Я приоткрыл его рот и увидел большое количество рвоты. Кажется, он вырубился во время процесса. Осторожно пальцами я прочистил гортань, боясь, что сделаю только хуже и затолкаю рвоту глубже в горло. Главное, чтобы он не задохнулся. Вода была ледяная. Приглядевшись, я заметил, что губы его приобрели синеватый оттенок. Сколько он уже был в отключке?! Пару раз ударив Скэриэла по лицу, я обрадованно вскрикнул: он слабо шевельнулся и приподнял подбородок.
Включив тёплую воду, я направил струю на Скэриэла. Он устало разлепил веки, заторможенно попытался увернуться от воды, но ничего не вышло. Тут он завис, судорожно схватился за рот, и его повторно вырвало на себя. Содержимое желудка потекло по рубашке. До меня донёсся неприятный кислый запах.
– Твою мать, что ты делаешь? Умереть захотел! – кричал я, придерживая его мокрые волосы, пока он, скорчившись, блевал уже в воду.
Я потянул за цепочку, вытягивая пробку. Раздался еле слышный звук слива.
– Джером? – Он бессильно облокотился на бортик ванны и удивлённо поморгал. – Ты рано.
– Ты что, сдохнуть хотел?
– Сколько сейчас времени? – как ни в чём не бывало спросил он, словно я прервал его дневной сон. – Я просто вырубился.
– Что ты, чёрт возьми, принял?
– Успокоительное, – непринуждённо ответил Скэриэл. Он шумно дышал через нос.
– Сколько таблеток?!
– Достаточно.
– Достаточно для чего? Сдохнуть?
– Забыться.
– Я вызову «Скорую», – грозно предупредил я, доставая телефон.
– Не надо, – произнёс Скэриэл, прикрыв глаза, готовый вот-вот заснуть. – Всё в порядке.
– Ты собрался помереть? Я не понимаю. Разве ты можешь умереть от таблеток?
– Я не собирался умирать.
– А зачем тогда всё это? – Я указал на таблетки. – Чего ты добивался?
– Наказания.
– Что? – Я поражённо уставился на него. – Ты чёртов больной…
– Смею предположить, что это ещё самое лестное, что ты про меня думаешь, – натянуто хихикнул он. Разрядить обстановку не получилось.
– Правильно думаешь.
Он потянулся, разминая спину и шею, и тихонько проворчал себе под нос:
– Помоги мне встать, я хочу снять костюм. – Голос прозвучал уверенно, но под конец дрогнул. – В нём трудно дышать.
Он явно хотел показать, что контролирует ситуацию. На секунду даже командный тон вернулся. Я подал ему руку, и, опёршись, он медленно привстал. Мы долгие минуты пытались перелезть через бортик, потому что у Скэриэла тряслись ноги и кружилась голова. В итоге я не выдержал, взял его на руки и приподнял.
К моему удивлению, он даже не возмутился. Кажется, силы его полностью иссякли. Он присел на бортик, вновь прикрыл глаза и непослушными пальцами, словно трёхлетний, попытался справиться с пуговицами.
– Дай я. – Я отвёл его руку в сторону. – Только держись за моё плечо.
Скэриэл не стал спорить, сделал, как было сказано, слабо вцепившись в свитер. Я быстро разобрался с пуговицами и стянул с него пиджак, который из-за воды, казалось, весил по меньшей мере тонну. Мокрую холодную рубашку, противно липнущую к коже, приходилось снимать осторожно, потому что Скэриэл будто бы с ней сросся. Его штормило, стоило мне потянуть за рукав. Затем я помог ему стянуть ремень, брюки и носки. С брюками особенно пришлось повозиться. Скэриэл не мог долго удерживать равновесие, я боялся, что в любую минуту он упадёт назад и ударится головой о кафель. Или завалится вперёд и разобьёт себе лицо.
Стягивать нижнее бельё было мучительно. Скэриэла снова начало тошнить, и, не успев сориентироваться, он сблевал в раковину, испачкав при этом волосы и подбородок. Пришлось одной рукой удерживать его, а второй направлять струю тёплой воды. Он был обессилен, плохо соображал и ещё хуже управлял своим телом. Я впервые видел его таким беспомощным.
Настроив температуру воды на более горячую, я облил его с ног до головы, даже не задумываясь о том, что могу затопить ванну. Скэриэл дрожал, уставившись в одну точку где-то сбоку от меня. Пока он пытался удержать равновесие, я схватил большое полотенце и плотно закутал его.
– Всё нормально, – постоянно повторял Скэриэл, словно сам себя хотел в этом убедить.
Он держался из последних сил; было больно смотреть на него в таком состоянии. Подставив своё плечо, я вместе со Скэриэлом двинулся в спальню, а после, уложив его в кровать, укрыл одеялом.
– Жди меня. Я сейчас принесу воды, активированного угля. – Замешкавшись, я добавил: – И таз на всякий случай.
Скэриэл смотрел на меня так, словно готов был прямо здесь умереть. Взгляд его был отстранённый, равнодушный – складывалось ощущение, что он принял наркотик. Я быстро вернулся и попросил его приподняться, чтобы принять уголь.
– Мне лучше. Не надо, – натянув одеяло на голову, пробубнил он.
– Не начинай, мне ещё в ванной убирать.
– Ничего не делай, я сам уберу.
– Иди на хрен, придурок, – грозно проворчал я, стягивая с него одеяло. – Лежи и не дёргайся.
Скэриэл нахмурил брови, но быстро сдался.
