ов… Мы выходим, я смотрю на твою широкую спину… За ней так уютно… За ней должно быть так уютно… Уютно ли мне за ней? Помоги мне снять плащ и обними меня… Последние два слова не проговариваются, плащ снимается и вешается на плечики… Я скидываю туфли и иду в комнату… В гостиную… В залу… Отчего–то после ресторана у меня всегда кураж… Женщина должна царствовать: в этом есть частичка правды… А может быть, что и больше… Я не представляю, как окажусь на две недели наедине с Майей, я могу сойти с ума… У нее красивая смуглая кожа и странные белые пятна… И я до сих пор не знаю, кто она такая и почему живет с моим отцом… Она живет с моим отцом, но в качестве кого? Мне могут сказать, что она сиделка, что она секретарша, странный рассказ, в котором ее убивают, зачем ему понадобилось писать такой и зачем надо было мужу хранить его на дискете? Во всей этой истории много неясного, я надеялась на кубик Седого, но он опять ослеп. И оглох. Мертвый кубик, хотя, скорее, что спящий… Как рыбы в бассейне, большие рыбы и маленькие рыбки… Я ела рыбу, рыба называлась форелью… Я ела форель, Майя тоже ела форель… Такую же, как и я… Мы обе ели форель… В душ? Кто первым? Иди ты, если хочешь, тебе завтра на работу, а мне собираться… Я пока разденусь и посмотрю телевизор… Они сделали все, они успели все, он даже нашел мои фотографии, пригодные для виз, и мой загранпаспорт… А значит, этой идее чуть ли не месяц, не меньше… Они планировали мою жизнь, а я об этом ничего не знала, хотя это и к лучшему, сейчас мне кажется, что все к лучшему, по крайней мере, там тепло, там уже почти жарко, там нет ни дождя, ни — тем более — снега… Я устала от зимы, я устала от этой безалаберной весны… Когда то дождь, то снег с дождем… Мне не хочется раздеваться, мне хочется, чтобы меня раздели… И на руках отнесли в постель… Иногда этого хочется, но раздеваться придется самой… Интересно, Н. А. способен раздеться сам и сам принять душ, или Майя помогает ему делать это? И моет его, намыливая ему тщательно между ног? Я все равно не успокоюсь, пока не узнаю всю правду, хотя бы о том, делали ли они это с мужем или нет… Только сейчас мне все равно, у меня начинают закрываться глаза, я чувствую, что безумно хочу спать… Но не должна… Я не должна сегодня так засыпать, мне надо успеть еще кое–что… а значит, мне надо еще выпить, чуть–чуть… И не кофе, ни чая… Выпить немного вина и принять душ… Скоро он освободит его и я смогу пойти в ванную… Я раздеваюсь, я медленно стягиваю с себя свое черное платье… И чуть пританцовываю при этом… Чтобы не спать… Я исполняю стриптиз… Для себя одной… Я поглаживаю опять свой набитый форелью животик… Форелью и греческим салатом, потом был еще вкусный десерт… Фрукты под сбитыми сливками, от мороженного я отказалась, хотя кофе, все же, выпила… Поэтому сейчас лучше еще вина… И снова белого, вон из той, початой бутылки… Треть бокала — и хватит, иначе голова утром будет болеть… Он закончил принимать душ, слышно, как выключил воду… Сейчас он долго будет вытираться, а потом выйдет из ванной… Скорее всего, что голым — чтобы тело дышало. Дышало и отдыхало. Платье надо повесить в шкаф, но мне лень, можно просто бросить на кресло — утром уберу… И белье можно не убирать, хотя я его еще не сняла… Разденусь в ванной, когда он ее освободит… Дурацкая музыка по телевизору, она гораздо хуже, чем та, в ресторане… Музыка для совсем юных, не для меня… Он выходит из ванной и идет в спальню, я смотрю на его все еще сохранившую загар голую спину и белые ягодицы… Я сейчас, зачем — то