ельных монографиях об арабах, которые должны быть сопоставлены с результатами аналогичных исследований по латинскому Западу.
В любом случае интенсивная деятельность европейцев в области алхимии скорее относится к более позднему периоду, нежели к тому, который мы сейчас рассматриваем. Большинство латинских трактатов, анонимных, скрытых под псевдонимом, или которым приписывается мифическое авторство, известны в рукописях XIV–XVI веков и до сих пор ожидают публикации. Тем не менее уже в XII веке мы встречаем три перевода с арабского алхимических трактатов, выполненных Герардом Кремонским, за исключением сомнительного труда Мориена, датированного 1144 годом. Большая часть алхимических трудов приписывается авторам начала XII века, таким как Михаил Скот и францисканец Илия Кортонский. Не затрагивая вопросов авторства, мы по крайней мере можем быть уверены, что основы алхимического учения к этому времени были уже знакомы Западу, о чем свидетельствуют энциклопедии Винсента из Бове и Альберта Великого. В одной из глав своего сочинения, написанного до 1236 года, Михаил Скот говорит, что семь металлов представляют собой соединения, состоящие из ртути, серы и земли в различных пропорциях; что «искусство алхимии может усовершенствовать металлы путем добавления в них порошков и при помощи четырех духов ртути, серы, аурипигмента, а также нашатыря»; что золото можно обработать так, чтобы добавлять в пищу, полезную для стариков, которые хотят быть моложе и энергичнее, – очевидно, здесь речь идет о так называемом эликсире жизни арабских алхимиков. С признанием подобного подхода открылся путь для литературы, описывающей эксперименты, с которыми мы сталкиваемся в конце XIII века. К середине следующего столетия монах из Болоньи каталогизирует свою библиотеку из семидесяти двух алхимических трудов. К 1376 году эти латинские трактаты переводятся на греческий язык. Алхимия появляется в эллинистическом Египте, и ее развитие вплоть до XVII века отражает становление химии. Мало того что многие основополагающие знания в области химии были приобретены как побочный продукт алхимических исследований, но даже самые последние теории и эксперименты позволяют относиться с гораздо большей терпимостью к этим ранним попыткам превратить один металл в другой.
В области медицины XII век ознаменовался полным восстановлением корпуса греческой медицинской литературы, переводами важнейших сочинений арабских врачей и расцветом Салернской школы – первой медицинской школы современной Европы. Греческая медицина в Южной Италии не была полностью забыта. Еще в VI веке Кассиодор создал свою библиотеку, а некоторые латинские переводы сочинений греческих врачей можно встретить уже в беневентских рукописях X века. Даже столь небогатая традиция смогла послужить толчком для создания медицинской школы в Салерно. Никто точно не знает, когда и при каких условиях возник этот интеллектуальный центр. В X веке Салерно стал очагом развития искусства врачевания, а уже к XI веку школа окончательно сложилась. Переводы Константина Африканского, может быть, и не определили основное направление ее деятельности, но оказали значительное влияние, и к XII веку в Салерно появляется собственная медицинская литература. В основном она писалась на латыни, хотя и не ограничивалась ею. Стефан Пизанский в 1127 году писал: «На Сицилии и в Салерно, где в основном пребывают студенты, изучающие подобные вопросы, есть как греки, так и те, кто знает арабский». Гариопонт, Тротула, Урсон, Рожер, Николай и другие салернские магистры были тесно связаны с медициной и хирургией, как показывают их недавно изданные сочинения. Хотя они, как и арабы, избегали препарирования человеческих тел, до нас дошел трактат об анатомии свиньи. Их труды по фармакологии и глазным болезням были в ходу. В основном они делали упор на важность купаний, диеты и простых, но разумных средств – термы Салерно и другие горячие источники региона даже описывались в стихах. Их польза позже была воспета в 362-строчной поэме «Салернский кодекс здоровья» (Regimen sanitatis Salernitanum), и ряд предложенных в ней сентенций до сих пор не теряют актуальности. Например: «После завтрака пройдись, после ужина проспись» и т. д. Более обстоятельное изложение раннего учения Салернской школы содержится в различных стихотворных трактатах Жиля де Корбея, который переехал из школ Салерно и Монпелье в Париж, чтобы стать врачом Филиппа Августа и, возможно, внести свой вклад в преподавание медицины в Парижском университете.
Хотя возрождение медицины и врачевания на Западе прежде всего связано с ранним периодом Салерно, для дальнейшего развития медицинской науки было необходимо полностью усвоить античные знания о медицине. В особенности это касалось трудов отца медицины Гиппократа, поскольку его метод и высокий уровень профессиональной этики до сих пор не теряют актуальности, а также многотомных сочинений его последователя Галена. Некоторые их идеи проникли на латинский Запад через переводы с арабского Константина Африканского, чьи тексты к 1161 году составляли большую часть 26-томной медицинской библиотеки епископа Хильдесхайма. Однако подавляющее большинство их сочинений попало на Запад в конце XII века, отчасти через переводы с греческого пизанца Бургундио, но в основном через переводы с арабского Герарда Кремонского. Они были дополнены арабскими комментариями и краткими изложениями, вроде тех, что создали Али ибн Аббас и Исаак Израэли, чьи труды были переведены на немецкий еще до 1200 года. Ближе к концу века к ним также добавился «Канон» Авиценны, который представляет собой огромный фолиант в латинском издании 1582 года и вплоть до наших дней остается стандартной энциклопедией по медицине мусульманского мира. Из всего этого списка средневековой медицинской литературы университетская программа сосредоточивалась на изучении «Афоризмов» Гиппократа, «Искусства медицины» Галена, «Полной книги медицинского искусства» Али ибн Аббаса аль-Маджуси, сочинений Исаака Израэли, а позже и Авиценны. Этот корпус литературы, по большей части греческой, был обогащен плодотворными арабскими исследованиями болезней и способов их лечения.
