– И представьте себе, что каждый раз меня несказанно изумляет…
– Что именно?
– Откуда у вас все это явилось?.. Я не решался предложить этот вопрос, опасаясь, что обижу вас. Во Фриско вы казались мне путешественником – простите! – с очень скромными средствами…
Андрей Николаевич самодовольно улыбнулся.
– Это значит, батенька мой, что я работаю… Мне все то, что вы видите, дал труд.
– Это очень хорошо! – согласился Тадзимано. – И я от души радуюсь за вас.
– Благодарю вас! – с мрачным раздражением проговорил Андрей Николаевич. – Я вполне уверен, что вы искренни… Если бы все так же относились ко мне, я был бы счастлив.
– Я не сомневаюсь, – с улыбкой посмотрел на него лейтенант, – у вас немало завистников.
– Если бы только завистников! – слегка ударил кулаком по столу Контов. – На завистников я не обратил бы внимания…
– Тогда у вас есть враги?
– Не то! – махнул рукою Андрей Николаевич. – Что враги? А вы представьте себе, что я должен был перечувствовать, переиспытывать, как я должен был мучиться, когда такой испытанный друг, как Иванов, покинул меня?..
– Иванов вас покинул? – с удивлением воскликнул Тадзимано. – Что за причина?
– Не знаю… – горько усмехнулся Контов, – какая-то муха укусила его…
– Что значит «муха укусила»?
– Так говорят у нас в России, когда кто-либо без всякой видимой причины начинает сердиться на другого. Иванов приехал с вами, сперва был очень доволен всем, а я-то как был доволен, что он, наконец, снова со мною! Ведь мы так сдружились, что стали родными. Для меня по крайней мере Иванов – единственный человек, которого я считаю близким себе, и вдруг этот страшно оскорбивший меня уход…
– Но что же такое вышло? – вскричал Тадзимано. – Быть может, вы поссорились?..
– Ничего подобного! Ни единой размолвки… Сперва Иванов радовался, восхищался, потом через несколько дней стал киснуть, хмуриться… Перестал даже смотреть на меня… Взгляну ли я на него, сейчас глаза так и прячет, а если успею его взгляд подловить – какой-то укор, сожаление так в нем и чувствуются… Я бесился, расспрашивал, что такое, – молчит… Потом взял да и ушел… от меня ушел! – Контов почти простонал эти последние слова. – Ни слова не сказал на прощанье… Так и разошлись… С тех пор как он ушел, ни ногой ко мне… И не встречаемся даже… видимо, избегает.
– Жаль, что так вышло, очень жаль! – покачал головой Тадзимано. – Где же теперь Иванов?
– На Невском заводе работает. Это вашему народу, Тадзимано, мастеровые обязаны тем, что у них теперь всякой работы столько, что с утра до ночи не переработаешь…
– Чем же это?
– Пошли эти несуразные слухи о войне, так из России наслали миноносок в разобранном виде… Теперь их на Невском заводе собирают…
И, отвлекшись от первоначальной темы разговора, Андрей Николаевич начал рассказывать своему гостю о ходе работ на Артурском судостроительном заводе.
– Послушайте, – вдруг перебил рассказ Контова Тадзимано, – зачем вы мне это все рассказываете?
– А что? – удивился тот.
– Да ведь вы сообщаете такие сведения, что… что… – несколько замялся лейтенант, – их лучше бы не сообщать, если только они стали известными постороннему, то есть частному лицу…
– Что же вы тут увидели особенного?
Тадзимано пожал плечами.
– Качественное и количественное состояние боевых сил да еще во время ожидания войны всегда составляло строжайший секрет… Впрочем, это касается только наших военно-морских учреждений… У вас, вероятно, дело поставлено по-другому.
– Э, пустяки! – беззаботно махнул рукой Контов. – Может быть, все это и действительно должно быть секретом, но какой же это секрет, который известен стольким людям?.. Впрочем, я понимаю, эта тема скучна для дружеской беседы… Там, на бульваре, вы хотели мне что-то сказать… Вот, кстати, мой Ивао несет нам чай… Коньяк к нему у меня привезен из Фриско: попробуйте, он, мне кажется, очень недурен… Поставь здесь, Ивао, и можешь уходить.
Молодые люди, оставшись одни после ухода японца-слуги, некоторое время молчали.
– Ну-с, так что же вы хотели мне сказать, Александр Николаевич? – прервал молчание Контов. – Судя по выражению вашего лица, я ожидаю чего-то важного…
– Нет, что же может быть важное?.. А не находите ли вы, что между нами есть совпадение, и очень странное?
– В чем же именно?
– Да как же… Мы оба православные: вы Андрей Николаевич, я Александр Николаевич… Наши отчества тождественны.
– Что же тут странного? Имя Николай очень распространено среди православных. Вы это-то мне и хотели сказать?
– Нет, это я только кстати…
– Тогда существенное, стало быть, впереди?.. Слушаю…
Тадзимано помолчал, видимо, собираясь с мыслями.
– Видите ли, – заговорил он, задумчиво смотря вперед, – я жил в Порт-Артуре, живу порядочно долго здесь и теперь, в такое время, когда разрыв между вашим и моим отечеством никогда не был еще так близок, как ныне…
– Вы опять с вашими страхами! – с легким смехом воскликнул Контов.
