Свобода, конечно же, порождает разнообразие, и современные взгляды могут снова ввести нас в заблуждение, дав ложное представление о единообразии средневековой мысли. Схоластика была скорее методом, чем единой доктринальной системой, и в разных руках этот метод мог приводить и действительно приводил к разным выводам. С точки зрения нашего времени различия в схоластической философии незначительны, но в глазах современников они были настолько существенными, что вызывали и поддерживали активные споры в каждый отдельный период на протяжении всей эпохи. Если даже эти противоречия вошли в свою самую острую фазу в XIII и XIV веках, они так или иначе уходят корнями в предшествующую эпоху – эпоху, которая сформулировала проблему универсалий и разработала диалектический метод Абеляра и его последователей. Ничто не удивило бы средневековых философов больше, чем мысль о том, что все они думают одинаково.
Философия, таким образом, была свободна, за исключением тех случаев, когда посягала на теологию, но такую возможность она имела во все времена, и как бы ни отличались воззрения нашей эпохи, итог нельзя упускать из виду. Сложность присуща любой авторитетной религиозной системе, и конфликты проявлялись в иудаизме и исламе так же ясно, как и в христианстве. Даже афиняне приговорили Сократа к смерти за отрицание официальных богов их города. В наш период главные случаи ограничения философской свободы касаются, как мы увидели, применения логики к Троице Росцелином, Абеляром и Жильбером Порретанским, а также запрета нового Аристотеля до тех пор, пока он не был бы «очищен от заблуждений», хотя этого так и не произошло. Орудием решения этих causes célèbres был церковный суд; наказанием служило отречение или тюремное заключение, еретиков-амальрикианцев в 1209 году ждала смерть. Позднее латинские аверроисты аналогичным образом пытались смешать философию и теологию или, скорее, утверждать, что эти дисциплины независимы друг от друга и вполне могут приводить к противоположным выводам без ущерба для веры. Однако церковь, при поддержке авторитетных ученых и инквизиции, осудила такой взгляд, и профессорам свободных искусств в Париже было запрещено вмешиваться в теологию, высшую и независимую дисциплину.
Бедственное положение латинских аверроистов иллюстрирует принципиальную трудность положения, в котором оказались философы после принятия аристотелевской науки и метафизики. «Если Абеляру, коль скоро он хотел заняться чем-то еще, помимо преподавания своей диалектики, и потому ставшему теологом, уже нечего было сказать, в XIII веке самый скромный магистр искусств овладевал широкой сферой знаний, которая включала, помимо старой диалектики, психологию, физику, этику и метафизику». Излагая материал новой учебной программы по искусствам, преподаватель «был вынужден как философ рассматривать с точки зрения естественного разума проблемы, которые до того времени считались прерогативой теологии и богословов, а также вопросы, решения которых Аристотелем не всегда согласовывались с принципами христианского богословия»[211]. В то же время, не будучи профессором богословия, магистр искусств не обладал компетенцией для авторитетного разрешения противоречий в ортодоксальном смысле. Здесь теология, «госпожа всех наук», для которой философия была всего лишь служанкой, пленницей, захваченной у врага, решительно взяла верх. Григорий IX в 1228 году говорил, что подобно тому, как дух правит плотью, так и богословский интеллект должен возвышаться над всеми факультетами и наставлять их на путь благочестия. А в 1272 году факультет искусств в Париже запретил обсуждение каких-либо чисто богословских вопросов, например о Троице, и вынес предписание об исключении как еретика любого магистра или бакалавра, который, затеяв спор по вопросу, касающемуся как веры, так и философии, вынесет по нему решение, противоречащее вере. Отныне любая спорная общая территория должна была быть занята только богословием.
У катаров и, в меньшей степени, у вальденсов эта проблема приняла другую форму. Речь идет не об индивидуальных спекуляциях, а о народном признании доктрин, которые наносят удар по основам церковной системы и папской власти, а эндемичный характер движения в Южной Франции требовал новых органов подавления. Чтобы дополнить полномочия местного совета и епископа, Григорий IX между 1227 и 1241 годами создал централизованный аппарат папской или доминиканской инквизиции, и отныне обычным наказанием для упорствующих еретиков стала смерть через сожжение. В этом церковь пользовалась поддержкой как общественного мнения, так и гражданской власти, поскольку еретик считался своего рода анархистом, антисоциальным элементом, который наносил удары по основам общества, и предание огню считалось символом и прообразом его вечной участи в аду. Первым гражданским законодательным актом о ереси со времен Римской империи стал раздел из «Кларендонской ассизы» Генриха II, изданной в 1166 году. Смерть через сожжение появляется и в законах свободомыслящего Фридриха II, для которого еретик был предателем, виновным в оскорблении величия Божественного Императора, самого Бога. Границы средневековой терпимости здесь как никогда очевидны.