К сожалению, схоластический стиль мышления и средневековое благоговение перед письменным словом поставили эти тексты в положение безоговорочного авторитета, подлежащего буквальному и догматическому толкованию, а не изучению их содержания путем экспериментальных исследований в лабораториях и больницах, в силу чего медицина в последующий период развивалась крайне медленно. Согласно статуту Фридриха II, изучению медицины должно было предшествовать трехлетнее обучение логике. От изображений аудиторий на болонских памятниках XIV века с открытой перед профессором и студентами книгой до рембрандтовского «Урока анатомии» еще далеко.
Тем не менее, каким бы догматичным и схоластичным ни было изучение медицины в средневековом университете, по-видимому, все же был достигнут определенный прогресс в направлении более разумной практики этого искусства. В раннее Средневековье не было профессиональных врачей в нашем с вами понимании, поскольку в основном лечение сводилось к домашнему использованию заклинаний, амулетов и прочих бабушкиных средств. Так, в древнеанглийских рецептах снадобий указано:
При головной боли возьмите ивовый прут и масло, измельчите в золу и разотрите до вязкой массы, истолките болиголов, колючник и красную крапиву, смешайте с полученной густой массой и примите с ней ванну. От головной боли сожгите дотла голову собаки, возьмите щепотку праха и посыпьте им голову…
При гнойном воспалении поймайте лису, вырвите ее клык и отпустите, обвяжите клык шкурой олененка и приложите к больному месту…
От летучих ядов[192] и вызванных ими недугов в пятницу взбейте масло, полученное из молока коровы или оленя того же цвета, но не смешивайте его с водой, пропойте над ним девять раз литанию, девять раз «Отче наш» и столько же раз прочитайте заклинание… Это касается всех болезней, в том числе и глубоких ран. Некоторые говорят, что при укусе гадюки нужно произнести слово Faul[193], но это может не сработать. Если при укусе змеи человек добудет кожуру райского плода и съест ее, то ему не будет страшен никакой яд. Далее автор книги поведал, что кожуру эту сложно достать[194].
Даже если Салернская школа не была полностью «научной» в современном понимании этого слова, то по крайней мере ее методы врачевания были простыми и вполне разумными. Арабы же владели мастерством реального лечения болезней, и по мере развития медицины их методы находили все большее применение. Более того, еврейские и арабские врачи, если их, конечно, удавалось найти, пользовались огромным уважением. Считается, что Генрих I Английский пользовался услугами Петра Альфонси, обращенного в христианство еврея, а также христианина по имени Гримбальд в тот период, когда «в Испании жизнь католических государей была доверена искусству сарацин». Контраст между восточным мастерством и старыми христианскими предрассудками просматривается в поучительном рассказе сирийского врача Сабита, который сохранился в воспоминаниях Усамы:
«Они привели ко мне рыцаря, – рассказывал нам врач, – на ноге у которого образовался нарыв, и женщину, больную сухоткой. Я положил рыцарю маленькую припарку, и его нарыв вскрылся и стал заживать, а женщине я запретил есть некоторые продукты и снизил ее температуру. К этим больным пришел франкский врач и сказал: “Этот мусульманин ничего не понимает в лечении. Что тебе приятнее, – спросил он рыцаря, – жить с одной ногой или умереть с обеими?” – “Я хочу жить с одной ногой”, – отвечал рыцарь. “Приведите мне сильного рыцаря, – сказал врач, – и принесите острый топор”. Рыцарь явился с топором, и я присутствовал при этом. Врач положил ногу больного на бревно и сказал рыцарю: “Ударь по его ноге топором и отруби ее одним ударом”. Рыцарь нанес удар на моих глазах, но не отрубил ноги; тогда ударил по ней второй раз, костный мозг вытек из костей ноги, и больной тотчас же умер. Тогда врач взглянул на женщину и сказал: “В голове этой женщины дьявол, который влюбился в нее. Обрейте ей голову”. Женщину обрили, и она снова стала есть обычную пищу франков – чеснок и горчицу. Ее сухотка усилилась, и врач говорил: “Дьявол вошел ей в голову”. Он схватил бритву, надрезал ей кожу на голове крестом и сорвал ее с середины головы настолько, что стали видны черепные кости. Затем он натер ей голову солью, и она тут же умерла. Я спросил их: “Нужен ли я вам еще?” И они оказали: “Нет”, и тогда я ушел, узнав об их врачевании кое-что такое, чего не знал раньше»