говорю ему вслед… Мне хочется, чтобы он меня дождался, чтобы он не уснул так быстро, как вчера… Это было давно, очень давно, в королевстве у края земли… Опорная точка, странная фраза, напрочь поселившаяся в мозгу… В той его части, которая бодрствует. Левая опять темна, левая вновь погружена в черноту. Правая залита светом, хотя он тоже меркнет. И в правой поселилась фраза. Я снимаю лифчик, стягиваю колготки и трусики. Я все еще не подбрила ноги, хотя хотела это сделать еще утром. Но уже вечер, точнее ночь. Уже опять завтра. Совсем недавно было сегодня, потом этим сегодня стало завтра. Наверное, Майя уже успела помыть Н. А. и принимает душ сама. Или приняла. Там, на Мертвом море, мы будем принимать душ в какой–то определенной последовательности. Вначале — я, потом — она, вот только с кем она оставит Н. А.? Я чувствую, что начинаю нервничать — он с кем–то должен остаться, кто–то должен за ним ухаживать, отчего это не приходило мне в голову? Мой отец беспомощен, он может передвигаться лишь в кресле–каталке, ему надо ходит в магазины, ему надо готовить еду, его надо возить в туалет, за ним надо убирать… Может ли он ходит в туалет сам? Скорее всего, что он кого–то наймет на это время… Он состоятельный человек, он может себе это позволить… Например, наймет моего мужа… Мне становится смешно, проще представить, как они занимаются любовью, чем то, как мой муж ухаживает за инвалидом. За паралитиком. Я включаю воду и делаю ее совсем горячей, от горячей воды я взбодрюсь… Одиночество в ванной — лучшее одиночество на свете… Я намыливаю грудь и думаю, что мне хотелось бы иметь грудь Майи… Она у нее красивая, красивее, чем моя… Несмотря на белые пятна… Я тру соски и чувствую, что они твердеют… Мне хочется, мне безумно хочется, конечно, я могу сделать это сама, но не буду… Если он даже уснул, то я разбужу его… Я хочу, чтобы он сказал мне три слова… Только три… Я люблю тебя… Если заменить второе, то получится совсем другая фраза… Я убью тебя… У тебя есть нож, он лежит в столе, пойди и возьми… Лобок тоже начал обрастать, надо бы до отъезда привести себя в порядок… Сходить в парикмахерскую, подстричься, подкраситься… Я хочу уехать красивой… Иногда я люблю себя, иногда — я себя ненавижу… Сейчас люблю, но хочу, чтобы и ты любил меня… Я намыливаюсь вся и долго смываю с себя пену… Вода горячая, кожа краснеет, но мне хорошо и я чувствую, что спать совсем не хочется… Что–то будет, что–то произойдет… И совсем не обязательно то, чего ты ожидаешь… Я так и не узнала, чем на самом деле занимается Н. А., я догадываюсь, что он не только пишет книги… Хотя — какая мне разница? И вообще — это был странный вечер, надо признаться… Самой себе… Главное в том, что мне сейчас не столько страшно, сколько любопытно, я опять как маленькая девочка, которая хочет заглянут в будущее… Есть ли оно у меня? Мне пора выключать воду, мне пора выходить… Если я хочу сделать то, чего хочу… Добиться того, чего надо… Я хочу услышать три слова, мне это необходимо… Мне необходимо услышать, что ты меня любишь… Простое желание, но ради него я сегодня готова на все… Телевизор все еще включен и все еще играет дурацкую музыку, я не могу найти пульт, не помню, куда положила… Наверное, здесь, под платьем… Я не одеваюсь, я иду по квартире. Накинув на себя полотенце… С мокрыми волосами, которые надо бы просушить феном… Почти в час ночи… Он проснется и будет ворчать… И тогда ничего не получится… План не удастся… Никогда не один мой план не удается, всегда удаются лишь его… Поэтому он — муж, мужчина, мачо