– Ну, он мельком упомянул, что было бы классно вместе учиться, вот только он не уверен, где достать рекомендательные письма. Но ведь мы могли бы их написать. Несмотря на то, что мы несовершеннолетние, это немного другая процедура. Я думаю, он хотел на это намекнуть.
Значит, Скэриэл говорил об этом с Оливером, а не со мной. Новость настолько задела, что я не сразу нашёлся, что ответить.
– Что за рекомендательные письма?
– Типа мы берём ответственность за полукровку. Не очень в этом разбираюсь, но если мы втроём напишем письма, то у Скэриэла будет возможность поступить.
– Необходимы только три письма? – уточнил я.
– Там ещё заплатить надо за учёбу, подтвердить уровень тёмной материи, подать заявление, и да, три письма от чистокровных. Ты, я и, например, Леон могли бы написать. Оливия сказала, что это всё очень сомнительно и она отказывается в этом участвовать.
– Это правда звучит сомнительно, но если это сработает…
– Я уверен, что сработает.
– Но принимать будет твой отец… – Я внимательно посмотрел на Оливера. – Ты не боишься? Твоё имя будет в письме.
– Плевать. Его любовь я всё равно не заслужу, так что мне уже всё равно. – Звучало так, будто Оливер сам себя убеждал. – Но я хочу отблагодарить Скэриэла за то, что он пытался помочь с Бернардом. Да и за всю его поддержку.
– Хорошо.
– Правда? Отлично, я знал, что ты не откажешь.
Я боялся представить, что из этого выйдет и как отреагирует семья. Ничего хорошего точно ждать не приходилось. С другой стороны, Скэриэл имел право попытать удачу. Такой талантливый. Такой умный. Такой замечательный. Хотел бы я посмотреть на отца, если Скэриэл станет студентом Академии Святых и Великих.
– Я в деле, – кивнул я уверенно, и Оливер улыбнулся мне.
Первыми уехали близнецы. Ларс встретил Оливера во дворе и внимательно оглядел сначала его, потом ещё и всех нас. Кажется, мистер Брум действительно перегнул палку, считая, что Оливер и Бернард до сих пор общаются. Леон уехал чуть позже, успев кратко рассказать нам ещё пару фактов про историю балета, попутно обсудить со Скэриэлом роль кордебалета на сцене и показать пару лёгких движений.
Оставшись в одиночестве, я вызвал Чарли. Я боялся начинать со Скэриэлом разговор и, пожалуй, хотел поскорее уехать без всяких объяснений. Но он, видимо, решил иначе. Уже наматывая шарф, я услышал его тихий голос:
– Я хочу извиниться за то, что наговорил тебе днём.
– Всё нормально, Скэр, – отмахнулся я. Теперь, несколько часов спустя, я и сам сомневался, что правильно себя вёл.
Он поймал меня за руку, мягко удержал и подошёл ближе.
– Готи, я отвратительно вспылил. Прости.
Я вспомнил, о ком подумал, когда Скэр на меня кричал. О Джероме. О том, с какой злостью тот порой смотрел на меня просто потому, что я чистокровный. Но и это больше не казалось таким обидным и важным.
– Если тебе будет легче, то я прощаю. Я не держал на тебя зла.
– Знаю. – Скэриэл вздохнул и поправил мне шарф. – Ты не такой. От этого мне ещё поганее.
– Почему?
Его руки замерли на моих плечах.
– Лучше бы ты злился. Мне привычнее чья-то злость, чем прощение. Хочу, чтобы ты знал, что я очень дорожу нашей дружбой. И не знаю, что буду делать, если мы перестанем общаться. Я… боюсь этого.
– Этого не будет, – прошептал я. – Если только ты не захочешь сам.
Скэриэл отпустил меня. На его лице мелькнуло удивление, и я прикусил язык. Мои секреты кололи грудь острыми шипами, просились наружу. Я вымученно улыбнулся, и Скэриэл улыбнулся в ответ. Я посмотрел на его искусанные губы. Прямо сейчас я понял: всю дружескую вечеринку он тоже думал о недосказанных словах.
– Я знаю, мы не всегда будем дружить, – заговорил он тихо. – Такова жизнь.
– Не будь пессимистом.
– Скорее реалистом, – вздохнул Скэриэл, всмотрелся в меня снова и улыбнулся чуть светлее. – Ты знаешь, что ты очень красивый? Прости, что я как-то дразнил тебя принцессой. Я же шутил. Ты настоящий принц.
«Принц». Я сжал кулаки, боясь продолжения этого разговора.
– Не надо, – робко попросил я, отступая.
Мы услышали, как подъехала машина Чарли. Скэриэл грустно произнёс:
– Кстати, не позволяй своему водителю так к тебе обращаться.
«Малыш»?
– Это просто в шутку, – мягко напомнил я.
– Плохая шутка. Он может перестать тебя уважать или вообще выкинуть что-нибудь грязное.
Я поморщился. Мне не хотелось такое даже предполагать, по отношению к Чарли это казалось нечестным, и я шутливо одёрнул его:
– Прекрати. Что у тебя за претензии к нему? Он хороший парень. – Я вздохнул – Ладно… Мне пора.
Скэриэл отстранился. Накинув куртку, я взялся за дверную ручку:
– Пока.
Но я сам чувствовал: мы не всё сказали друг другу, я опять оставляю Скэра взвинченным и расстроенным – и сам ухожу таким же. Поэтому я не стал спорить, когда он быстро поравнялся со мной, снова сжал плечо и с запинкой выдохнул на ухо:
– Подожди. Прошу, Готи, – его голос звучал сейчас ниже, более хрипло.
