никто не проник в его прошлое…
– Я знал его! – хмуря брови, проговорил Кучумов. – Он жил скромно, и никто не подозревал даже, что это беглый… сахалинец…
– Добрый был господин, царство ему небесное! – проговорил, крестясь, Осип.
– Не знаю. Мне он казался порядочным человеком, – промолвил Тадзимано, – я думаю, что на Сахалин его привело не столько преступление, сколько несчастное стечение обстоятельств… Впрочем, не будем касаться его. Я переписывался с ним и однажды поручил ему разведать судьбу той… несчастной.
Тадзимано вдруг замолк и опустил голову. Из груди Кучумова, тоже понурившегося, вырвался глубокий вздох. Осип тоже вздохнул и при этом энергично поскреб затылок.
– Да! – поднял голову Тадзимано. – Я узнал, что у меня сын в России, ее сын и… мой… Я решил, что я должен принять все меры, чтобы устроить судьбу этого – уже молодого – человека, но что вместе с тем я не имею права даже заявить ему о своем существовании… Вот тут-то и корень всех моих бед. Я поступил, как черствый эгоист, я хотел откупиться от своего дитяти… Горе, горе мне! Но, клянусь, в то время мне казалось, что я поступаю очень хорошо… Я думал, что устраиваю счастье этого своего сына, которого я не знал, и в то же время не нарушаю покоя других моих детей. Ведь старший мой сын, Петр, уже кончил высшую военную школу в Токио и служил в рядах императорской гвардии, второй, Александр, которого вы знаете, был моряком, и несравненный Того, лучший из наших адмиралов, отметил его своим вниманием… Дочь Елена тоже подрастала и становилась невестою. Зачем им было знать, что у них был где-то брат? Разве они и он не были совершенно чужими друг другу? И я молчал, я был уверен, что все исполнится, как я задумал, ведь нас разделяли моря и беспредельные равнины Маньчжурии, Сибири. Но вышло все не так, ложь всегда влечет за собой самые непредвиденные последствия.
Тадзимано опять смолк. Он сильно волновался, грудь его так и вздымалась.
– Месяца два тому назад, – вдруг глухо заговорил он, – я узнал, что этот мальчик… этот молодой человек, – поправился он, – узнал все, всю мою историю от умирающего моего друга. Я узнал, что он бросил отечество и отправился отыскивать меня, своего отца, которого он не знал… Мне сообщили, что мой сын горит жаждой или увидеть своего отца, или склониться над его могилой, что он желает не только видеть отца, которого – еще раз повторяю – он никогда не знал, но также мстить человеку, ставшему причиной его несчастий, что он… любит дочь этого человека и, наконец, что он познакомился с одним из своих братьев… Ведь только судьба могла создать такое сплетение невозможнейших обстоятельств. Мог ли я предвидеть что-либо подобное?
Кучумов, не перебивая, слушал весь этот длинный рассказ и только теперь спросил, не глядя на своего гостя:
– Как же ты решил поступить, узнав все это?..
– Как легкомысленный юноша, я послал своего младшего сына, более доброго, более мягкого по характеру, чем старший, сюда… Я имел намерение через некоторое время приказать Александру увезти его нового знакомого на наши острова, и здесь я открыл бы детям тайну их кровного родства.
– И теперь явился сам?
– Да, я, к своему ужасу, узнал, что оба брата, не зная, кем они приходятся друг другу, полюбили одну и ту же молодую девушку…
– Мою дочь?
– Да…
– И ты бросил все, чтобы самому принять здесь решительные меры?
– Тут были некоторые посторонние обстоятельства, – нехотя проговорил Тадзимано, – о соперничестве братьев я узнал уже здесь… И я прибыл вовремя. Вражда уже вспыхнула между ними. Вчера между ними произошла ссора, мой сын Александр едва не стал Каином…
– Не это ли заставило его столь внезапно уехать?
– Нет. Что заставило? Если хочешь, долг службы…
– И ты видел Александра?
– Я уже говорил, что не видел, то есть, вернее, не виделся ни с тем, ни с другим… Вчера за несколько часов до этой проклятой ссоры я попробовал зайти к Андрею. У меня не было намерения открыть ему, кто я, но я хотел говорить с ним, проследить по разговору, что это за человек. Но после того, что произошло между ним и Александром, я решился прийти сюда, к тебе…
Оба старика замолчали. И тот, и другой, видимо, были взволнованны. Каждый хотел что-то сказать, но не решился произнести слово.
– Осип, – взглянул на старого слугу Кучумов, – посмотри, не вернулась ли барышня…
– Не пущать ее сюда-то? – спросил тот.
– Да, пока я не позову, не пускай никого…
Осип вышел.
– Вот мы теперь одни, – заговорил Павел Степанович, – хочешь, я тебе скажу, зачем ты пришел сюда?
– Я думаю, что ты угадал мои намерения!
– Почти. Ты намерен просить меня за Андрея?
– Ты не ошибся… Я знаю, что ты против Андрея, был против него и там, в России, и здесь твое предубеждение не исчезло.
– Прости, оно усилилось… Я сам не знаю почему, однако мне подозрителен источник его доходов. Но, может быть, его средства идут от тебя?..
Тадзимано ни слова не ответил, только вздох выразил, что ответ на этот вопрос тяжел для него.
