– Да хоть в качестве твоего дворецкого. Дверь тебе буду открывать и бокалы с шампанским носить. – Скэриэл поднялся и грациозно поклонился мне.
– Там не будет бокалов с шампанским, – хихикнул я.
– Ну, тогда могу и потанцевать. – Он взял меня под руку и придвинулся ближе.
– Ты точно хочешь довести моего отца до инфаркта, – рассмеялся я.
Наша поза казалась до ужаса нелепой, но я вдруг всерьёз представил лица одноклассников и учителей, если они увидят подобный вальс. Знатный будет скандал!
– Я всё ещё помню твоё обещание про вечер в стиле Александра Македонского, мой филэ, – проворковал Скэриэл многозначительно.
Прикрыв лицо рукой, я в шутку застонал. Он разразился громким смехом.
– Не против, что Оливер и Леон сейчас приедут? – спросил я, когда мы сели на диван. Вроде он уже разрешил, но мне будет спокойнее, если озвучу просьбу.
– Все окей, только когда мы продолжим тренировку?
– Лук и стрелы приедут завтра утром?
– С девяти до двенадцати.
– Завтра выходной, давай я приеду к девяти. Но вечером у меня психолог.
Скэриэл кивнул, и оставшееся до появления друзей время мы потратили на мои попытки оформить тёмную материю в треугольник. К концу у меня даже стало сносно выходить. Разница между занятиями со Скэром и в лицее была огромной. Там я чувствовал соперничество, давление со всех сторон. Здесь мы просто болтали, веселились, попутно осваивая материю. Мне было легче мириться с неудачами, зная, что меня не оценивают, не сравнивают с другими и не требуют высоких результатов. Мои преподаватели были знакомы с Гедеоном и восхищались его способностями – на его фоне я себя чувствовал белой вороной, позором семьи Хитклиф.
С приходом Оливера и Леона дом наполнился радостным шумом, по большей части из-за Оливера. Он громко поприветствовал меня, приобнял Скэриэла – видимо, после истории с Бернардом они очень сблизились – и долго причитал о том, как на улице холодно и что лучше бы Лаванда Фло оставила всех в покое. Леон был тих, но улыбнулся мне, а затем смущённо кивнул Скэриэлу. Он тоже заметно сдружился с ним, отчего я почувствовал гордость, граничащую с ревностью.
– У нас нет дамы, так что сегодня вместо дамы будет… Леон! – торжественно объявил Оливер и указал на Кагера.
– Я на это не подписывался, – попытался воспротивиться тот.
– Ты артист, тебе не привыкать, – елейным голосом добавил Оливер. – Пострадай ещё немного ради искусства. – Он повернулся ко мне. – Значит так, венский вальс. Он очень лёгкий, – проворчал Оливер, подходя ближе, – я не знаю, зачем Фло решила устроить дополнительные занятия. Спина прямая, подтянись, плечи назад.
– Может, не все так быстро осваивают танцы, как ты, – проговорил я.
– Да что тут осваивать… – пробурчал он, включая музыку на смартфоне.
Учитель из Оливера был суровый: он повышал голос без повода и быстро выходил из себя. Кажется, он решил, что я читаю его мысли, раз посчитал достаточным показать движения один раз и сразу потребовать повторить в точности под его счёт.
Леон быстро сообразил, что я ничего не выучу, если Оливер будет злиться на меня за каждую ошибку, и взял всё в свои руки. Доходило до того, что он опускался на корточки передо мной и показывал, куда я должен ставить ногу. Так у меня хоть что-то начало получаться, и в итоге Леон взял меня за талию, придвинулся чуть ближе, смущённо улыбаясь, и повёл в танце. Сначала он показывал, как вести даму, но вскоре мы поменялись местами, и вёл уже я. Когда мы танцевали, я то и дело поглядывал на его синяк на запястье, смазанный лечебной мазью, издающей не самый приятный запах.
– Молодец, – оценил Леон, когда мы закончили.
Скэриэл похлопал, а Оливер вновь указал на мою сгорбленную спину и напряжённые плечи.
Прошёл час; я успел станцевать четыре раза с Леоном и два с Оливером, прежде чем великий мастер Брум снизошёл до похвалы. Даже Скэриэл присоединился к нам. Учился он быстро, чему я был совсем не удивлён, в отличие от других. Оливер больше хвалил его, но это меня не задевало. Как говорила Оливия, если Оливер привязывался, то у него напрочь отключалось критическое мышление. Спорить с ним не хотелось. Может, ко мне он был строг, потому что я чистокровный.
– Bene laborātis! – изрёк Оливер, затем повторил: – Хорошо потрудились.
– Ita vero[4], – согласился Леон.
– Не хотите как-нибудь вместе позаниматься латынью? – внезапно предложил Скэриэл.
– Ты тоже её учишь? – удивился Оливер.
– Да, не хотелось бы отставать.
– Хорошая идея, – мигом отозвался я. Скэриэл и латынь? Почему я не знал об этом?
– Я не против, – кивнул Леон.
– Оливию приглашаем, или у нас будет чисто мужская тусовка? – Оливер деловито потянулся к своему рюкзаку.
– Я ей буду только рад, – ответил Скэриэл.
Мы с Леоном согласились.
– Тогда я позвоню ей и предложу. В какой день? Может, завтра? Как раз воскресенье.
Я бросил на Скэра быстрый взгляд. Он закусил губу, затем нерешительно сказал:
– Так, завтра с утра у меня другие планы. Может, на неделе?
