Наконец машина сбросила скорость и медленно пошла накатом.
– Мешки не снимать, если жить хотите, – любезно предупредил майор.
Снаружи, предположительно впереди, послышались гул и скрежет, завершившиеся резким звуком соприкосновения тяжелых металлических конструкций. Броневик вздрогнул и продолжил движение, сильно накренившись вперед, будто ехал под гору, а звуки громоздкого механизма повторились в той же последовательности, но уже за кормой автомобиля.
– Где мы? – спросил Стас.
– На месте, – ответил майор, как только броневик остановился, и лязгнул ручкой люка. – Покинуть транспорт.
Стас с Коллекционером, кое-как ориентируясь на ощупь в изобилующей острыми углами темноте, отыскали выход. Подошвы звякнули набойками о бетон.
– Эй! Ко мне, – крикнул Вихров.
В ответ на такое самонадеянное обращение послышался быстро приближающийся топот ног и бряцание металла.
– Этих в карцер.
– Постойте, – запротестовал Стас. – Мы так не договаривались.
– Что за херня? – поддержал Коллекционер.
Но майор не ответил. Зато упершиеся в спину стволы вполне доходчиво разъяснили текущую диспозицию.
– Вперед, – скомандовал один из конвоиров и ткнул Стаса промеж лопаток для пущей ясности.
– Мешок снять можно? – спросил охотник, но, судя по звуку удара твердым о мягкое и приглушенному шипению, ответом остался неудовлетворен.
Эхо шагов, какое обычно бывает в просторных помещениях с высокими потолками, скоро затихло. Слегка рифленная поверхность с четко ощущаемыми неровностями на стыках плит сменилась под ногами сплошной и гладкой. Сквозь плотную ткань мешка запульсировал свет, каждые четыре метра разбавляя темноту легкими белыми всполохами.
Трижды мимо проходили люди, четко и уверенно печатая шаг. Но однажды, когда конвоир дал команду принять вправо, в коридоре послышался совсем не характерный топот. Что-то огромное двигалось навстречу неспешной тяжелой поступью. Шумно дыша, оно поравнялось с арестантами, засопело, будто принюхиваясь, издало низкое протяжное «Ммммм» и, фыркнув, пошло дальше.
Стас невольно передернул плечами, чувствуя, как вдоль позвоночника пробежал мерзкий холодок. Идущий по левую руку Коллекционер закашлялся, раздразнив горло учащенным дыханием.
Чем-то жутким веяло от встреченного существа. Это ощущалось даже вслепую, физически. Чудовищная сила прошла в полуметре, захлестнув случайно оказавшуюся на пути помеху из четырех человек волной едва-едва обузданной первобытной мощи, от которой, казалось, даже воздух вибрировал, передавая свою дрожь тщедушным людским телам.
– Стоять, – скомандовал конвоир.
– Вихров распорядился определить этих в карцер, – добавил второй.
Молчаливо присутствующий в помещении человек зашевелился, с зубодробительным скрежетом отодвинув стул.
– Ё мое, – заскулил конвоир. – Ты хоть приподнимай, что ли.
– А мне и так нравится, – ответил тюремщик. – Это все из-за нервов. Слабые они у вас. Укреплять нужно. В одну?
– На твое усмотрение.
– Значит, в одну. А надолго?
– Я откуда знаю? У Вихрова спрашивай.
Забренчали перебираемые в связке ключи. Щелкнул приведенный в движение механизм замка, и тяжелая дверь со скрипом отворилась.
– Пошел.
– Давай вперед.
Уткнувшиеся в спины пламегасители указали арестантам требуемое направление. Дверь закрылась.
– Сними ты уже тряпку, – услышал Стас голос Коллекционера и стащил с головы мешок.
Камера имела размер примерно три на три метра. Гладкие серые стены, ровный чистый пол, две койки со скатанными матрасами, металлический толчок, раковина, вмонтированный заподлицо с потолком круглый светильник, капитальная дверь с закрытой смотровой щелью и окном для подачи пищи.