В качестве руководства по философии рассматриваемого периода можно использовать пятое издание M. de Wulf “Histoire de la philosophie médiévale”, том I (Левен, 1924; перевод, Лондон, 1925) с превосходным библиографическим аппаратом A. Pelzer; более подробная библиография – в F. Überweg-Baumgartner “Grundriss der Geschichte der Philosophie”, том II (десятое издание, Берлин, 1915). B. Hauréau “Histoire de la philosophie scolastique” (Париж, 1872–1880) – по-прежнему остается фундаментальным трудом. Краткие сведения об учителях см. в E. Gilson “La philosophie au moyen âge de Scot Érigène à G. d’Occam” (Париж, 1925); C. Baeumker в “Die Kultur der Gegenwart”, том I, часть 5, с. 288–381 (Берлин, 1913); и M. Grabmann “Die Philosophie des Mittelalters” (Берлин, 1921). Более сжатое изложение см. в “Cambridge Medieval History”, том V, глава 23. Многие тексты и исследования о XII веке опубликованы в “Beiträge zur Geschichte der Philosophie des Mittelalters” под редакцией C. Baeumker и др. (Мюнстер, с 1891), например «О тождественном» (De eodem) Аделарда Батского и «Глоссы к Порфирию» Абеляра.
Важные исследования отдельных аспектов периода см. в M. Grabmann “Geschichte der scholastischen Methode” (Фрайбург, 1911–1913); E. Gilson “Études de philosophie médiévale” (Страсбург, 1921); R. L. Poole “Illustrations of the History of Medieval Thought and Learning” (второе издание, Лондон, 1920); C.C.J. Webb “Studies in the History of Natural Theology” (Оксфорд, 1915); J. de Ghellinck “Le mouvement théologique du XIIe siècle” (Париж, 1914). О платонизме см.: C. Baeumker “Der Platonismus im Mittelalter” (Мюнхен, 1916); о рецепции Аристотеля см. книгу С. Н. Haskins “Mediaeval Science”, особенно часть II и цитируемые в ней работы. Фундаментальный труд P. Mandonnet (Левен, 1911) о Сигере Брабантском следует дополнить последними исследованиями M. Grabmann в “Sitzungsberichte der Bayerischen Akademie der Wissenschaften, historische Klasse”, 1924, № 2; “Miscellanea Ehrle”, том I, с. 103–147; а также F. M. Powicke “Mélanges Ferdinand Lot”, с. 656 (Париж, 1925). Что касается катаров, рекомендую обратиться к P. Alphandéry “Les idées morales chez les hétérodoxes latins au début du XIIIe siècle” (Париж, 1903); и E. Broeckx “Le catharisme” (Хогстратен, 1916). О Давиде Динанском см. работу G. Théry в “Bibliothèque Thomiste”, том VI (1925), где автор четко различает учения Давида и Амальрика из Бена.
Классической работой по истории средневековых политических теорий является книга R.W. и A. J. Carlyle “A History of Mediaeval Political Theory in the West”, тома I–IV (Лондон, с 1903). Важные фрагменты из «Поликратика» Иоанна Солсберийского (под редакцией C.C.J. Webb, Оксфорд, 1909) переведены и снабжены прекрасным введением J. Dickinson (Нью-Йорк, 1927). О политических теориях светских лиц и канонистов см.: O. Gierke “Das deutsche Genossenschaftsrecht”, том III (Берлин, 1881).
Лучшая история средневековой инквизиции была написана H. C. Lea (Нью-Йорк, 1887, также французское и немецкое издания). Ход процессов был проанализирован Ch. V. Langlois в “L’inquisition d’après des travaux récents” (Париж, 1902). Научное и беспристрастное римско-католическое исследование “The Inquisition” принадлежит аббату E. Vacandard (Нью-Йорк, 1908). Мои рассуждения о начале новых процессов в Северной Франции см. в “American Historical Review”, том VII, с. 437–457, 631–652.
Глава XII. Возникновение университетов
(пер. Ивана Мажаева, Алёны Амосовой)
XII столетие было не только веком возрождения учености, но и эпохой инноваций в институциональной сфере, и в первую очередь в учреждениях высшего образования. Оно началось с монастырских и соборных школ, а завершилось основанием первых университетов. Мы вправе сказать, что это столетие институционализировало высшее образование или как минимум определило этот процесс. В 1100 году «школа следовала за учителем», а к 1200 году учитель следовал за ней. В то же время в эти промежуточные годы возник новый, усовершенствованный тип школы, обусловленный как раз происходящим возрождением в сфере знаний. В конце XI века обучение почти полностью сводилось к семи свободным искусствам, составлявшим традиционный учебный курс, XII же век обогатил тривиум и квадривиум новой логикой, новой математикой и новой астрономией, параллельно появились профессиональные факультеты юриспруденции, медицины и теологии. До тех пор университетов не существовало, потому что в Западной Европе не хватало знаний, чтобы обосновать их наличие; они появились естественным образом – по мере распространения знаний именно в это время. Интеллектуальная и институциональная революции шли рука об руку.
Помимо того, что XII век дал жизнь ранним университетам, он также определил их классическую организацию для последующих эпох. Это не было возрождением какой-то древней модели, поскольку в греко-римском мире университетов в современном смысле слова не существовало. Там, действительно, было высшее образование, отлично учили праву, риторике и философии, однако все это так и не было организовано в факультеты и колледжи и не предполагало фиксированной учебной программы и академических степеней. Даже когда в Поздней империи власть взяла на себя ответственность за учебу у государственных преподавателей и в юридических школах, это не привело к созданию университетов. Они возникли только в XII веке, и современный университет наследует свои основные черты именно от них – основанных в Салерно, Болонье, Париже, Монпелье и Оксфорде. Здесь прямая преемственность, другого источника нет. Университет – это средневековый вклад в цивилизацию, точнее – вклад XII столетия.