– В понедельник? – предложил Оливер.
– В понедельник у меня репетиция, – отозвался Леон. – Но вы можете собраться без меня.
– Так дело не пойдёт, – проворчал Брум. – Мы должны собраться все вместе. Вторник после занятий?
К несчастью, они выбрали вторник. В пятницу нам предстоял экзамен по тёмной материи, и мне хотелось больше времени посвятить подготовке, но Оливер и Леон не воспринимали этот предмет всерьёз. Они-то с лёгкостью выполняли любые задания. А вот для меня это был сплошной стресс.
– Ви-и? – протянул Оливер, прижимая телефон к уху. – Мы тут хотим собраться во вторник и позаниматься латынью у Скэриэла… Что? – Он осёкся, а затем испуганно проговорил: – В смысле?
Оливер занервничал и повернулся к нам спиной, стараясь скрыть лицо. Я не придал этому значения, пока не увидел встревоженного Скэра. Леон дотронулся до моего плеча:
– Что-то случилось?
Я пожал плечами.
– В чатах? Во всех чатах лицея? Ты уверена? – протараторил Оливер и повернулся к нам. Он выглядел всё более испуганным и потерянным. – Я не знаю ничего про это… Сейчас? Жду.
Он отключил смартфон и уставился в пол, шумно дыша, почти задыхаясь. У него задрожали руки, заблестели глаза. Первым не выдержал Скэриэл:
– Что произошло?
– Кто-нибудь сидит в чатах нашей группы? Или лицея? Оливия говорит, что ещё есть общая анонимная группа лицея. – Брум принялся что-то набирать в смартфоне, но пальцы тряслись, словно у него начался припадок.
– И что там? – Я подошёл ближе.
Лицо Оливера пугало меня: брови надломились, губы задрожали, в глазах стояли слёзы – он был готов вот-вот заплакать.
– Кто-то скинул… – Он осёкся, боясь произнести это вслух. – Кто-то… Я не знаю кто… Сфотографировал нас с Бернардом, когда мы ещё гуляли вместе. Не знаю, когда была сделана фотография. Про нас написали. Ну… всякую грязь. Всё слили в Сеть.
И в эту секунду раздалась мелодия вызова. Оливер со страхом посмотрел на свой смартфон. Мы втроём застыли, наблюдая за ним и боясь произнести хоть слово.
– Это мой отец… – упавшим голосом проговорил Оливер.
15
Скэриэл вернулся поздно вечером на такси. Я увидел из окна, как стремительно он покинул салон, как грохнул дверцей и под гневные крики водителя направился к входной двери. Я стоял на втором этаже; заметив меня, он обычно махал рукой и пальцем указывал вниз, прося спуститься, но сегодня этого не произошло. По его выражению лица было сложно что-то понять. Я закусил губу, размышляя, что могло случиться. Предчувствие подсказывало: что-то пошло не по плану.
Отложив тряпку и средство для мытья окон, я стянул резиновые перчатки, поправил свитер и поспешил к лестнице. В холле раздался шум, словно чем-то тяжёлым ударили по стене, и крик Эдварда:
– Да что с тобой?!
Я с опаской начал спускаться, но почти сразу застыл. Там, в холле, Скэриэл в ярости прижимал Эдварда к стене, приставив к его горлу нож. Ссорясь, они задели стоящую рядом металлическую подставку для зонтов – та перевернулась, и четыре зонта вывалились прямо к их ногам.
Слава богу, что все уже ушли. Скэриэл нечасто навещал нас в Запретных землях и обычно заранее предупреждал о приезде. И, конечно, он никогда не устраивал сцен у всех на глазах, особенно если это могло подмочить его репутацию. Последний работник – полукровка, бывший учитель истории – покинул нас полчаса назад. Задержись он, было бы сложно объяснить, что здесь происходит.
Я опешил, не зная, что делать. Это был первый на моей памяти случай, когда Скэриэл и Эдвард ссорились по-настоящему. Я уже не говорю о размахивании ножом.
Я не видел лица Скэриэла, но Эдвард выглядел возмущённым.
– Очнись! – Он схватился за его запястье и стиснул, отводя лезвие.
Скэриэл шумно дышал, явно не в силах совладать с собой. Эдвард, наоборот, пытался сохранять хоть какое-то спокойствие. Они неотрывно смотрели друг другу в глаза, и, зная их, я мог лишь гадать, кто уступит первым.
– Скэриэл? – позвал я в напряжённой тишине.
Первым порывом было броситься к ним, разнять, но оба замерли, и я понадеялся, что Скэриэл вот-вот успокоится и всё станет ясно.
– Ты с ума сошёл, – процедил сквозь зубы Эдвард.
Скэриэл, сделав над собой немыслимое усилие, отпустил его, всё-таки отвёл глаза и повернулся ко мне. Я замер на первой ступеньке лестницы в ожидании.
– Ты знал про фотографии, – глухо произнёс Скэриэл, делая шаг. – Точно знал.
– Фотографии? – Я лихорадочно соображал, о чём он. – Чьи?
Теперь Скэриэл прожигал взглядом меня. Всё ещё держа нож, он подходил ближе – медленно, точно хищная кошка. Шаги его едва звучали, в то время как моё дыхание казалось оглушительным. Сработала ли это клятва на крови или нет, но я чувствовал его ярость. Она растекалась по моим венам. Я боялся двинуться с места. Беспомощно посмотрел на Эдварда, но тот молча наблюдал за нами, пока не вмешиваясь.