Горячий дождь лил на меня, как перегретый душ, затуманивая зрение. Тень легла на мое лицо, и я начала подниматься вверх, пока до моего носа не донесся знакомый запах. Ренье опустил толстовку и лег рядом со мной.
Мне следовало подвинуться. Я только что поклялась никогда не соглашаться на меньшее, чем заслуживаю. Истребить все надежды на наше с Ренье будущее. Та самая надежда, которая питала мое детство, когда я все больше и больше влюблялась в него, несмотря на френдзону, в которую мы прочно попали с самого начала.
Но, черт побери, если эти "Поп Рокс" не засорили мой желудок своими дурацкими, хаотичными прыжками.
Я закрыла глаза, наслаждаясь тем, как дождь брызжет мне в лицо.
— Почему ты здесь?
Его голос прошелся по моей коже и погрузился в мои кости, оставив свой след.
— Я заходил к тебе домой и пробрался в твою комнату, но тебя там не было. Подумал, что ты будешь здесь.
Я не могла не заметить, как хорошо он меня знает.
— Ответь на мой вопрос. Почему ты здесь?
— Я… — Ренье, потерявший дар речи, не был похож на Ренье, которого я когда-либо встречала. Он сдвинулся с места, и я почувствовала его дыхание на своей щеке. — Ты ведь знаешь, что я люблю тебя, правда?
Мое сердце дрогнуло, хотя я знала, что он не имел в виду такую любовь.
— Конечно, мне так не казалось.
— Ты не понимаешь. Это… сложно.
— Не усложняй. — Я взяла его за руки и заглянула ему в глаза, призывая его открыться мне. — Помоги мне понять.
— Мы не можем быть друзьями.
— Только не это дерьмо. — Я повернулась на бок, чтобы оказаться лицом к лицу с ним. — Если ты не собираешься дать мне объяснения, тогда уходи. Просто уходи, Ренье.
— Ну же, Галло.
Галло.
Как будто мы снова были друзьями.
— Ты не можешь появиться ни с того ни с сего после полутора лет игнорирования меня. — Я глубоко вздохнула, стараясь вытеснить эмоции из своего голоса. — Что ты хочешь от меня, Реньери?
— Я… — Он обхватил меня за талию и повернул лицом к себе.
Я чуть не расплакалась от его прикосновения. Это было похоже на дождь после засухи. Еда после голодания. Вечная любовь после разбитого сердца.
Его кулаки сжались, как обычно, когда он сдерживал себя, чтобы не сделать что-то. Прошло несколько минут, прежде чем его пальцы медленно разжались, и он потянулся к моему лицу. Он откинул мокрый локон волос за ухо, затянув это движение настолько, насколько это было возможно. — Можно тебя поцеловать?
— Что?
Его дыхание дразнило мои губы.
— Можно тебя поцеловать? — повторил он, как будто не зря потратил столько времени, игнорируя меня.
Мое дыхание сбилось, и я проглотила столько эмоций и возмущения, сколько смогла.
— Я заслуживаю лучшего.
— Да, заслуживаешь. Ты заслуживаешь всего.
Он прижался своими губами к моим, прижимая их к себе так, словно мог вместить девять лет любви в один поцелуй. Я открыла рот, чтобы сказать: "Как ты смеешь!", но он просунул язык мимо моих губ. И глупое, глупое сердце затуманило мой мозг своим бредом, пока я не ответила на его поцелуй, с сердцем в горле, когда я встретила его язык своим, нуждаясь в том, чтобы быть ближе к нему.
Это был мой первый поцелуй. И он был небрежным, влажным, жарким и идеальным. Он дышал мне в рот, а я глотала его, стараясь впитать в себя как можно больше. Это были влажные ночи под звездами. Апельсиновый «Тик-так», используемый в качестве валюты. Кухонный смех по воскресеньям за спагетти. Это были мы, и у меня кружилась голова. Головокружение. Дыхание перехватило, когда влажный дождь прижал мои волосы к его лицу, проскользнул между нами и налип на нашу промокшую кожу, словно маленькие любовники, ласкающие друг друга.
Он перевернул меня на спину и переместился так, что навис надо мной, прижавшись всем телом к моему, а его язык поглаживал крышу моего рта. Я хотела большего. Мне нужно было больше. Я запустила пальцы под его рубашку, исследуя твердые края каждой мышцы живота, более четкие, чем я их помнила.
В небе прогремел гром, а спустя мгновение сверкнула молния.
Мы оттолкнулись друг от друга, и Ренье посмотрел на небо, как борец смотрит на своего самого большого соперника.
— Нам нужно зайти внутрь. Я провожу тебя до твоей квартиры.
Я колебалась, не желая затягивать это… что бы это ни было.
— Что будет дальше?
Его костяшки пальцев слегка коснулись моей щеки, и он провел ими по моему лицу, пока не добрался до подбородка. Большим пальцем он надавил на нижнюю губу, раздвигая мои губы.
— Спроси меня, чего я хочу.
Я провела языком по его губам, слегка касаясь его кожи при каждом слове:
— Чего ты хочешь?
— Тебя.
Он прижался своими губами к моим, чтобы поцеловать еще раз. Поцелуй был коротким и сладким, и таким, таким правильным. Он оттолкнулся от меня, встал и помог мне подняться. Взяв меня за руку, он проводил меня до дома, как и тогда.