– Я пришел к тебе с готовым проектом, – начал он. – Я знаю, что твоя дочь любит Андрея. Ты имеешь что-либо против него?
– Ничего… Прости опять, я знал, что он твой сын… Мне было бы тяжело видеть его своим зятем.
– И только это?
– Да… Разве мало? Каждый взгляд на него будил бы воспоминания о прошлом.
– И ты ради своего покоя жертвуешь счастьем дочери?
Теперь ничего не ответил Кучумов.
– Послушай же, что я предложу тебе. Отдай Андрею твою дочь… Не бойся! Повторяю, я богат и обеспечу их так, что они не будут нуждаться во всю свою жизнь… Не мешай их счастью… Пусть они только уезжают отсюда, пусть поселятся где-либо в европейской России, ведь это так легко устроить!
– А я? – поднял на Тадзимано глаза Кучумов. – Я останусь одиноким, никому не нужным стариком?
– Наша жизнь уже прожита… Много ли осталось до ее конца? Стоит ли даже говорить об оставшихся днях? А у них впереди этих дней много – целая жизнь…
– Я предпочел бы твоего младшего сына…
– Но твоя дочь совершенно равнодушна к нему.
– Нет, нет! Мне тяжело решиться на это… Потом, после, когда я умру… только не теперь…
– Павел! Мы встретились после стольких лет… Между нами была пропасть, эта пропасть исчезла…
– Не хочешь ли ты сказать, что она снова раскроется между нами?..
– Нет, я этого не хочу, но молю тебя ради сегодняшнего дня, ради сознания того, что все прошлое похоронено навеки, молю – согласись… не прошу – молю…
– Перестань… Твой голос надрывает мне сердце… Дай мне время подумать, привыкнуть к этой мысли… Оставим пока этот разговор… Ведь время терпит еще. Я надеюсь, что ты не уйдешь так внезапно, как твой сын, и мы будем видеться. Оставайся у меня эти дни! Я познакомлю тебя с Ольгой… Да? Ты согласен?
– Хотел бы согласиться…
– Так в чем же тогда дело?
– В чем дело? Да неужели же вы здесь, в Артуре, не видите, что война с Японией с каждым днем становится все ближе и ближе?
В первый раз во все время их разговора Павел Степанович рассмеялся.
– Пустое! Какая может быть война! – воскликнул он. – Ничего не будет… Да об этом после. Покончим вопрос так. Не будем пока ничего говорить о твоем проекте… Пусть ничто не омрачит радости нашего примирения… Кажется, вернулась Ольга, пойдем, я представлю тебе ее…
– Я буду рад познакомиться с ней! – ответил Тадзимано, но в голосе его снова зазвучала грусть.
13. Радостный миг
Прошло немного дней после этого разговора, и Андрей Николаевич, к своему величайшему удивлению, заметил, что дотоле неприступный Кучумов вдруг смягчился по отношению к нему. Павел Степанович снизошел до того, что при одной из случайных встреч даже ответил на поклон молодого Контова.
«Что это такое случилось? – думал Андрей Николаевич. – Какая добрая муха укусила этого гордеца?»
К этому времени чувство жгучего гнева на японского лейтенанта уже окончательно улеглось, тем более что Контов узнал о его внезапном, очень похожем на бегство отъезде.
Теперь Андрей Николаевич даже и не вспоминал о своем неожиданном сопернике.
Да и вспоминать было незачем. Словно добрая фея вдруг махнула над головой русского юноши своей волшебной палочкой! По крайней мере он получил от Ольги коротенькую записочку, в которой хотя и туманно, и порядочно бессвязно было сказано, чтобы он не унывал, что их счастье близко…
Как это случилось, откуда подул новый ветер – Андрей Николаевич положительно не мог догадаться… Ему хотелось запросить Ольгу, но чувство страшной робости удерживало его от этого, и он решил ждать, пока все не объяснится само собою.
Он замечал, что с Кучумовым появился какой-то странный старик, этого старика он доселе никогда не видел в Артуре. У кого только он ни спрашивал, кто это такой, никто не знал ничего о нем, кроме того, что это приезжий с островов. Между тем для молодого человека не было сомнения, что этот приезжий весьма интересуется им, внимательно разглядывает его, когда при встречах они находились близко друг от друга, и не раз Контову казалось, что вот-вот старик заговорит с ним… Мало-помалу этот странный человек начал не шутя интересовать Андрея Николаевича; ему вдруг захотелось как-нибудь добиться с ним знакомства, и в то же время его удерживало от этого какое-то непонятное чувство.
Вместе с тем Контов замечал, что в Артуре происходит нечто очень странное.
У молодого русского создалось обширное знакомство среди японцев, живших в Артуре. Желтолицые сыны Страны восходящего солнца относились к Андрею Николаевичу с такой предупредительностью, как будто он был их земляком. Контов никогда никому в Артуре не говорил о своих отношениях к Аррао Куманджеро и был уверен, что здесь никто не знает о его «контролерской деятельности» по службе у этого «негоцианта», «арматора». Припоминая те знаки внимания, которые расточались по отношению к нему, Контов приписывал их исключительно своему Ивао Окуши, который, как он уже заметил, пользовался огромным влиянием на всех живших в Артуре соотечественников и, конечно, нахваливал им, как опять-таки казалось Андрею Николаевичу, своего господина.