Я провёл рукой по волосам Райли. Он прожил недолгую и тяжёлую жизнь. Он уже не вырастет в сильного мужчину и не отомстит отчиму за все издевательства. Заметит ли его мать после пьянок, что он не пришёл домой? Будут ли они его искать? Дрожащей рукой я поправил футболку Райли и, продолжая сжимать его в объятиях, выдохнул:
– Ненавижу тебя, Скэриэл.
Страха больше не было, только боль, ужас и жгучее чувство несправедливости. Меня трясло всё сильнее, чем яснее я понимал: это ведь и моя вина. Нужно было предупредить Скэриэла, что мы не одни в доме. Нужно было убедиться, что Райли спит. Ничего бы не случилось, не будь я таким глупцом.
Я думал, что Скэриэл молча уйдёт, но вместо этого он тихо проговорил:
– Я себя тоже.
24
Как я и ожидал, мать и отчим Райли на похороны не пришли. Я первым бросил горсть промёрзлой земли в могилу. В горле стоял ком, глаза были на мокром месте, пальцы закоченели. У меня потрескались губы, и я то и дело облизывал их. Под чёрным пуховиком на мне был взятый напрокат тёмный костюм, узкий в плечах. Он сковывал меня. Я жаждал одного: поскорее проститься с Райли, стянуть неудобные вещи, забиться куда-нибудь в угол и в компании алкоголя дать волю накопившимся эмоциям.
Казалось, Скэриэл тоже убит горем, но меня не оставляли смутные сомнения. Я настолько привык к его маскам, что уже не понимал, когда он искренен, а когда нет. Скэриэл остановился у свежевырытой ямы и долго всматривался в отполированную крышку гроба, прежде чем тоже бросить горсть земли.
Те немногие дети из Дома Спасения и Поддержки, которые пришли проститься с Райли, чувствовали себя неловко. Они жались друг к другу, словно слепые котята. Зябли на сильном ветру. Их щёки и носы покраснели, а тонкие ноги подрагивали. Кто-то умудрялся пританцовывать, чтобы согреться. Они бросали любопытные взгляды на гроб, а затем вновь разглядывали свои прохудившиеся ботинки. Единственной, кто не смог сдержать эмоции, была Валери. Она тихо плакала, уткнувшись в грязный платок.
Скэриэл взял все траты на себя. Он выкупил место ближе к Центральному району. Земля в этой части кладбища стоила так дорого, что Эдвард первое время пытался его образумить.
– Ты видел цены, Скэриэл? Мальчонку не вернуть, ему ничем не помогут такие дикие траты, – возмущался он.
В их спорах я не участвовал. Деньги не мои, и не мне решать. Но Эдвард был другого мнения. Он занимался нашими финансами и ко всему подходил с холодной головой. Сумма, выделенная на Райли, казалась ему космической.
– Одумайся, – настаивал он. – Что сделано, то сделано. Но это слишком.
Массивный гроб из дуба с двойной крышкой действительно выглядел бессмысленной роскошью. Маленький, хрупкий Райли в нём смотрелся странно, но я запретил себе об этом думать. Я понимал, почему Эдвард недоволен: именно ему пришлось разбираться с полицией. Он и так приплатил им, чтобы подозрительную смерть как можно скорее переквалифицировали в несчастный случай. Дом Спасения и Поддержки даже не засветился на страницах протокола. Родители Райли не требовали вскрытия, расследования и никак о себе не напоминали, после того как Эдвард посетил их с приличной суммой в качестве компенсации.
Закончив с церемонией, Скэриэл уехал в Центральный район. Я разобрался с делами в Запретных землях и ближе к вечеру отправился за ним вместе с Эдвардом, оставив Дом Спасения и Поддержки на работников.
– Ты с ним сблизился? – внезапно спросил Эдвард, после того как мы пересекли границу. – С этим мальчишкой.
– Не то чтобы… – неопределённо пробурчал я и тут же поймал его взгляд.
– На тебе лица нет. Злишься на Скэриэла?
– Он тебя отправил со мной поговорить? На разведку? – едко бросил я, чувствуя, как в душе начинается ураган.
– Ты сдурел? – одёрнул меня Эдвард. – Я просто спрашиваю.
– Не злюсь я.
– Да по тебе видно. – Он остановился на светофоре. Было ясно: тему он просто так не оставит. И я решился на прямой вопрос.
– А ты не злишься, что он, – я чуть было не ляпнул «убил», но вовремя одумался, – делает такие вещи?
– Какие? – Эдвард повернулся ко мне. – Ты про то, что Скэриэл избавился от свидетеля?
– От ребёнка.
Казалось, теперь он откровенно развеселился, даже улыбнулся, хотя это и была мрачная улыбка:
– А ребёнок не может быть свидетелем? Или ты думаешь, что полицейские не воспримут всерьёз его слова о переносчике, живущем на холме? – Он снова тронул машину с места. – Что будет, если они приедут с проверкой, заинтересуются бумагами, финансами или, что ещё хуже, нашим двором? Напоминаю, возможно, ты запамятовал, но там сейчас два трупа. Если, конечно, Скэриэл не утаил от нас ещё парочку.
– Не хочу об этом даже думать, – раздражённо бросил я.
– Вот что я тебе скажу, Джером, – хмуро произнёс Эдвард, давя на газ. – Если ты не готов работать с нами дальше, так и скажи. Скэриэл брал в команду низшего, а не невинную ромашку, пускающую слезу, когда дело доходит до детей. Мы тут готовимся к перевороту, к революции, и нет времени тосковать по одному убитому.
