[161]. В то же время Ренуар всю жизнь твердо придерживался решения хранить существование Жанны в тайне от родителей, братьев, сестер, друзей, а потом – от жены и детей. Только после его смерти, сорок девять лет спустя, трое его сыновей узнали из завещания о существовании сводной сестры. Из уважения к отцу сыновья Ренуара решили не раскрывать его тайну. Поэтому сыну Жана Ренуара, Алену Ренуару, никогда не рассказывали про его тетю[162]. Те немногие, кто знал про беременности Лизы, знали и то, что от детей отказались, и полагали, что они навсегда исчезли и из жизни художника, и из жизни его натурщицы. Когда после пятидесяти Ренуар серьезно заболел, ему пришлось заручиться содействием троих людей, чтобы пересылать Жанне деньги и встречаться с ней (см. четвертую главу). Скрытность Ренуара в отношениях с Жанной очень осложнила ему жизнь, однако это достаточно типично для житейских ситуаций, в которых есть тайна или запутанные отношения. Именно поэтому Писсарро впоследствии написал сыну, что Ренуара совершенно невозможно постичь[163].
Ренуар сохранил отношения с дочерью в тайне, однако продолжал заботиться о ней всю жизнь. По всей видимости, именно он нашел приемную мать для Жанны. Про Огюстину он узнал от одного бакалейщика и его жены – они держали лавку на Монмартре, в квартале художников[164]. Бакалейщик Жак Бланше (возможно, он был в родстве с мужем Огюстины, Франсуа Бланше) и его жена Мари-Дезире Готье[165] были родом из Этр-Шапель, деревушки неподалеку от Сен-Маргерит-де-Карруж, городка с 950 жителями в коммуне Алансон в Нормандии. Огюстина и Франсуа были отнюдь не бедными и проживали в трехэтажном кирпичном доме вместе с двумя своими детьми, двенадцатилетним Франсуа-Огюстом и восьмилетней Эжени-Викториной; в доме хватало места и для приемных детей. Через семь лет после рождения Жанны парижский бакалейщик с женой отправили на воспитание к Огюстине Бланше и своего внука[166]. Французское правительство выплачивало кормилицам около 144 франков в год, с момента рождения ребенка и до достижения им двенадцати лет, – так оно проявляло заботу о брошенных и осиротевших детях[167]. Для Огюстины это было не просто работой: они с мужем были истовыми католиками и, принимая в дом чужих детей, совершали акт милосердия. Много лет спустя Жанна вспоминала Огюстину как свою «приемную мать» и писала про нее и ее мужа: «Они всегда были ко мне добры»[168]. То, что Жанна и в возрасте 47 лет отзывалась о них с теплотой, подтверждает, что Ренуар мудро и дальновидно выбрал приемную мать для своей дочери.
Добраться из Нормандии в Париж в то время было непросто. Сперва Огюстина проехала 25 километров в конном экипаже до Аржантана, потом провела шесть часов в поезде. Как только Огюстина взяла на руки новорожденную дочь Лизы, то сразу начала ее кормить, и между ними сформировалась привязанность. Потом Огюстина вернулась с приемной дочерью домой. Трудно сказать, виделся ли Ренуар с дочерью в ее детские годы и переписывался ли тогда с Огюстиной[169]. Известно, однако, что он часто ездил в Нормандию писать портреты и легко мог добраться поездом до дома, где жила Жанна.
Учитывая, как ревностно Ренуар хранил тайну своего отцовства (вся связанная с этим переписка поступала до востребования, а не на его реальный адрес), удивительно, что он дал Огюстине разрешение позволить Жанне использовать фамилию Ренуар. Согласно церковным документам в раннем детстве она звалась Жанной-Маргаритой Трео. Именно это имя указано в свидетельстве о крещении, которое девочка приняла в пятилетнем возрасте, 23 мая 1875 года. Крещение отложили до того момента, когда старшей дочери Огюстины, Эжени, исполнилось тринадцать лет и она смогла стать крестной матерью. Жанна приняла первое причастие 24 июля 1881 года, а конфирмацию – 15 июня 1882-го под именем Маргарита Ренуар. Видимо, под тем же именем она посещала и местную школу[170]. Однако в отрочестве девочка решила, что имя Жанна нравится ей больше. Ей довелось быть свидетельницей на нескольких церковных церемониях, и на соответствующих документах стоит подпись «Жанна Ренуар»: на свидетельстве о браке своего крестного отца в 1885 году, на свидетельстве о браке крестной матери в том же году и на свидетельстве о крещении ее крестника в 1893-м[171]. Кроме того, среди отцовских писем, которые сохранила Жанна, есть конверт со штемпелем от 11 февраля 1892 года, адресованный почерком Ренуара «мадемуазель Жанне Ренуар»[172].
