– Но ты перевёлся в Академию Святых и Великих…
– Не будем вдаваться в детали. – Люмьер подмигнул мне. – Фактически меня отстранили от учёбы.
– Почему?
– Было слишком много идиотов, поносивших императорскую семью. Они не хотели отстаивать свою позицию на дуэли.
Да, Люмьер Уолдин точно фанатик. Мои опасения оправдались. Не знаю, хорошо это или нет, но сейчас он согласился стать моим наставником, а это единственное, что мне было нужно.
– Спасибо.
– Поблагодаришь после того, как об этом узнает Гедеон… – сказал Люмьер, а затем добавил: – Если мы останемся живы.
– Что он, по-твоему, может сделать?
– С его богатой фантазией? – присвистнул Уолдин. – Боюсь представить. Например, подставить, и мистеру Бруму придётся выгнать меня из академии.
– Это как-то чересчур.
Мы медленно направились в сторону выхода из парка.
– Я рад, что ты ещё не сталкивался с этой его стороной. Когда Гедеон чего-то хочет, он этого добивается. А если не добивается, то не больно-то и хотел.
– У меня чувство, что мы с тобой о разных людях говорим.
– Но я, в отличие от тебя, с ним хотя бы говорю, – подколол Люмьер. – В детстве он был хитрецом. Подставлял меня ради веселья, а мой отец был строгим. Ремнём выбивал дурость, считая, что это я вечно устраиваю шалости… – Тут он ностальгически усмехнулся. – Ну, какие подозрения могут пасть на спокойного и вежливого Гедеона Хитклифа, который, даже когда сидит, спину держит ровно, ручки на коленках, и взгляд у него такой кристально чистый. Не сын, а мечта! У него всегда были выглаженные галстуки и начищенные туфли, а в руках книжки. Я долгое время считал, что он просто таскает их с собой для образа, пока не поймал его за чтением. Он ко всем обращался «мистер», «миссис» или «сэр». Устраивал мелкие взрывы, подрывал петарды, подставлял прислугу или преподавателей, но у него всегда было алиби. Кому доставалось? – Люмьер рассмеялся, словно эти воспоминания грели душу. – Конечно, мне. И руки у меня то запачканы в грязи из-за игр, то исписаны ручкой после выполнения домашнего задания. На голове бардак, на лице следы от джема, мятая рубашка и порванные шорты. Если Гедеон был Томом Сойером, то я Гекльберри Финном, не иначе. У Гедеона с детства ловко подвешен язык.
– А ещё взрывной характер и проблемы с гневом.
– Да, знаю, – кивнул Люмьер. – Я думаю, это у него началось после переворота. Мы с ним видели немало жестоких сцен. Легко спятить. Но не переживай, он работает над этим с психотерапевтом.
– С кем? – Я остановился.
Люмьер замер в шаге от меня.
– Ты, по всей видимости, не знал? Неудивительно. Он, скорее всего, держит это в секрете.
– Отец тоже предложил мне «пару сеансов у психолога».
– У тебя тоже проблемы с гневом? – удивился Люмьер.
– У меня проблемы с тёмной материей.
Мы вновь двинулись дальше.
– Тебе нужно больше тренироваться.
– Знаю, – буркнул я, ускорив шаг.
– Дать несколько уроков?
– А ты можешь? Какие у тебя оценки по практике?
– Обижаешь. Я второй после Гедеона. – Люмьер задумчиво хмыкнул. – И если между нами, то уж лучше быть вторым после Гедеона, чем стоять у него на пути.
– Ты прямо делаешь из него монстра, – с сомнением произнёс я.
– Разве? – Люмьер удивлённо посмотрел на меня. – Напротив, я тебя ввожу в курс дела. – Помедлив, он вдруг спросил: – Что ты вообще о нём знаешь? Допустим, какой его любимый цвет?
– Э-э… чёрный? – растерялся я.
– Синий. Что он любит из еды? – Люмьер с усмешкой наблюдал за мной.
– Без понятия. Яблочный пирог?
– Он не ест сладкое. Чем он интересуется? Что любит?
– Совет старейшин? – неуверенно произнёс я.
– Мимо. Он их на дух не переносит.
Тут я возмутился. Казалось, Люмьер дурит меня.
– Нет! Я точно уверен в том, что он хочет туда попасть.
– Попасть хочет, но он ненавидит их всех. И законы, которые они принимают.
– Но мой отец состоит в Совете старейшин!
Я мигом прикусил язык. Уильям Хитклиф – не мой родной отец. Я ещё не смирился с этим.
– Я бы сказал, что в семье не без урода, но это прозвучит грубо, – стальным голосом выдал Люмьер. От его тяжёлого взгляда стало не по себе. Было в нём что-то от Гедеона. Возможно, поэтому они сошлись.
– Гедеон хочет попасть в Совет. Он часто это обсуждает с отцом за ужином.
– Как я уже тебе однажды говорил – перестраховка. Он знает, что Октавией правят старейшины. А ещё Гедеон не хочет, чтобы правил ты.
– Не больно-то и хотелось, – скривился я.
– Ты должен править. – Люмьер вновь остановился. Я нехотя посмотрел на него, понимая, что ничего хорошего за этими словами не последует. – Во главе страны должен стоять наследник династии Бёрко. Я понимаю, что тебе не прививали уважение и гордость по отношению к империи, ты вырос при старейшинах, но это дело поправимое.