– Я знаю, что говорю! – с ударением проговорил Тадзимано. – Простите, простите! – заметил он выражение неудовольствия на лице Контова. – Право, все это так странно…
– Что именно вы находите странным? – с суровостью в голосе спросил тот.
– Да вот это… я не знаю, как это выразить на вашем языке. У нас все, понимаете, все – и сановники, и последние земледельцы, и в Токио, и в захолустье – готовятся к войне с вами, вооружаются, спят и во сне бредят предстоящей войной, а вы остаетесь совершенно спокойными, как будто ничего нет впереди тревожного. У западноевропейцев такое состояние называется «танцами на вулкане». На кратере собрался бал, люди веселятся, играют, танцуют, смеются… Вдруг подземный гул, раскат глухого подземного грома, и недавние танцоры летят на воздух, а из кратера рвутся клубы дыма, течет огненной рекой лава, уничтожая все на своем пути.
– Ваши слова, быть может, очень образно представляют положение дела, – возразил Контов, – но, видите ли, у нас все очень своеобразно… У нас есть так называемая администрация, «начальство», как мы его величаем, оно и следит за всем, оно и заботится обо всем. Мы, простые смертные, не вмешиваемся и не имеем права вмешиваться в дела нашего «начальства». Если разразится война, то нам, конечно, об этом скажут и мы будем сражаться с тем, на кого нам укажут как на врага, будь то японец, турок, англичанин, и мы пойдем на всех, на кого нас поведут. А пока начальство ничего не говорит, в официальных органах его извещения ни о чем не появляются, стало быть, и думать нам нечего… Будем жить, веселиться, хотя бы и на вулкане… Какое нам дело, что где-то там что-то грохочет, откуда-то курится дымок?.. Начальство все видит, все знает, и вы как православный из катехизиса должны знать: «Нет власти, которая не от Бога».
– Вы это говорите искренне? – с любопытством посмотрел на Контова лейтенант.
– Вполне.
– И не иронизируете?
Контов с воодушевлением воскликнул:
– Нисколько! Так, как я думаю, думают миллионы русских людей… Есть, правда, и в России беспокойные существа… Они суются со своими советами, указаниями, никому не нужными… Конечно, в распоряжении начальства всегда достаточно средств, чтобы заставить замолчать таких крикунов. Что вы так на меня смотрите?
Тадзимано действительно смотрел на Андрея Николаевича с невыразимой грустью.
– И вы… при таком положении в случае войны, хотя бы с моим народом, собираетесь победить?.. – произнес он.
– Несомненно! Как же иначе? Если вы правы и война вспыхнет, то и не обижайтесь теперь и вы, если я скажу, что мне от души жаль вашего отечества…
– Перестанем говорить на эту тему, – кротко остановил его Тадзимано. – Я возвращусь к тому, что хотел вам высказать… Итак, я вот приехал в Артур, живу здесь, и представьте себе, я положительно не знаю, зачем я очутился здесь.
– Это как же так? – удивился Андрей Николаевич. – Быть этого не может.
– Уверяю вас! – подтвердил Тадзимано.
3. Соперники
Он откинулся на спинку кресла, закрыл глаза и тихо, словно говоря сам с собою, начал:
– Я никак не думал, когда возвращался из Америки, что мне придется отправляться сюда, в Артур… Признаюсь, я даже не вспоминал о вашем существовании, хотя мне было известно, что вы с борта «Наторигавы» пересели на судно, идущее в Артур, вместе с Аррао Куманджеро… Кстати, вы его хорошо знаете?
– Думаю, что знаю…
– И знаете его профессию?
– Я знаю, что он арматор, ведет большую внешнюю торговлю.
– Только и всего?
– Да…
– Ну, это меня не касается… В Порт-Артур я поехал потому, что меня послал сюда отец… Зачем? Сначала я думал, что он заинтересовался вами и посылает меня, чтобы я привез вас на наши острова. Но я ошибся. Отец имел что-то другое в виду… Он говорил, между прочим, и о вас.
– Вероятно, о моем существовании ваш батюшка услыхал от Иванова? – полюбопытствовал Контов.
– Да, от него…
– Воображаю, что наболтал про меня этот сумасброд!
– Уверяю вас, что ничего, кроме хорошего… Он любит вас всей душой…
– Вы уже знаете, как доказал он свою любовь, – проворчал Контов.
– Почем мы знаем, чем он руководился! – заступился за Иванова Тадзимано. – Очень может быть, у него были свои вполне веские причины.
Андрей Николаевич ничего не ответил, но по его лицу скользнула тень неудовольствия.
– Внимание отца, его желание узнать возможно более подробностей относились совсем к другому лицу. Здесь, в Артуре, живет некто Кучумов.
– Как вы сказали? – вскричал Контов. – Кучумов, Василий Павлович?
– Да. Вы должны знать его. Он чиновник и занимает здесь видную должность.
– Слыхал… Ну что же, вы, конечно, познакомились с ним?
– Познакомился…
– И видели Ольгу?
В голосе Контова зазвучала нотка ревности.
– Его дочь? Как же!
– И что же дальше?
– Дальше-то? Да то, что я с ужасом думаю, что лучше бы совсем не было дня, в который отец мой послал меня сюда…