Как бы это глупо ни звучало, но за семь дней я успешно прошёл все стадии: отрицание, злость, торг, депрессия и принятие, – смешно даже вспоминать, но в первое время убеждал себя, что всё это мне только привиделось. Помутнение рассудка, ей-богу.
Хуже всего было то, что Скэриэл как в воду канул, просто исчез без предупреждения, как будто не было его никогда в моей жизни. Он не отвечал на звонки и эсэмэс, не появлялся у себя дома. На последней стадии – принятие – я два раза приезжал к нему, вот только зря. Помимо него дали дёру даже Эдвард с Джеромом, словно они в ту же ночь побросали вещи в чемоданы, вызвали грузовик для переезда и отчалили далеко и надолго, злорадствуя, как ловко обвели меня вокруг пальца.
В конце концов я уже было решил, что чокнулся и Скэриэл был не более чем плодом воспалённого воображения. И так я считал до тех пор, пока не додумался постучать в соседскую дверь, из-за которой на меня сразу обрушился собачий лай. Мистер Гроссо в окружении пуделей, к моему удивлению, хорошо отозвался о Джероме, назвав его скромным и тихим полукровкой, а затем пробормотал, что не в курсе, куда подевалась вся семейка Лоу. При этом, выйдя на крыльцо, он окинул вопросительным взглядом соседские двор и дом, как будто на газоне и окнах бегущей строкой могло отобразиться разумное объяснение их внезапному исчезновению. Мистер Гроссо дружелюбно предложил мне подождать у него и попробовать сливовый пирог, но я вежливо отказался. Не подтверди он факт существования Скэриэла, я бы смирился с тем, что всё выдумал, стремясь после смерти матери заполнить кем-то свою никчёмную жизнь.
Всё-таки они сбежали.
Чарли с недоумением наблюдал за мной, рыскающим по чужому двору в поисках хоть какой-то зацепки. Водитель решил было, что я потерял что-то ценное, предлагал свою помощь, но я лишь мотал головой и небрежно отмахивался. Разозлившись, под удивлённые возгласы Чарли я пнул почтовый ящик Скэриэла и уже подумывал о том, чтобы разбить окно в его доме, да вот только не вовремя включилось рациональное мышление. Смирившись с тем, что вся троица бесследно исчезла, я медленно погружался в пучину безысходности.
Я весь содрогнулся, вспоминая эти дни. От выходок Скэриэла меня душила ярость, и в результате я начал срываться на домашних по любой мелочи. Шумная Габриэлла, болтливый Чарли, неповоротливая Фанни, даже молчаливая Лора страдали от моего невменяемого состояния. Я злился на Скэриэла, а затем, как будто мне было мало, злился на всех остальных и под конец на себя.
Мне бы пройтись, отвлечься на картины, чтобы не видеть миссис Рипли, смотрящую прямо в душу. Я чувствовал себя обнажённым перед ней, словно вместе с многочисленными дипломами по психиатрии, гордо развешанными на стенах, она обладала и навыком чтения мыслей. Я всё представлял себе, что даже сейчас она читала мои гневные и порой непристойные мысли, но, будучи профессионалом, сдерживалась.
– Вас что-то беспокоит? – спросила миссис Рипли.
Только сейчас я заметил, что всё это время машинально стучал пальцами по подлокотнику. Сжав руки в кулак, я насупился и сел полубоком, чтобы видеть часть стены, а не натыкаться лихорадочно блуждающим взором на собеседницу.
– Вы правда говорите моему отцу только то, что я разрешаю сказать? – спросил я, искоса поглядывая на неё.
– Да, передаю всё, что не противоречит политике конфиденциальности.
– Что ещё вы можете ему сообщить?
– Я не выхожу за рамки нашего соглашения, но моя задача – оказание помощи. Только в случае, когда существует угроза вашей жизни или жизни других людей, я обязана сообщить не только вашему отцу, но и необходимой организации.
– Например?
– Например, если вас будут посещать навязчивые суицидальные мысли или вы причините себе физический вред, я обязана проследить за вашей госпитализацией. Если вы угрожаете кому-нибудь и ваша угроза может причинить вред другому человеку, я обязана сообщить в полицию.
– Надеюсь, до этого у нас не дойдёт, – хмыкнул я.
Честно говоря, я был близок к тому, чтобы причинить тяжкий вред Скэриэлу, попадись он только под руку.
– Я тоже. Пока никаких предпосылок к этому нет, – улыбнулась миссис Рипли.
– Неделю назад мы столкнулись в торговом центре. – Не хотелось говорить об этом, но я чувствовал, что лучше расставить все точки над «i», пока окончательно не рассорился со своим окружением.
– Да, верно.
– Вы на меня обиделись?
– С чего вы так решили? – поразилась она, отчего мне стало так неловко, что я не знал, куда себя деть.
– Вы просто развернулись и ушли, ничего не сказав. Я подумал… – затих я в надежде, что миссис Рипли возьмёт инициативу в беседе на себя.
– Нет, мистер Хитклиф, конечно же, я не обиделась, – мягким голосом, будто разговаривая с ребёнком, начала она. – Я носитель конфиденциальности и не имею права первой раскрывать факт того, что вы проходите у меня терапию. Если мы сталкиваемся в общественных местах, то я буду делать вид, что не знакома с вами, до тех пор пока вы сами не поздороваетесь со мной. Многие мои клиенты держат в секрете, что посещают психиатра.
– Я с вами тогда не поздоровался, – не глядя проговорил я в ответ. – Простите. – И честно признался: – Был ошарашен нашей встречей вне стен кабинета.