Ничего другого я от него и не ожидал, но всё равно с горечью выдохнул:
– Ты на его стороне…
– Я на стороне здравого смысла, если такое вообще может быть в нашей ситуации, – отрезал он. – Низшие гибнут каждый день: убийства, наркотики, алкоголь, несчастные случаи. Так ещё нормальных больниц нет, да и денег на лечение. Мы все в Запретных землях как тараканы. Выживаем, как можем. И если ничего с этим не сделать…
– Скэриэл его убил, – процедил я. – Убил ребёнка. Ради революции, которой ещё нет?
– Если нас поймают, то всех троих убьют. И никакой революции точно не будет. Прости, но я не готов так рано и так глупо помирать. На месте Скэриэла я поступил бы точно так же. Мальчишка мог нас сдать.
– А мог и не сдать.
Эдвард лишь вздохнул:
– Я бы не хотел проверять и надеяться на лучшее.
Когда мы доехали, он остановился у дороги, не заезжая на участок, и выбил сигарету из пачки.
– Видел я его мать. И отчима этого тоже видел. Оба пьяные, еле на ногах стояли. Удивительно, как этот пацан вообще дожил до своих лет.
Я вылез из салона, забрал с заднего сиденья сумку и подошёл к Эдварду. Тот сидел, приоткрыв окно, и курил. Какое-то время я вглядывался в него. Может, он и сожалел о Райли, но не собирался это выдавать. Стена спокойствия. Убеждённость в том самом… как там? «Со щитом или на щите»? Наверное, о таких сторонниках, об армии таких сторонников Скэриэл и мечтал. Чтобы ставили победу выше всего, чтобы готовы были на любые жертвы ради какого-то там светлого будущего Октавии. Даже на такие. Я… я так, кажется, не мог. Может, поэтому Скэриэл и не видел во мне равного?
– Ты меня всё равно не переубедишь, – с горечью сказал я, стараясь не отводить глаз. – Не переживай, из дела я не выйду. Клятва на крови, помнишь?
Эдвард лишь усмехнулся:
– Я и не пытался, просто сил уже нет смотреть на твою кислую рожу. Клятва на крови, ха… как будто только это тебя удерживает.
Да пошёл он. Пошли они оба, чёртовы фанатики. Я молча направился к дому. Открыв ключом, вошёл в холл, скинул сумку на пол и крикнул:
– Я дома!
Тишина. Я повесил куртку и снял обувь, подошёл к лестнице и крикнул ещё раз:
– Скэриэл, я приехал!
Не получив ответа, я поднялся на второй этаж и наткнулся на свет из-под закрытой двери ванной комнаты. Скорее всего, он как ни в чём не бывало принимает ванну. Наверное, опять нежится в горячей воде и в наушниках слушает очередную заумную лекцию. Будто и не был только что на похоронах. Подойдя к двери, я ударил по ней и громко проговорил:
– Скэриэл, я вернулся. Эдвард поехал за продуктами. Я пока внизу приберу. Потом будем ужин готовить.
Он не ответил, и я ударил ещё раз:
– Эй! Ты меня слышишь?
Я покрутил дверную ручку. Закрыто. И вот теперь в голову закралось внезапное дурное предчувствие, от которого прежние мысли вылетели из головы. Я вспомнил, каким разбитым он сегодня казался. Меня вдруг охватила паника, и на дверь градом обрушились удары. Я звал Скэриэла. Но он молчал.
– Спокойствие, – пробормотал я себе под нос.
Но паника начала лишь нарастать, стоило мне набрать номер Скэриэла: я услышал мелодию по ту сторону двери. Он не отвечал на звонок. Я бегом спустился на кухню, схватил нож и поднялся обратно. Руки дрожали, когда я, продолжая звать Скэриэла, попытался открыть дверь. Я так перепугался, что не мог почувствовать, как язычок скользит по срезу в замке. Пришлось попытаться ещё два раза, прежде чем дверь открылась.
Скэриэл лежал в заполненной до краёв ванне – он даже не снял траурный костюм. Тяжёлые влажные пряди облепили бледное лицо. Скэриэл был без сознания, а вокруг него медленно плавали рвотные массы. Я видел их повсюду: на его подбородке, на кончиках волос, на костюме и в воде. Стояла такая вонь, что мне пришлось задержать дыхание. Впрочем, меня мутило от одного только вида этой кошмарной картины. Пересилив себя, я подбежал, опустился на колени и испуганно, бережно притронулся к холодной руке, свисающей с бортика, словно надломленная ветка.
– Скэриэл!
В раковине лежала вскрытая упаковка таблеток. Белые и круглые, они рассыпались по полу, несколько я успел раздавить. Название мне ни о чём не говорило.
Я тормошил Скэриэла за плечо, но он не отзывался. От моих резких движений его голова лишь упала на грудь. Меня охватил дикий страх. Я приподнял его подбородок и дрожащими пальцами откинул мокрые волосы с лица. Проверив пульс, убедился, что он жив, – и с невероятным облегчением выдохнул. По коже побежали мурашки: нет, нет, несмотря ни на что я не мог потерять Скэриэла. Вскочив, я начал лихорадочно соображать, что делать. Нужно срочно вызывать «Скорую». Нужно позвонить Эдварду. Но первым делом нужно убедиться, что Скэриэлу ничего не угрожает. Я приоткрыл его рот и увидел большое количество рвоты. Чудо, что он не задохнулся, когда потерял сознание. Пальцами я осторожно прочистил гортань, боясь, что сделаю только хуже и затолкаю рвоту глубже в горло. Вода была ледяная. Приглядевшись, я заметил, что губы его приобрели синеватый оттенок. Сколько он уже в отключке?!