натуралис… А я — женщина, хотя про нас говорят, что мы можем добиться всего, чего захотим… Но сушить голову все равно надо, можно это сделать в ванной, закрыв дверь… Плотно закрыв… И включив фен на полную мощность… Жизнь состоит из такой вот фигни, я это давно поняла… Ванна, завтраки, сушка головы, работа, если ты работаешь, магазины… Иллюзии и ожидание смерти… Ты сушишь голову и не знаешь, когда и как это случится, хотя об этом лучше не думать… Голова уже сухая, надо намазаться кремом и быстро идти в спальню… Быстро… Я могу идти быстро, хотя не хочу… Майя помыла Н. А. и Майя легла спать… Седой спит, как и его кубик… Мой муж тоже спит, он опять лежит на спине… Я приподнимаю его одеяло и смотрю на его промежность… Безволие посреди черного куста: внезапно меня это развлекает и я улыбаюсь. Хихикаю. Чуть посмеиваюсь. Он спит и ни о чем не догадывается, но сегодня я не буду ждать. Я вообще больше не хочу ждать. Самолет может разбиться и я хочу услышать эти три слова. И сама их сказать. Мне это надо, мне это просто необходимо… Я зарываюсь головой в его курчавую черную поросль, мне абсолютно не стыдно, что я делаю все это не по его прихоти, а по своей… Он сам сделал меня такой, он сам научил меня… Рыба широко открывает рот, рыба делает вид, что дышит ртом… Водоросли колышутся и становятся жесткими, у них солоноватый, как и положено в соленой морской воде, вкус, водоросли перерождаются в жесткий роговидный отросток, который все набухает и набухает в воде… А рыба все шире открывает рот: питательный планктон с массой воды попадает в пасть и оседает в желудке, а вода фильтруется через жабры… Я чувствую, что мне надо остановиться, он проснулся, он уже не спит, я слышу его сладкое ночное бормотанье, мне хочется спросить, было ли тебе так же хорошо с Н. А., но для этого рыбе надо отплыть от куста, а ей этого не хочется и тогда я перестаю быть рыбой и становлюсь просто черной бездонной расселиной, позволяя ему начать исследование собственных глубин… Он дышит мне в ухо, он покусывает его, я пытаюсь поймать его губы, его тяжелое тело придавило меня к кровати, почти что расплющило, сделало плоской, но мне необыкновенно уютно, мой фавн, мой прекрасный мальчик, мое наслаждение, но я молчу, я жду, когда он произнесет эти три слова, пусть даже с заменой одного на другое, ведь сейчас он действительно убивает меня, он делает меня кем–то другим, отчего–то такого еще не было никогда, за все те тысячи соитий, что мы производили с ним в этой жизни, он нежен и силен, он мощен и прекрасен, мне плевать на то, что кто–то еще может испытывать это с ним, кроме меня, даже лучше, если это не женщина, ревновать к мужчине — бессмысленность, если бы я могла родить, думаю я, Господи, ну сделай же так, чтобы я смогла забеременеть, понести, забрюхатеть, мужчина, спускающий в мужчину — это одно, и совсем другое — когда он это делает в женщину, особенно, готовую принять его в себя так, как это готова сделать сейчас я, когда у меня между ног уже не банальная распустившаяся роза, а настежь распахнувшая створки раковина с перламутровой мантией, где–то в самой глубине которой покоится жемчужина матки, которую ты достаешь своим каждым движением, толчком, ударом, мой рот все еще чувствует ощущение от твоей плоти, я пытаюсь поймать твои губы, я пытаюсь сделать так, чтобы ты поймался в сеть моего рта и навсегда застрял в одной из ее ячеек, Господи, продолжаю я свою молитву, ну сделай же так, чтобы это тело перестало быть бесплодным, пусть даже это ничего не изменит,