоксальных ситуаций, чего же ждать от сновидений?
Мы отчего-то почти весь сон промолчали. Только в конце Райков разродился странной фразой. Он поднял на меня глаза, усмехнулся одними губами, оставив глаза печальными, и спросил:
— Почему люди позволяют птицам умирать от xoлода, голода, даже убивают их, если они так нуждаются в их пении? Если однажды глины перестанут петь, люди подумают, что они стали глухими…
Я хотела ему сказать, что это не так, но не смогла перекричать этих самых птиц. Они вдруг так заверещали, точно взбесились.
Я почти физически ощутила, как я поднимаюсь вверх, повинуясь чьей-то мощной воле, а Райков так и остался в этой «Полянке» сидеть. Маленький такой и довольно жалкий.
А я проснулась. Потому что орали не птицы. Надрывался мой будильник. Он был старый и страшно нервный. Когда я долго не просыпалась, он принимался визжать и даже подпрыгивать.
Я нажала на кнопку, успокоив беднягу.
Вылезать из-под одеяла совершенно не хотелось. Холод напал так внезапно, что я даже не успела к этому подготовиться ни морально, ни физически. За окном безнадежно серело небо, и тучи явно собирались испортить мою утреннюю прогулку «по рабочим местам» проливным дождем.
— Везет же мне, — проворчала я, глядя на улицу с тоской. — Вот тебе и ответ Можно, конечно, заботиться об окружающих людях. По им все-таки придется немного потерпеть… Раз уж они терпят столько бездарных писателей, потерпят и меня…
Но сегодня им это не грозило. Я поднялась, ощущая себя глубоко несчастной и с тоской думая о том, что куда лучше было бы именно в такую плохую погоду побыть писательницей, но быстро смирилась с реальностью.
Глоток горячего кофе окончательно привел меня в чувство. Я оделась и вышла на неприветливую, серую улицу.
— Что день грядущий мне готовит? — пропела я тихонько, чтобы не пугать редких прохожих, и сама же себе ответила; — А фиг знает, чего он там готовит… Судя по безнадежному цвету неба — ничего хорошего…
Неприятности начались сразу. Стоило только мне переступить порог выставочного зала, как на меня набросилась Надя.
— Какого черта! — прошипела она, сверкая глазами, как разъяренная фурия.
Я с перепугу посмотрела на часы и тут же вздохнула с облегчением; не опоздала. Так что я совершенно спокойно посмотрела на нее и села на свое место.
— Кажется, мы договаривались, что ты…
— Я пришла вовремя, — улыбнулась я ей, пытаясь растопить лед ее отчуждения своим добродушием.
— Мы договаривались, что Райковым занимаюсь я! — выкрикнула она.
— Ну и пожалуйста, — ровным счетом ничего не поняв, передернула я плечами. — Я и не собираюсь им заниматься… Мне некогда им заниматься…
— Да?! — выкрикнула она, плохо сдерживая себя. — Тогда почему он настаивает, чтобы именно ты ему позвонила? Почему?!
Вот еще новости, огорчилась я. С чего это ему взбрела в голову такая дикая фантазия? Мне есть чем заняться…
— Не знаю, — честно ответила я. — Я вообще-то совсем этого не хочу. У меня и так дел много. Сама знаешь, мне еще надо по подъездам бродить с тяжелой сумкой. Старушки с инвалидами отчего-то не собираются ждать окончания выставки… Они именно сейчас хотят покушать. Ты лучше расскажи мне все по порядку. Что там у вас с этим олигархом произошло?
Признаться, меня мало интересовало, что у них случилось. Просто эту взволнованную «гаргулью» срочно надо было успокоить.
Она достала сигарету и тут же вспомнила, что запрещает всем курить в помещении. Поэтому махнула рукой в сторону двери.
— Пошли покурим, — приказала она мне.
И я, послушная, как кроткая овечка, последовала за ней.
— Я ему позвонила вечером. — Голос у нее звучал мрачно и с каким-то надрывом. Видно, ей в отличие от меня очень хотелось подружиться с этим странным олигархом. Я бы всe-таки предпочла нефтяною магната. А еще лучше — вообще осталась бы в благоразумной отдаленности от этих значительных фигур… Как-то спокойнее.
— Ну и что? — напомнила я ей о необходимости продолжить этот душещипательный рассказ после пяти секунд молчания.
— Он сначала долго врубался, а потом сказал, что не знает, кто я такая. Что свою визитную карточку он отдал молоденькой рыжей девушке по имени Саша и именно она намеревалась ему позвонить. То есть со мной он даже и разговаривать не станет.
«Та-а-ак, — подумала я. — Все-таки упомянул, что я рыжая. Спасибо хоть дурой не назвал!»
— Ничего я не намеревалась! — возмутилась я. — Какой наглый этот ваш Райков! Подумаешь — олигарх! Что теперь, все должны делать то, что ему хочется? Не стану я этому типу теперь звонить вообще!
— Нет уж! — отрезала Надя — Именно ты и будешь. Раз ты его обольстила…
От возмущения я даже не сразу нашлась с ответом. Я его … чего?
— Я его и не думала обольщать! — запротестовала я. — Надо больно… Мне некогда заниматься такими глупостями!
Она окинула меня презрительным взглядом и усмехнулась.
— Нет, ты ему позвонишь. Может быть, он просто подозрительный. Может быть, он думает, что я подставное лицо. А оставаться без денег никто не захочет. Так что именно ты ему позвонишь и скажешь, что вышла ошибка. Ты не искусствовед. И потом передашь мне трубку. Ты все поняла?
Терпеть не могу, когда со мной разговаривают таким тоном, точно я виновата во всех грехах. Но дело было ведь не только в Наде. Скульпторов-то жалко — они так долго трудились над своим Икаром, пытаясь хоть немного походить на Церетели, что они заслуживали награды за свой каторжный труд. Я сама слышала, как один из них, Эдик, считал пятаки из копилки — им трагически не хватало денег на пиво, а пива хотелось…