– Прекрасно понимаю. Если вы хотите скрыть, что посещаете меня, то мы можем и дальше делать вид, что незнакомы. Это ваш выбор.
– Да, я бы хотел это скрыть.
– Хорошо. На людях мы с вами незнакомы.
Во время сеанса я прошёл пару тестов и даже не удивился, когда миссис Рипли сообщила мне, что у меня повышенный уровень тревожности. Разве могло быть иначе?! Я бы не удивился, если бы мой уровень бил все мыслимые и немыслимые рекорды, и морально готовился к рецепту на гору транквилизаторов. Слышал, что они могут помочь отключить голову и перестать паниковать. Это мне как раз и нужно было. Но миссис Рипли сообщила, что это крайняя мера и я обойдусь правильным режимом сна, физическими упражнениями и терапией. В общем, ничего существенного, так что с тревожностью я так и останусь до скончания веков. Или пока миссис Рипли не сжалится и не выпишет что-то действенное.
– Нет, мистер Хитклиф, – покачала она головой, когда я в конце сеанса снова намекнул на антидепрессанты и транквилизаторы. – Всё не так плохо, как вам кажется.
Уверяю вас, всё гораздо хуже. Я целовался с полукровкой, а он сбежал в ту же ночь. Видимо, мои поцелуи – катастрофа, способная отпугнуть любого от Центрального района. А теперь я страдаю и впадаю то в ярость, то в апатию. Так что если вам кажется, что всё не так плохо, то ладно, переживу. Могло быть и хуже, верно?
Вечером я вновь не удержался и накричал на Габриэллу, распростёршуюся на полу гостиной и вцепившуюся в мою штанину с криками.
– Пожалуйста!
– Габи, да отстань же ты!
Было чувство, будто все в этом доме испытывали моё терпение. Габриэлла в последние дни сделалась особенно навязчивой и категорически не принимала отказа. Я уже было подумал, не очередной ли у неё возрастной кризис, так некстати начавшийся.
– Только одну причёску! Ну пожалуйста! Без блёсток, я обещаю!
– Госпожа Габриэлла, – воскликнула Сильвия, безуспешно пытавшаяся разжать маленькие пальчики, – не трогайте своего брата! Пожалуйста, дайте ему пройти.
– Он обещал! – Габи тянула за ткань моих брюк, как за спасательный круг. На её лице застыло такое безысходное горе, что можно было смело вызывать траурную процессию. – Он сказал, что после ужина поиграет со мной.
– Не было такого! – взревел я, обращаясь к Сильвии. – Она врёт!
– Пожалуйста, Готье! Всего десять минут! – Утробные стоны, раздававшиеся снизу, походили на звуки преисподней.
– Отстань от меня, – прорычал я, разозлившись не на шутку.
Я хотел было оттолкнуть её ногой, но как раз в этот момент она разжала пальцы. Габи вскрикнула, испугавшись, что я замахнулся, сама отскочила и глухо ударилась головой о твёрдую панель дивана. Мы все замерли. Я выпучил глаза, не в силах что-либо произнести. Габриэлла удивлённо застыла, уставившись на меня, медленно коснулась затылка, словно не до конца понимала происходящее, затем поднесла пальцы, перепачканные кровью, к лицу – секунды три до неё доходило, что это кровь с её головы, – и тут же пронзительно закричала от боли.
– Госпожа Габриэлла, всё хорошо, – затараторила Сильвия, поднимая её. – Сейчас всё пройдёт. Идёмте, я вас осмотрю. Сильно болит? – И затем обратилась ко мне, перекрикивая верещавшую Габи: – Мы поедем в больницу мистера Дона. Надо убедиться, что у неё нет сотрясения.
– Я не хотел… – расстроенно пробубнил я в ответ.
– Это не ваша вина. Небольшое недоразумение. Всё в порядке. Она просто испугалась и сама ударилась. Я сообщу господину Уильяму, – проговорила Сильвия, держа Габи за руку.
История с сестрой окончательно добила меня. Расстроенный, я шёл в свою комнату, как вдруг кто-то грубо схватил меня за запястье. Сначала я решил было, что это Скэриэл, и хотел обрушить на него весь накопившийся за эти дни гнев, но, увидев холодное выражение лица Гедеона, остановился. Он смерил меня презрительным взглядом. Только не это…
– Что с тобой? – требовательно спросил он.
– Ни… ничего. – Гениальней ответа и не придумать.
Гедеон плотно сжал губы и властно притянул меня ближе. Хватка у него была стальной. Казалось, что сейчас мои кости под его натиском раскрошатся в пыль.
– Тебя кто-то обидел? – внезапно спросил он, прищурившись. – Тот полукровка?
Дыхание сбилось. Меньше всего я ожидал, что он попадёт прямо в точку. Так подставлять Скэриэла я не собирался. Если чего и стоило бояться, так это мести Гедеона. Вспомнив, как он подставил Оливера, я уже было испугался за жизнь Скэра. Нет, мне ни в коем случае нельзя что-либо о нём говорить.
– Нет. Он тут ни при чём. – И, набравшись храбрости, я произнёс сквозь зубы: – Отпусти меня.
Гедеон демонстративно поднял мою руку на уровень глаз и сжал запястье. Почудилось, что ломаются кости, но я не издал ни звука. Гедеон словно хотел запечатлеть на коже свой отпечаток, чтобы, где бы я ни находился, этот след был со мной как напоминание о его власти.