– И жизнью доволен?
– Да. Во всяком случае, моя жизнь куда ярче каждодневной маеты какого-нибудь пахаря или лесоруба.
– Как вспышка пороха – яркая и короткая, – резюмировал Бульдозерист.
– Продолжительность жизни наемника имеет прямую зависимость от его квалификации. Шансы неумелого лесоруба найти смерть под упавшим деревом едва ли ниже, чем шансы плохого стрелка умереть от пули.
– Хм. Гладко излагаешь. Учился?
– Детство за книгами прошло. Отец любовь к чтению привил.
– Книги – это хорошо, если голова на месте, а вот коли умом не вышел – только во вред. Лишние знания разжижают неподготовленный мозг, в нем начинается брожение, и заканчивается все это печально. Дурь из таких голов приходится вышибать свинцом. Но у тебя, я вижу, мозги в порядке.
Отряд дошел до угла периметра и повернул в направлении торговых рядов.
– С одной стороны, повальная безграмотность полезна, – продолжил Бульдозерист. – Но с другой…
В этот момент идущий впереди боец поднял руку, и вся группа остановилась. Начальник охраны вышел вперед и, отойдя на несколько метров, склонился над ворохом тряпья.
– Кто такой? – носок ботинка с глухим стуком уткнулся во что-то мягкое.
Псы зарычали, почуяв запах страха, исходящий от бесформенной массы, которая резко дернулась и прижалась к стене, тряся выставленными вперед лохмотьями.
– А? Что? Зачем? Нет-нет, не бейте. Я ничего не сделал. Я просто калека. Милостыню… милостыню прошу. На еду. Не бейте.
– Пшел отсюда, – рыкнул Берег.
– Нет, обожди, – подключился Бульдозерист и подошел к невольному возмутителю спокойствия. – Милостыню, говоришь?
Нога начальника охраны ловким пинком остановила уже собравшегося менять дислокацию оборванца. Бойцы обступили попрошайку, коменданта и Стаса непроницаемым полукругом.
– Да, добрый человек, да, милостыню. – Нищий чуть вытянул голову из плеч, раболепно щерясь пеньками зубов, и боязливо протянул деревянную плошку с тремя «маслятами» на дне, одновременно пытаясь утереть набегающую из разбитой брови кровь. – Храни тебя Господь.
– Что за увечье? – поинтересовался Бульдозерист, разглядывая нового собеседника.
– Э-э?
– Ты назвался калекой. Что за увечье?
– А! Это? – дрожащие губы расползлись в жалком подобии улыбки. – Простите за мое тугоумие. Я сразу-то и не понял.
Берег с хмурой миной на лице поднес ствол изъятого дробовика поближе к голове непонятливого голодранца:
– Тебе задали вопрос, падаль.
– Рука! – выпалил тот и сглотнул, пытаясь смочить моментально пересохшее горло. – Руку я потерял. Случай. Несчастный, – затараторил он, нервно озираясь. – На заводе работал. Фрезой руку… руку-то мою прихватило. Ага. По самый локоть.
– Покажи, – распорядился Бульдозерист.
– Э-э… Что показать?
Срез ствола ткнулся попрошайке в лоб, заставив как следует приложиться затылком о стену, а заодно и вылечиться от тугоумия.
– Ладно-ладно! Мне жалко разве для хорошего человека? – Он отодвинул в сторону часть тряпья и продемонстрировал замотанную лоскутами культю на месте левой руки. – Вот она, родимая. Все что осталось.
Бульдозерист, прищурившись, осмотрел пострадавшую конечность.
– Размотай.
– Размо-о… – вопросительно протянул оборванец, но спохватился, припомнив, кто здесь задает вопросы, и виновато сморщил чумазую физиономию. – Не самое это приятное зрелище, добрый человек.
– Я вытерплю, – успокоил Бульдозерист.
– Но… – Оборванец пробежался глазами по обступившим его со всех сторон хмурым личностям и, не найдя поддержки, смиренно принялся разматывать лоскуты, из-под которых скоро показалась темная от грязи кожа.
Выглядело это действительно не слишком эстетично, однако, как отметил про себя Стас, на культю явно не походило, скорее – на локоть.
– Вот, – промямлил нищий, опасливо демонстрируя свое «увечье».
– Разогни, – приказал Бульдозерист.
– Да как же это? Зачем же вы, добрый человек, шутить так изволите над калекой?
Комендант, утомившись пустопорожней болтовней, вздохнул и лениво глянул на своего верного охранника.
Берег без лишних слов ухватил попрошайку за лохмотья и, растеребив обмотку на якобы покалеченной руке, выдернул из-под нее тонкое недоразвитое предплечье с противоестественно узкой кистью.
– Угу, – кивнул Бульдозерист, вытаскивая из ножен свой печально знаменитый тесак. – По локоть, говоришь?
– Не надо! Умоляю!
Широкое черное лезвие поднялось над вытянутой рукой и резко упало вниз.
Разгоряченные кровью псы захрипели, клацая челюстями.
Попрошайка дернулся в сторону, заливая дорожную грязь красным, упал на бок, накрыл теперь уже настоящую культю моментально промокшей тряпкой и надрывно заскулил, совсем как раненая собака.
Бульдозерист вернул тесак на место, достал из кошелька серебряную монету и небрежно уронил ее в стремительно разрастающуюся лужу крови.