Он широко раскинул руки:
– Всё вокруг принадлежит твоему роду, Готье. Эта земля – твоя по рождению. Твои предки основали здесь империю много столетий назад не для того, чтобы спустя время их несовершеннолетний потомок испугался своего призвания.
– Я не испугался, – как можно ровнее возразил я.
– Пока я вижу только испуг. – Люмьер не сводил с меня глаз. – Ты со спокойным сердцем отдашь чужим людям то, что принадлежало твоей семье? Совет старейшин не более чем вооружённая группа, устроившая революцию и захватившая власть. У твоего отца, я имею в виду, у Лукиана Модеста Бёрко были большие планы. Он хотел многое изменить. Если бы не его смерть, Октавия сейчас была бы совсем другой…Я не хочу разбрасываться словами, но кто-то из нынешних старейшин точно причастен к его смерти.
Другая Октавия? Что он имеет в виду?
– Какие планы? О чём ты?
– Не здесь и не сейчас. – Люмьер покачал головой. – Помни одно: у Совета старейшин повсюду уши. Никому не доверяй. Даже Уильяму Хитклифу.
– Но он взял меня в свою семью.
– У меня есть предположения на его счёт… – Люмьер помедлил. – Послушай, я не говорю, что именно он причастен и что он плохой человек, но будь я на твоём месте – подозревал бы каждого, кто шестнадцать лет назад был близок к императорской семье, а сейчас состоит в Совете. Восемь чистокровных семей…
– Хитклифы, Вотермилы, Кагеры, Брумы, Доны.
– Они самые. Я бы подозревал даже своего отца, Маркуса Уолдина, но он погиб, защищая твоего брата, Паскаля. Я видел это собственными глазами.
– Ты был в тот день… там?
Прежде я не слишком об этом задумывался и только теперь представил в красках, с каким ужасом маленькие Гедеон с Люмьером могли столкнуться.
– Я играл с Гедеоном в саду, как вдруг мы услышали крики полукровок и низших. – Он оглянулся, нахмурил брови и не стал продолжать. – Ладно. Сейчас точно не время. Достаточно тебе информации.
– Кто эти остальные семьи? – запоздало спросил я.
– Я сказал, достаточно.
Он развернулся и направился в сторону. Мне ничего не оставалось, как рвануть за ним. В голове был такой сумбур, что я не сразу сообразил, когда Люмьер остановился у ворот парка.
– Мистер Хитклиф или Гедеон – никто не должен понять, что ты знаешь всю правду. Продолжай изображать неведенье. И не ляпни ничего психологу.
– Я не тупой, – огрызнулся я.
– Именно по этой причине я не начал тебя пилить ещё в первые дни, когда ты подслушивал под столом. Что ты вообще там забыл?
– Да так… – пожал я плечами. – Баловался. – Тут я спохватился. – Постой, а если бы я не услышал ваш разговор, то так бы ничего и не знал? Когда ты собирался мне рассказать? Ты вообще планировал рассказывать мне?
– Не раньше второго курса академии, – равнодушно отозвался Люмьер.
– Почему так поздно?
– Я не был уверен.
– В чём?
– В тебе. – Он смерил меня пристальным взглядом. – Ты тоже должен меня понять. На данный момент очень мало кто хочет возвращения династии Бёрко. Я много наблюдал за тобой. Мне важно было знать, что тебе не промыли мозги, что кто-то из новой чистокровной элиты, вроде Уильяма Хитклифа или Гедеона, не стал для тебя примером. Иначе ты бы даже слушать не стал и мигом сдал меня с потрохами. Я много раз говорил Гедеону, что ты скоро должен будешь узнать правду, но он против. Боюсь, если бы ты был с ним в крепких братских отношениях, Гедеон мог бы надавить на тебя.
– Тогда тебе на руку, что мы не в лучших отношениях.
– И с мистером Хитклифом у тебя всё напряжённо, – как бы между прочим бросил Люмьер.
– Не думал, что в этом можно найти свои плюсы.
– Во всём можно найти плюсы. Нужно просто смотреть под правильным углом.
– Ты понял, что у меня не складываются отношения с отцом и братом, поэтому решил, что мне можно доверять?
– Не совсем. Скорее я убедился, что тебе можно раскрыть все карты, когда увидел твоего друга, Скэриэла.
Пока я не понимал, как это связано, но Люмьер пояснил:
– Династия Бёрко всегда хорошо относилась к полукровкам и низшим. Ты сын своего отца.
А ведь я слышал совсем другое. Разве не по этой причине случился переворот?
– Полукровки и низшие ненавидели императора, – тихо произнёс я.
Люмьер прикрыл глаза, устало выдохнул и вновь взглянул на меня.
– Тебе многое придётся узнать. И это не переписанная кровью история из твоих лицейских учебников.
Мы молча смотрели друг на друга. Его лицо, прежде спокойное и веселое, теперь пылало от негодования. Не решившись продолжать эту тему, я зацепился за знакомое имя и осторожно спросил:
– Что ты знаешь о Скэриэле?
– Я думаю, насчёт него ты уж знаешь побольше моего.
– Я уже ни в чём не уверен. В первую нашу встречу ты сказал, что он владеет тёмной материей.
– Да. На очень приличном уровне. Ты тренируешься с ним?
– Это невозможно, – бросил я. – Он же полукровка.
Люмьер непонимающе уставился на меня:
– Я думал, ты его этому научил.
– Нет. Мы никогда не обсуждали тёмную материю.
Люмьер вздохнул:
– Тогда тебе самое время обсудить это с ним.