На следующий день я улыбалась, когда пришло время обеда. Я повернулась к Броуди, который смотрел на меня так, словно я только что отрастила корону и объявила эту школу своей территорией.
— Что?
Он покачал головой, его губы украсила легкая ухмылка.
— Что заставило тебя так улыбаться?
— Ничего. — Но улыбка не сходила с моего лица, пока мы стояли в очереди за едой, и я незаметно прочесывала кафетерий в поисках Ренье.
Как обычно, разговоры стихли, когда они с Николайо вошли в зал. Его глаза поймали мои, задержались на Броуди и вернулись к Николайо. Я ждала, когда он подойдет ко мне. Помашет рукой. Признает меня. Что угодно после того поцелуя.
Вместо этого он занял место между Николайо и Лейси и проигнорировал меня.
Как и на следующий день.
И на следующий.
И на следующий.
Ренье был прав в ту ночь, когда он украл мой первый поцелуй — я не понимала.
Но я поняла, что между нами все кончено, не успев начаться.
5
Чувство вины — это гнев, направленный на себя,
на то, что мы сделали или не сделали.
Обида — это гнев, направленный на других — на то,
что они сделали или не сделали.
Питер МакВильямс
РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ
Настоящее
— Что, черт возьми, с тобой? — Галло ворвалась в мой кабинет без приглашения и без предупреждения. Обтягивающий кружевной лифчик и трусики, приклеенные к ее коже, мгновенно заставили меня напрячься.
Я задвинул стул под стол, а вместе с ним и себя, приспосабливая свою деревяшку под… ну, деревяшку.
— Знаешь, для человека, который так настойчиво игнорирует меня, ты делаешь это очень плохо.
— Я бы с удовольствием блядь, игнорировала тебя, Реньери. Я бы очень, очень хотела. Но когда ты вытворяешь такое дерьмо, — она дико размахивает в воздухе листом бумаги, — это чертовски трудно.
Это было одно, два, три ругательных слова с тех пор, как она вошла. Это было мило. Я ухмыльнулся, выхватил лист бумаги из ее рук и бегло просмотрел его. Она распечатала письмо, которое я отправил ей вчера вечером. Конечно, распечатала. У нее был телефон-раскладушка времен Backstreet-Boys. Скорее всего, в нем даже не было интернета, не говоря уже об электронной почте.
Я передал бумагу обратно и перевел взгляд на экран рабочего стола, чтобы не смотреть на соблазнительное нижнее белье.
— В чем проблема?
Она вырвала бумагу из моих пальцев.
— Проблема в тебе. Кем ты себя возомнил, говоря мне, что я больше не официантка?
— Я твой босс. И тебя повысили до менеджера зала. — Я перевел взгляд на нее, и, черт возьми, она была прекрасна. — Я же не уволил тебя.
— Я не заслужила это повышение. — Она скрестила руки, и ее грудь подпрыгнула от этого движения.
Мой взгляд задержался на секунду, прежде чем я поднял глаза на нее.
— Я думаю, ты его заслужила.
— Никто больше так не думает. Люди уже говорят.
— К черту людей. Мы с тобой оба знаем, что никто из них не имеет значения. — В моих глазах сверкнуло озорство, и я не смог бы его сдержать, даже если бы захотел. А я не хотел. — Что они говорят?
— Уггх! — Это было восхитительно, как она была взволнована. Правда.
Я улыбался так, как никогда не улыбался с тех пор, как… Ну, с тех пор, как мы стали друзьями.
— Они говорят, что мы трахаемся, да?
— Это не смешно, Раньери Лука Андретти. — Она вспомнила мое второе имя.
Я покраснел.
— Это немного смешно. — В ее глазах вспыхнуло раздражение, но оно было таким милым, что я с трудом заставил себя подавить его. — Хочешь, чтобы я все прояснил?
— Как?
Я указал на дверь.
— Я могу выйти прямо сейчас и объявить, что мы не трахаемся, но мне бы хотелось, чтобы это было так.
Она нахмурилась.
— Ты можешь поставить точку, вернув мне мою старую работу.
— Этого не случится, Галло.
— Для тебя я Карина. Перестань вести себя так, будто мы все еще друзья, Реньери.
— Было бы так плохо, если бы мы ими были?
— Да. — Она сделала шаг назад, отдаляясь от меня настолько, насколько позволяла комната. — Потому что в одну секунду мы были бы абсолютно счастливы, а в следующую секунду у меня выдернут ковер из-под ног, и я останусь чинить разбитое сердце.
— Правда, Галло?
— Карина, — поправила она.
— Отвечай на вопрос.
Она скрестила руки, защитная поза подавила мое веселье.
— Что ты сделал?
— Я разбил твое сердце?
Она смотрела мне прямо в глаза, ее гордость была столь же непоколебима, как и ее решимость ненавидеть меня вечно.
— Ты его разбил.
Моя челюсть сжалась.
— Мне жаль. Я серьезно.
— Может, и так. Но это ничего не меняет.
— Ты когда-нибудь дашь мне еще один шанс?
— Просто верни мне мою старую работу.
— Нет. — Я осмотрел ее ансамбль. — Будь моим менеджером.
Хотел ли я, чтобы она не надевала эти обтягивающие задницу наряды? На публике — да.