Между тем греческая традиция продолжила свое существование в Восточной империи, особенно в Константинополе. Греческий был официальным языком права и власти, языком Православной церкви, науки и литературы. Новшеств в знаниях и литературе было немного, но древних почтительно переписывали и изучали. Комментарии и энциклопедии, учебники грамматики и словари, сборники цитат и изящных выражений – все это поддерживало живое знание древнегреческого. Переписчики сохранили классиков. Как сказал Фредерик Гаррисон[177], словам бессмертных следовали с подобострастием, но без этого «бессмертные давно бы уже умерли», как это произошло на Западе.
Более того, если греческая литература в этот период на Западе была малоизвестна, то на Восток знания греков проникли благодаря переводам на сирийский, древнееврейский и арабский, не говоря уже о религиозных сочинениях, которые переложили на армянский, грузинский и коптский. Порой благодаря этим переводам до нас дошли тексты, греческие оригиналы которых утеряны, хотя они и не оказывали никакого влияния на латинскую Европу. Зато огромное значение для Запада обрели переводы на семитские языки, поскольку они стали главными проводниками греческой науки и философии на латинский Запад вместе со всеми добавлениями, которыми они обрастали по пути. Этот путь бывал долгим и извилистым – с греческого на сирийский или древнееврейский, затем на арабский, потом на латынь, причем иногда через посредничество старокастильского; но после долгих скитаний этот путь все же приводил на латинский Запад.
Эта история начинается в Сирии, где богатая сирийская литература во многом была основана на переводах Аристотеля и греческих богословов. Часть этого наследия осталась в Сирии в ожидании арабского завоевания VII века, другую беженцы-несториане перенесли к персидскому двору и, таким образом, снова к арабам. Не имея собственной философии и науки, но обладая удивительной способностью ассимилировать чужие культуры, сарацины быстро впитали все, что смогли найти в Передней Азии, а со временем во многом дополнили это собственными изысканиями и опытом народов, живших дальше на Востоке. Арабские переводы делались непосредственно с греческого, как в случае с «Альмагестом» Птолемея (827), а также с сирийского и древнееврейского. Некоторые халифы поощряли образованность, а повсеместное распространение арабского языка облегчило взаимодействие и способствовало распространению общей культуры по всему исламскому миру, несмотря на политическую раздробленность. В раннее Средневековье земли Пророка были наиболее деятельным центром науки и философии как в области медицины и математики, так и в области астрономии, астрологии и алхимии. Арабы сумели приумножить греческое наследие описаниями болезней, которые позволяли их весьма точно идентифицировать; значительными достижениями в арифметике, алгебре и тригонометрии, хотя здесь также следует учитывать вклад индийцев; составлением астрономических таблиц, широко распространенных в Средневековье. Рецепция этих знаний в Западной Европе обозначила поворотный момент в истории европейской мысли.
До XII века интеллектуальные контакты между христианской Европой и арабским миром были редки и незначительны. Они почти полностью относятся к эпохе Крестовых походов, но немногим обязаны им самим. Крестоносцы были воинами, а не учеными, и нам известно не так много переводов, сделанных в Палестине или Сирии. Такие известные переводчики, как Стефан Пизанский около 1127 года и Филипп из Триполи, чья деятельность протекала в Сирии столетие спустя, остаются для нас не более чем именами. Первое связано с «Полной книгой медицинского искусства» Али ибн Аббаса, а второе – с широко известным сочинением «Тайная Тайных», которое приписывали Аристотелю. Аделард Батский тоже посетил Сирию в начале XII века, но мы не знаем, увез ли он оттуда с собой какие-либо тексты. Северная Африка была мусульманской начиная с VII века, и, хотя она могла похвастаться сравнительно небольшим количеством собственных школ, она оставалась важным проводником между Востоком и Испанией. Впоследствии сюда приезжали итальянские искатели приключений: Константин Африканский – «итальянец» лишь по имени, поскольку он умер монахом в Монтекассино, – и Леонардо Пизанский. Константин, по-видимому, придал новый импульс развитию медицины своими переводами Галена, Гиппократа и Исаака Израэли, а Леонардо Пизанский, сын таможенного чиновника в Северной Африке, познакомился там с арабской математикой, что позволило ему стать ведущим европейским математиком в XIII веке. Одна область Италии была наиболее тесно связана с этим движением – Сицилия. Расположенная между Европой и Африкой, она пребывала под владычеством арабов в 902–1091 годах, но даже при сменивших их норманнах мусульмане по-прежнему составляли значительную часть населения. Более того, у Сицилии было множество торговых связей с мусульманскими странами, в то время как король Рожер II проводил кампании в Северной Африке, а Фридрих II предпринял экспедицию в Палестину. Арабские врачи и астрологи работали при сицилийском дворе, и один из величайших арабских научных трудов, «География» аль-Идриси, был создан по приказу короля Рожера II. Евгений Палермский, ученый того времени, перевел «Оптику» Птолемея, а Михаил Скот и Феодор Антиохийский при Фридрихе II перевели для него несколько арабских сочинений по зоологии. Фридрих также вел переписку на научные темы со многими государями и учеными из мусульманских земель, работа над переводами продолжалась при его сыне и преемнике Манфреде. Здесь же на Сицилии, судя по всему, было выполнено еще несколько анонимных переводов.