– Ладно. – Он приподнялся и нехотя выпил лекарство под моим недовольным взглядом.
– Зачем ты это сделал? – спросил я, когда уже собирался покинуть комнату.
– Что именно? Я много чего натворил, уточняй.
– Ты знаешь, о чём я. Таблетки, ванна…
Он лёг, отвернувшись от меня.
– Ты не поймёшь.
– Хватит, Скэриэл! Мне надоели твои игры.
Он повернулся и враждебно посмотрел на меня.
– Уходи.
– Но…
– Уходи! – Он взмахнул рукой. В этот момент я испугался, что сейчас меня откинет тёмной материей, как это случилось с Райли, но Скэриэл внезапно сжал кулак, зажмурился, пытаясь обуздать свой гнев, и спустя мгновение проговорил уже спокойно: – Уйди, Джером. Я устал. Отдохну, и мы поговорим.
Я молча вышел из его комнаты. Ярость клокотала во мне, да так мощно, что я не удержался и ударил кулаком по стене.
Вскоре приехал с продуктами Эдвард. Я был всё ещё зол, и это не могло укрыться от его внимания.
– Чего ты? – спросил он. – Со Скэриэлом поссорился?
– Я… – И замолчал. Не знал, стоило ли рассказывать о том, что я видел в ванной. – Ты, случайно, не в курсе, Скэриэл принимает какие-нибудь таблетки?
Эдвард нахмурился:
– Он опять?
– Что?
Он молчал, и я взмолился:
– Что опять? Скажи.
– Я не знаю, – отмахнулся Эдвард. – Не уверен, что он мне тогда сказал правду.
– Когда? Что ты видел?
– Послушай, – нерешительно начал Эдвард. – Иногда у Скэриэла шарики за ролики заходят, и он, кхм, как бы это объяснить, пытается узнать пределы своих возможностей как переносчика смерти.
– Что это значит?
– Иногда он творит адскую дичь. Я бы сказал, смертельную. Попытался как-то повеситься, а я должен был контролировать процесс. Он долго меня уговаривал. Зря я вообще на это согласился. А до этого прижигал руки и ноги и наблюдал, как быстро кожа вернёт прежний вид. Пахло ужасно. Меня тогда чуть не стошнило.
– Он сумасшедший, – тихо выдал я.
– Нормальный бы всё это не затеял, – согласился Эдвард. – Что случилось, пока меня не было?
– Он наглотался какой-то дряни.
– Чёрт. Снова таблетки. Но хоть не пытается повеситься и вспороть себе живот.
– Снова? Это уже было?
– Да. Пару раз точно. Наверное, он повышает дозу или меняет препараты.
– Он может так умереть.
Эдвард открыл банку пива и сделал большой глоток.
– С ним бесполезно спорить. Ты же знаешь. Он не жалеет ни себя, ни нас.
– Я нашёл его в ванне, полной рвоты. Он был в отключке. – Я кусал губы и нервно хрустел пальцами. – В раковине была упаковка из-под таблеток. Он сказал, что хочет забыться или наказать себя.
Эдвард хмыкнул.
– Да он по жизни себя наказывает. Скэриэл умён, но мы-то знаем, что с головой у него проблемы. Жаль, что алкоголь и никотин на него не действуют. Может, помогли бы снять стресс.
– Наркотики ведь тоже не действуют?
– Насколько я знаю, нет. Но, значит, он нашёл выход в передозировке. Знаешь что? Не нравится мне всё это. Обычно он заранее предупреждал меня, когда хотел экспериментов.
– Он был в сегодняшнем костюме. Лежал в ледяной воде. Я подумал, что он уже умер.
Эдвард округлил глаза и сердито проговорил:
– Что? В костюме? Да что с ним такое… Я думал, он хотя бы хорошо подготовился, прежде чем экспериментировать. Получается, это всё было сделано на эмоциях.
Я устало произнёс:
– Не понимаю, что в его голове. Вот честно. Смотрю на него и не понимаю, о чём он думает.
– Быть может, это и к лучшему. Достаточно нам и одного психа в команде.
XXV
– Можете передать отцу, что я почти разобрался с тёмной материей. – Я неотрывно разглядывал картину Давида на стене, «Бонапарт на перевале Сен-Бернар», и, помедлив, добавил: – Думаю, что смогу сдать экзамен.
Мне не хотелось вновь весь сеанс просидеть в кресле напротив психиатра. Неуютно постоянно быть у неё на виду. Складывалось впечатление, что я не более чем лягушка, которую следует препарировать на уроке биологии.
– Почему бы вам самому ему об этом не сказать? – произнесла миссис Рипли ровным бесстрастным голосом.
– Но именно вам платят за решение моих проблем, – как само собой разумеющееся возразил я.
– Вы сегодня довольно грубы.
Я стоял к ней спиной, но слышал в её голосе лёгкое удивление. Если она обиделась, то никак этого не показала.
– Прошу прощения, у меня не было намерения вас обидеть, – поспешно заверил я, повернувшись; миссис Рипли улыбалась одними уголками губ, взгляд её был заинтересованным, словно я предстал перед ней в новом свете. – Возможно, дело в том, что у меня сегодня выдалось не самое лучшее утро.
– Что-то произошло этим утром?
– Ничего. – Я пожал плечами. – Просто проснулся в своём доме.
– Вам не нравится находиться в собственном доме?
– Скажем так… – Задумавшись, я ответил, стараясь не разбрасываться громкими словами: – Я не в восторге.
– Где бы вам хотелось находиться?