Ренуар в это время тесно общался со своими родными, написал несколько их портретов, однако, как уже говорилось, так и не рассказал им ни про Лизу, ни про их общих детей[173]. В 1869 году, между рождением Пьера и Жанны, Ренуар написал сдержанный поясной портрет своего отца Леонара[174]. Леонар недавно отошел от дел и поселился вместе с женой в домике с садом в Лувесьене (как говорилось выше, он находился неподалеку как от Виль-д’Аврея, где жил Жюль, так и от Сен-Мишеля, где жил Моне, поблизости от Буживаля). Там отец Ренуара и скончался 22 декабря 1874 года, а мать осталась жить в том же доме с дочерью и зятем. В 1870 году, когда родилась Жанна, Ренуар закончил элегантные парные портреты своего самого старшего брата Пьера-Анри и его жены Бланш[175].
Точно не известно, когда именно Ренуар поступил на военную службу в разгар десятимесячной Франко-прусской войны. Однако 26 августа 1870 года, в возрасте 29 лет, он явился в свою часть в Либурне, в 575 километрах к юго-западу от Парижа, и получил официальный военный билет, в который внесены данные о военной подготовке, – Ренуар приступил к ней восемью годами раньше в рамках обязательных сборов для резервистов: он отслужил три месяца в 1862 году и еще три – в 1864-м[176]. Четыре года спустя он опять проходил военную подготовку, которая завершилась 31 декабря 1868 года, почти за два года до призыва на действительную службу.
Хотя фотография была изобретена еще в 1839 году, в военном билете Ренуара есть только словесное описание его внешности. Он был невысок ростом, «1 метр 69 сантиметров», что же касается черт лица: «лицо: овальное; лоб: средний; глаза: карие; нос: длинный; рот: крупный; подбородок: круглый; волосы и брови: светлые». Через два месяца после прибытия в Либурн Ренуар получил письмо с назначением: «Месье Ренуар, 10 полк легкой кавалерии, 4 взвод»[177]. Это подразделение готовили для стремительных маневров верхом.
За две недели до того, как Ренуара призвали в кавалерию, Базиль поступил добровольцем в полк зуавов – элитное пехотное подразделение, служба в котором считалась очень опасной. Будучи родом из богатой семьи, он мог, в случае призыва, откупиться, послав вместо себя другого. То, что Базиль решил не просто служить, но и служить в опасном месте, свидетельствует о его мужестве и благородстве. Однако его решение огорчило и даже разозлило его друзей. Узнав о его поступке, Мэтр написал ему пылкое, умоляющее письмо: «Дорогой мой единственный друг, только что получил твое послание: ты обезумел, ты явственно обезумел. Обнимаю тебя от всего сердца. Да охранит тебя Господь – тебя и моего несчастного брата! Навсегда твой, Э. Мэтр. Почему было не посоветоваться с другом? Ты не имел права поступать так безрассудно. Только что пришел Ренуар. Передаю ему перо. Э. Удачи, балбес ненормальный! Ренуар»[178].
Ренуара явно сердило то, что Базиль намеренно рискует жизнью из одного патриотизма, совершенно не заботясь о чувствах своих друзей. Страхи Ренуара и Мэтра оправдались. 28 ноября 1870 года Базиль – талантливый художник и щедрой души человек – был убит при Бон-ла-Роланде. Сокрушенный Мэтр писал своему отцу: «Ушла половина меня самого… никто никогда не заполнит пустоту, которую он оставил в моей жизни»[179]. Ренуар тоже сильно скорбел по Базилю – об этом вспоминает отец последнего: «Ренуар мне не написал, но его друзья рассказывали, как он скорбит и переживает; меня это не удивило, поскольку я знал о его братской дружбе с Фредериком»[180]. Отец Базиля тоже сильно страдал и захотел забрать себе выполненный Ренуаром портрет сына – на тот момент он находился в собрании Мане. Поначалу Мане отказался расставаться с картиной, однако внял горю отца – тот взамен предложил ему работу Моне[181].
Что касается других художников, Дега и Мане пошли добровольцами в Национальную гвардию: Дега – в артиллерийский расчет, Мане стал лейтенантом[182]. Другие художники от призыва уклонились. Сезанн спрятался в рыбачьей деревушке Эстак, к западу от Марселя[183]. Моне и Писсарро сбежали в Лондон, где познакомились с торговцем картинами Полем Дюран-Рюэлем. Сислей, англичанин по национальности, под призыв не попал.
Ренуара призвали, однако в боевых действиях он, похоже, не участвовал. Через пять месяцев после начала службы в кавалерии он тяжело заболел и был отправлен в отпуск для поправки здоровья. В письме к Шарлю ле Кёру, написанном из дядиного дома, Ренуар объясняет: «В конце концов меня свалила тяжелая дизентерия, и я отдал бы Богу душу, если бы не приехал дядя и не забрал меня из Либурна в Бордо»