Охотник раскатал матрас, сел на койку и идиотски хихикнул.
– Что? – поинтересовался Стас причиной веселья.
– Глянь вокруг, – Коллекционер широким жестом обвел их новое пристанище. – Прямо как в старые добрые времена. Ты, я, и никого больше. Наш второй медовый месяц.
– Да уж, – улыбнулся Стас. – Только обстановка поромантичнее.
– Ну, не знаю. У «Черного Заката» тоже был свой шарм. Холодный темный камень, паутина. А этот неповторимый купаж сырости, плесени и параши, – охотник поджал губу и ностальгически вздохнул. – И кухня тамошняя выше всяких похвал. И кровать одна. Куда уж романтичнее? А здесь, – огляделся он, – как-то без души. Серенько, гладенько все. Глазу не за что зацепиться. Хотя толчок, конечно, богатый. Матрасы толстые и даже не обоссанные. Нормально.
– Сдается мне – это милое гнездышко под землю зарыто.
– Похоже. И размерчик у него – будь здоров. Колеса въезжают как по бульвару. Не бедствуют ребятишки, сразу видно. Таким не грех и наценочку сделать. Как считаешь?
– Не наглей.
– Да ладно. Это я для поддержания разговора. Мне и трех сотен за глаза хватит.
Стас накрыл соседнюю койку матрасом и опробовал его на мягкость.
– По пути сюда ничего странного не заметил? – сменил тему Коллекционер.
– В смысле?
– Ну, когда по коридорам нас вели. Никто из встретившихся подозрений не вызвал?
– Я, конечно, твоим обостренным чутьем не похвастаю, – усмехнулся Стас, – но и на глухоту мне пока жаловаться рано.
– Стало быть, расслышал?
– Не только расслышал, кишками прочувствовал.
– Тот самый братишка?
– Либо он, либо дрессированный медведь. Но я сомневаюсь, что сюда цирк с гастролями заехал.
– Посмотреть бы на это чудо.
– Я видел как-то раз. Мне не понравилось. Сплошные кривляния. Особенно клоуны раздражают, так бы и пристрелил.
– Да не на цирк, еб твою. На братьев старших.
– А.
– Это ж надо, какая скотина здоровая, – задумчиво покачал головой охотник. – Ты, когда их расписывал, совсем другие ощущения были. Подумаешь, выше двух метров с лишним. Подумаешь, мяса много. А вот рядом, когда он в макушку сопит и сердце его на расстоянии вытянутой руки ебашит как электронасос… Да, тут очко-то начинает поигрывать.
– Давай без интимных подробностей.
– Ах, простите мне эту глупую мальчишескую впечатлительность – оскалился Коллекционер. – Совсем запамятовал, что разговариваю с матерым… – он осекся, поглядел по сторонам и, сев на край койки, подал Стасу знак придвинуться ближе. – Кстати, ты про Кутузовский рассказывать собираешься?
– Да.
– Обо всем? И личность раскроешь свою популярную?
– Разумеется. Скрывать смысла нет. Узнают – будет только хуже. А в том, что они узнают, я почти не сомневаюсь. Кроме того, откровенность помогает установлению доверительных отношений.
– Доверительных отношений? – переспросил охотник, усмехнувшись. – А тебе не кажется, что при таком раскладе наши потенциальные клиенты могут тебя порешить, сочтя нецелесообразной прикормку целых двух проводников?
– С какого? – пожал плечами Стас. – Я же им скажу, что ты ничего не знаешь.
– Э нет, – Коллекционер помахал указательным пальцем перед носом напарника. – Вот этого делать не нужно.
– Боишься, что тебя самого в расход пустят?
Янтарные огоньки злобно сверкнули из-под капюшона.