Я повернулся, кивнул и устало прижался лопатками к двери. Скэр, нервно заправив за ухо волосы, чуть склонился ко мне и снова всмотрелся в лицо. Его глаза сейчас казались особенно тёмными, и он тоже сжал руки в кулаки.
– Мы оба знаем, – тихо заговорил он, – что я прав. Не насчёт Чарли, нет, точнее, не совсем. Зови это пессимизмом, реализмом… плевать. Понимаю, звучит ужасно, но знаешь, о чём я иногда думаю? Если бы у меня была такая возможность, я бы держал тебя в высокой башне. Подальше от всех.
Я вздрогнул. Слова обожгли всё внутри тяжёлым огнём, но я промолчал.
– Я почти не умею привязываться к людям, – продолжил Скэриэл. – Тех, кого я люблю, единицы. Но если это происходит, то только так. Ты… я ведь каждый день боюсь, что ты отвернёшься от меня, увлечёшься кем-то другим. Оливия, Чарли, Леон, этот Уолдин, который выдаёт тебе мои секреты… Вокруг тебя всегда много людей, и все они чего-то хотят. И это меня так злит, ты не представляешь.
Он прикрыл глаза, сделал глубокий вздох и снова посмотрел на меня.
– Хочешь признание? – Он дышал всё чаще и казался очень бледным. – Только оно будет диким, предупреждаю.
Я уже не знал, чего ждать, не кивнул, но и не отступил. Он принял это как согласие. На щеках у него появился нервный румянец; взгляд беспокойно заметался по моему лицу: от глаз к губам и обратно. В этот момент Чарли подошёл с другой стороны двери и нажал на звонок. Я дёрнулся, а Скэриэл даже не обратил внимания.
– Так вот, – шепнул он, мягко сжав моё плечо, будто удерживал, прося дать ещё минуту. – Я всё детство ненавидел чистокровных. Винил их во всех смертных грехах. Я… Я действительно мечтал избавиться от всех чистокровных в Октавии, словно какой-то мракобес. И я был уверен, что никогда не подружусь ни с одним из них, что все они высокомерные глупцы, для которых люди вроде меня, не более, чем грязь под ногами. Но потом появился ты. – Я вздрогнул, ноги подкосились, а Скэриэл запнулся. – Я понимаю: всё это ненадолго. По-другому не бывает: принцы и нищие, чистокровные и полукровки… Они идут рука об руку только в сказках. В жизни у них нет шанса. И… – Он запнулся, замолчал, набрал в лёгкие воздуха и добавил: – Я страшно злюсь, когда мне напоминают: мы не в сказке и счастливого конца нам не видать.
Я не заметил, когда опустил голову. Его пальцы коснулись моего подбородка.
– Посмотри на меня. Никогда не отталкивай меня. Пожалуйста.
Секунды три мы смотрели друг на друга – его взгляд был затуманенным и почти нежным. Словно я редчайшее произведение искусства, за которым он всю жизнь охотился. Я впервые обратил внимание на его ресницы, густые и длинные. Снова пересилил себя, улыбнулся, кивнул. Но слова не находились.
– Скэр… – запнувшись, рвано выдохнул я и облизал искусанные, потрескавшиеся губы. Провёл по ним тыльной стороной ладони, и на коже остался красноватый след. Скэр его, конечно, заметил.
– Переживал весь вечер, да? – Он положил ладонь мне на макушку, небрежно растрепав волосы. – Прости. Правда. Ты этого не заслуживаешь. Ты постоянно благодаришь меня, но знаешь… ты ведь тоже сделал для меня очень много. Открыл мне целый мир.
Наверное, он имел в виду книги, историю, искусство, латынь и прочее, любовь к чему мы теперь разделяли. Я никогда не думал об этом. Не приписывал эти заслуги себе и не хотел, но и спорить было глупо. Едва устояв на ногах, я вцепился Скэру в свитер и пробормотал куда-то в грудь:
– Я рад. Я… очень хочу, чтобы наш мир был общим.
Нужно было ещё как-то пошутить, разбавить атмосферу, но ничего в голову не приходило.
Чарли пару раз ударил по двери у меня за спиной и крикнул:
– Эй! Кто-нибудь есть в доме? У вас свет горит на кухне!
Скэриэл улыбнулся, а я издал лёгкий смешок. Наконец я отстранился первым и смущённо произнёс:
– Мне пора.
– Да, знаю, филэ, – грустно улыбнулся он и вдруг легонько, почти невесомо щелкнул меня по носу. Я недоумённо фыркнул, и он пояснил: – Давно хотел так сделать.
Это показалось мне очень неловким. Похожим на ещё одну попытку подбодрить и попросить прощения – за то, что своими признаниями выбил почву из-под моих ног, или за то, что орал на меня днём? Я кое-как поправил куртку, провёл пятернёй по волосам и кивнул.
– Увидимся.
– Конечно.
Открыв дверь, я натянул капюшон как можно ниже и вышел. Стремительно обогнул Чарли и направился к машине. Кажется, вопрос «Почему так долго не открывали?» повис в воздухе, но у меня и у самого не было ответа.
32
– Вы сдержали обещание. – Я опустился в кресло и откинулся на спинку. Это было первое, что я сказал на сегодняшней встрече с психотерапевтом. – Ничего лишнего не передали моему отцу.
– Вас это удивляет? – Сидя напротив, миссис Рипли подняла брови.
– Честно говоря, да.
Сидеть перед ней, вещать о своих проблемах и всячески обходить стороной каверзные вопросы всё ещё было сложно, но я чувствовал, что с каждым сеансом позволяю себе больше. Это одновременно пугало и радовало.