Тем не менее наиболее важным каналом, по которому новые знания достигали Западной Европы, была Испания. «Испания, – говорит У. П. Кер, – от южной скалы, то есть Геркулесовых столбов, до северного перевала, то есть Ронсевальского ущелья, наполнена образами множества историй»[178]. В ней ощущается романтика торговли, напоминающая о «бесценном грузе» купца из Тира[179] и серебряном флоте Индий; открытий и завоеваний, воплощенных позже Колумбом и конкистадорами; Крестовых походов и рыцарских странствий Сида и Дон Кихота. В ней также есть своя романтика учености, приключений на непроторенных путях и запретных тропах познания. В результате сарацинского завоевания полуостров был частью мусульманского Востока на протяжении большей половины Средневековья, наследником его знаний и науки, магии и астрологии, главным звеном для их распространения в Западной Европе. Когда в XII веке латинский мир начал впитывать восточные знания, пионеры нового учения главным образом направились в Испанию, где один за другим искали спрятанный там ключ к знаниям в области математики, астрономии, астрологии, медицины и философии. Для пытливых умов за пределами Пиренеев Испания в течение XII–XIII веков оставалась страной тайн и всего неизведанного, но познаваемого. На Пиренейском полуострове европейских ученых ожидало великое приключение.
Строго говоря, Испания лишь в XII веке стала центром притяжения ученых, и импульс к распространению арабского знания исходил из-за Пиренеев от людей разного происхождения. Среди них были Аделард Батский, Платон Тиволийский, Роберт Честерский, Герман Каринтийский, его ученик Рудольф из Брюгге и Герард Кремонский. Вместе с тем уроженцами Испании были Доминик Гундиссалин, Гуго из Сантальи, а также еврейские ученые: Петр Альфонси, Иоанн Севильский, Савасорда и Авраам Ибн Эзра. Многое в их биографиях и отношениях друг с другом остается неясным. Первоначально их деятельность не ограничивалась одним местом, они создавали свои переводы в Барселоне, Тарасоне, Сеговии, Леоне, Памплоне и за Пиренеями – в Тулузе, Безье, Нарбоне и Марселе. Впоследствии, однако, центром переводческой деятельности стал Толедо. Трудно установить дату начала этого движения. Сегодня исследователи не уверены, что первый труд Платона из Тиволи был создан в 1116 году, но астрономические таблицы Аделарда датируются 1126 годом, и деятельность всех этих переводчиков, за исключением Герарда Кремонского, относится ко второй четверти XII века. Во многом они обязаны покровительству церкви, особенно Раймунду, архиепископу Толедо, и его современнику Михаилу, епископу Тарасоны. Их внимание было обращено в основном к астрономии и математике, но также и к астрологии, которая в ту эпоху воспринималась как прикладная астрономия и учение, имевшее преимущественно практическое применение.
Вторая половина XII века открыла самого трудолюбивого и плодовитого переводчика с арабского – Герарда Кремонского. К счастью, в нашем распоряжении имеются краткая биографическая справка и список его сочинений, составленные его учениками в подражание каталогу произведений Галена и приложенные к герардовскому переводу «Искусства медицины» Галена. Все это было сделано для того, чтобы его мастерство как переводчика не было забыто, а другие не получили признания за труды, которые он оставил анонимными. Отсюда мы узнаем, что он был знатоком латинской словесности, которая увлекла его еще в юности, а в Толедо привел его интерес к «Альмагесту» Птолемея, который он не смог отыскать на латыни. Там он обнаружил множество арабских книг по всем областям знания и, сочувствуя бедности латинян, выучил арабский язык, чтобы перевести их. Его перевод «Альмагеста» датируется 1175 годом. Незадолго до смерти, которая наступила в Толедо в 1187 году, когда ему было семьдесят три, каталог сочинений, переведенных им с арабского на латынь, насчитывал семьдесят одну работу, не считая еще десятка других. Три из них посвящены логике: «Вторая аналитика» Аристотеля с комментариями Фемистия и аль-Фараби; несколько математических сочинений, включая «Начала» Евклида, «Сферику» Феодосия, одно сочинение Архимеда и множество других трактатов по геометрии, алгебре и оптике. Количество переведенных им текстов по астрономии и астрологии столь же внушительно, как и список научных трудов Аристотеля; но список переведенных медицинских трактатов еще больше и включает в себя Гиппократа, Галена и других авторов, известных в позднее Средневековье именно в его переводах. Значительная часть арабских знаний попала в Западную Европу во многом благодаря Герарду.