– Теперь все честно.
– Держи, – кинул Берег на землю отрубленное предплечье. – Не теряй больше.
Бойцы вновь построились квадратом вокруг продолжившего обход хозяина.
– На чем я остановился? – нахмурил брови комендант, пытаясь вспомнить тему прерванного разговора.
– Безграмотность, – подсказал Стас.
– Да, безграмотность. Она полезна с управленческой точки зрения. Чем меньше у стада побочных интересов и лишних знаний, тем легче его пасти. Но это палка о двух концах. Кадровый ресурс подвержен текучести, естественному обновлению. И чем дальше, тем качество новых кадров все ниже и ниже. Иной раз приходится пополнять ряды дегенератами, которые не то что писать, говорить толком не умеют. А мир между тем изменяется. Мы уже не можем позволить себе роскошь вариться в собственном соку, когда противник вовсю налаживает контакты с внешними поставщиками. Тяжелое вооружение, боеприпасы к нему, техника, средства связи и многое-многое другое – все это достается с огромным трудом и по завышенной цене. А из-за чего так?
– Не знаю, – честно признался Стас.
– Да из-за того, что кадры безграмотные. Никто не умеет как следует вести переговоры. Сплошные идиоты вокруг.
– Это извечная проблема.
– Верно, – усмехнулся Бульдозерист. – Но она становится все острее. А этот город не прощает слабости. И принадлежать он будет тем, кто лучше адаптируется к новым реалиям. А реалии суровы. Ты видел, что за груз везли Центровым?
– Да.
– Еще совсем недавно, буквально пару лет назад, о таком и подумать никто не мог. Война между районами велась всегда. Она – часть нашей жизни. Передел сфер влияния – естественный и необратимый процесс, запущенный первыми поселенцами сей благодатной земли еще до моего рождения. Но это была честная война. Лицом к лицу. Стенка на стенку. Теперь все изменилось. Банды больше не сходятся в открытом бою. Налеты, засады, подкупы… Честь забыта. Не далее как вчера один из наших патрулей был расстрелян. Без объявления войны, просто так. Под тело одного из бойцов, охранявших порядок, заложили гранату. Прежние законы, писанные нашими дедами, утратили силу. Кому, скажи, кому раньше могла прийти в голову мысль прибегнуть в споре к минометам, как к решающему аргументу? Нет, это больше не война за сферу влияния, это – война на уничтожение. И мы не можем отдать инициативу.
– А какова здесь моя роль? – поинтересовался Стас, когда Бульдозерист сделал паузу в своем «возвышенном» монологе. – Вы ведь не развлечения ради со мной заговорили.
– Ты прав, – землистого цвета кожа пошла морщинами вокруг растянувшихся губ, – развлекаюсь я иначе. Твою роль позже обсудим. А пока, для разминки, поможешь мне в дельце одном.
– Могу я узнать, что за дельце?
– Конечно. Мы сейчас направляемся в торговые ряды. Там живет и трудится в поте лица один из наших поставщиков – Шура Кошель.
– Шура? Он не местный?
– Лац, откуда-то из-под Саранска. Давно здесь обжился, лет пятнадцать уже. Нашел, так сказать, свою нишу. Снабжает базу аккумуляторами, электрогенераторами, запчастями и еще разной, далеко не бесполезной мелочовкой. Считает себя очень важным, я бы даже сказал – неприкасаемым. Весь последний год он в этом мнении постоянно укреплялся, благодаря крупным заказам с нашей стороны. И укрепился настолько, что счел возможным насрать с горкой поверх старых договоренностей. Сейчас эта зарвавшаяся падаль открыто ведет дела с Центровыми, будучи полностью уверен в своей безнаказанности. Нужно поговорить с ним и убедить в недальновидности такого решения. Переговоры будешь вести ты.
– Мм… Я польщен, – Стас задумчиво поджал нижнюю губу и кивнул, выражая признательность за оказанную честь. – Но боюсь, что пользы от меня будет мало.
– Почему?
– Мне не известны условия договора, я ничего не знаю о ценах и объемах сделок. Как я буду вести торг, не имея представления о средствах, которыми можно оперировать, хотя бы приблизительно?
– Это не проблема и не секрет. Наше предложение такое – партия из восьми бензиновых электрогенераторов по десять киловатт. Красная цена – двадцать пять процентов сверх прошлогодней. Условие – никаких больше сделок с Центровыми. Понятно?
– В целом да. Но хотелось бы еще узнать, о какой сумме речь идет, велики ли заказы от Центровых, и, в идеале, какой процент поставщик оставляет себе. – Стас улыбнулся, глядя на хмурящегося коменданта, и пожал плечами. – Просто чтобы понимать цену вопроса, с его точки зрения.
– Хм. – Бульдозерист положил руку Стасу на плечо, и тот ощутил, насколько она тяжела. – Знание о мотивации оппонента – половина дела в торге. Один генератор год назад стоил нам сорок восемь золотых.
Стас невольно присвистнул.
– Из них, – продолжил Бульдозерист, – насколько я знаю, примерно треть оседает в кармане этого рвача. А что до поставок Центровым – они вряд ли составят хотя бы половину от цены восьми генераторов. Еще вопросы?
– У него есть семья?
– Будь у него семья, проблема давно была бы улажена. Кстати, мы уже пришли. К разговору готов?