– Да не переживай, – успокоил Стас, довольный произведенным эффектом. – С чего бы им тебя к стенке ставить? Ты же заказ на мою голову получил? Получил. Отыскал меня? Отыскал. Но вместо того чтобы тупо выполнить предписание заказчика, проявил смекалку и нашел способ извлечь из непростой, стремительно меняющейся ситуации максимальную выгоду как для себя, так и для клиента. Честь тебе и хвала.
Суровое выражение на лице охотника немного смягчилось.
– К тому же, – продолжил Стас, – я не собираюсь уточнять, что триста шестьдесят золотых предназначаются не мне. Это наш общий гонорар, цена за информацию. С твоей смертью она ниже не станет. Мы же напарники. – Он улыбнулся и хлопнул Коллекционера по плечу. – Забыл, что ли?
– Напарники, – повторил охотник с полувопросительной интонацией, будто услышал это слово впервые. – Угу. Разумеется.
– И давай сразу условимся – переговоры, во избежание конфузов, веду я.
– А мне что делать, если спросят?
– Прикинься идиотом.
Пара желтых огоньков снова резко сузилась.
– Знаешь, Станислав, мне иногда кажется…
Задвижка смотровой щели скрипнула, не дав Коллекционеру развить гневный монолог. В узком проеме появились глаза.
– Мешок на голову и лицом к стене, – распорядился голос за дверью.
– Твою мать, – процедил охотник, поднимая с пола ненавистную тряпку. – А я рассчитывал отведать местных кулинарных изысков.
Оба арестанта выполнили приказ, встав по разные стороны от санузла.
– Руки за спину.
Чья-то пятерня ухватила Стаса за плечо и потянула.
– На выход.
– Аккуратнее, – услышал он голос охотника, сигнализирующий, что камеру они покидают не по отдельности.
Очередная вереница коридоров с мерцающими сквозь ткань мешка огнями завершилась скрипом отворяемой двери и звонким щелчком каблуков.
– Задержанные доставлены, Хозяин! – четко отрапортовал конвоир.
– Благодарю. Вы свободны, – ответил голос, принадлежащий, судя по всему, немолодому человеку, глубокий и спокойный, но в то же время властный, излучающий уверенность и силу.
– Есть!
Каблуки еще раз щелкнули, и дверь скрипнула за спиной.
– Можете снять мешки, – сказал голос.
Стас и Коллекционер выполнили приказ.
– Присаживайтесь, – могучий седовласый человек указал на два свободных кресла.
Его высокую поджарую фигуру плотно облегал отглаженный болотного цвета мундир без знаков различия, поверх белоснежной рубашки с галстуком. Резко очерченное, испещренное морщинами лицо с волевым подбородком и широким, обрамленным почти белыми, коротко стриженными волосами лбом, тянуло лет на шестьдесят. Прищуренные серые глаза под густыми бровями смотрели оценивающе.
– Здесь меня все называют – Хозяин, – продолжил человек, взяв со стола, расположенного по центру серой квадратной комнаты, листок бумаги, и сделал несколько шагов, изучая его содержание. – Но, думаю, вам будет не совсем удобно так ко мне обращаться. Поэтому можете называть меня – генерал, – он перевел взгляд на Кола. – Вы, насколько я понимаю, Коллекционер, охотник за головами, который совсем недавно взял контракт на одну из них, – прицел холодных серых глаз сместился левее. – А вы – Стас, с недавних пор известный под именем Вдовец, который также числится в том контракте, но в несколько ином амплуа. И каждый из вас разыскивается властями города Муром по обвинению в тяжких преступлениях. Рисунок, – взгляд генерала вернулся к бумаге, – честно говоря, паршивый, а вот сумма хороша, но… Глядя на эту сумму, я задаюсь двумя вопросами. Первый – чем изображенный выше субъект отличился перед Муромом? И второй – почему он сидит здесь, целиком, если сумма контракта на его голову превышает муромское предложение за живого на десять золотых?