[435]. Жак-Эмиль и его мать так никогда и не сошлись во мнениях по поводу Ренуара. Впоследствии молодой художник приобрел несколько работ мэтра[436].
Лето 1881 года Ренуар провел в Дьеппе, а в следующий раз, отправившись путешествовать, взял с собой Алину. В конце октября, через полгода после его возвращения из Алжира, они поехали в Италию. Неудивительно, что Ренуар взял Алину с собой, – он очень скучал по ней в Алжире, а кроме того, дважды дал ей обещание, что в следующую заграничную поездку они отправятся вместе. Они мирно путешествовали вдвоем, и поездка, которая изначально планировалась длиной в два месяца, растянулась на все шесть. Есть много свидетельств о том, что Алина сопровождала возлюбленного на всем ее протяжении, с момента отъезда из Парижа в конце октября 1881 года и до возвращения в конце апреля 1882-го. В марте 1882 года в алжирской газете L’Akhbar появилось сообщение, что из Марселя на пароходе «Мерис» только что прибыли «художник Ренуар и его супруга»[437]. Другим доказательством может служить то, что Алина не сохранила ни одного письма Ренуара за эти шесть месяцев. От его алжирского путешествия у нее осталось десять посланий – от полугодовой разлуки наверняка осталось бы еще больше. Кроме того, Алина позировала для самой важной работы, которую Ренуар написал в Италии, – «Белокурой купальщицы»[438].
Еще один повод верить в то, что Алина сопровождала Ренуара, – это ее слова, сказанные четырнадцать лет спустя дочери Берты Моризо Жюли Мане, а также ее собственным детям, что они с Ренуаром провели медовый месяц в Италии. Жюли записала в дневнике: «Мадам Ренуар рассказала нам [Жюли и ее матери] про их поездку в Италию после свадьбы. Очень забавно было слушать ее рассказ, потому что мы уже много раз слышали повествование месье Ренуара, из которого следовало, что он ездил туда один, еще до знакомства с женой. Ей было двадцать два года, и она была очень стройной, сказала она [Алина], во что трудно поверить»[439]. По словам Жана Ренуара, мать и ему говорила, что провела медовый месяц в Италии[440].
По сути, эта поездка действительно стала для двух влюбленных медовым месяцем. При этом поженились они только девять лет спустя. Однако на нескольких изображениях обнаженных женщин у модели на пальце левой руки четко видно обручальное кольцо – например, в «Белокурой купальщице». Впрочем, это было обычным делом на ранних ренуаровских портретах обнаженных – таких как «Купальщица с грифоном» (1870) и «Обнаженная в солнечном свете» (1875), – возможно, им руководили понятия о приличиях[441].
Как видно из дневника Жюли Мане, Ренуар никому не сообщил, что Алина будет его сопровождать, а потом хранил эту тайну десять с лишним лет. Он не хотел, чтобы про их отношения знали многие его друзья, патроны и агенты. Соответственно, в его письмах из поездки прямо или косвенно указывается, что он путешествует один; например, он пишет Дедону: «Я слегка соскучился вдали от Монмартра и… оказалось, что самые уродливые парижанки куда привлекательнее первых итальянских красавиц»[442]. Мане он пишет с Капри: «[Здесь] я – единственный француз»[443]. О том, что все это время его сопровождала Алина, знали только два человека: брат Эдмон и друг Сезанн.
Маршрут двухмесячного путешествия Ренуара по Италии можно восстановить по его венецианскому альбому и по письмам. (Альбом 13 на 20 см приобретен, судя по ярлыку, в венецианском магазине: «Бьязутти… Венеция»[444].) В нем содержатся зарисовки из путешествия по Италии и второго его путешествия в Алжир. Кроме того, о том же маршруте свидетельствуют письма к Дюран-Рюэлю, Берару, Шарпантье, Шоке, Дедону и Эдуарду Мане. Известно, что 1 ноября 1881 года Ренуар с Алиной находились в Венеции[445]. Маршрут, которому Ренуар намеревался следовать далее, четко изложен в письме из Венеции к мадам Шарпантье: «Я начал с севера и собираюсь спуститься вниз по всему сапогу [Италии], а закончив, с превеликим удовольствием приду к вам отобедать». В том же письме он прислал ей стишок: «Уезжаю в Рим, / Венеция, прощай, / Прекрасный край, / Земля обетованная, / Мой дивный рай, рай, рай»[446]. Примерно в то же время он сочинил похожий стишок для Дедона: «Прощай, Венеция, / Небес свинцовых край, / Земля обетованная, / Мой дивный рай, рай, рай. Еду в Рим, а потом в Неаполь. Хочу посмотреть Рафаэля, да, друг мой, Ра-фа-э-ля. А потом все недовольные… наверняка будут кричать, что он на меня повлиял!»[447]
Из Венеции Ренуар с Алиной отправились поездом к югу, без остановки во Флоренции, прямо в Рим, где Ренуар, возможно, изучал фрески Рафаэля в Фарнезине и Ватикане. Приехав 21 ноября в Неаполь, он расхваливает эти фрески в письме к Дюран-Рюэлю[448]. В Неаполе он также осмотрел древние помпейские фрески, хранившиеся в местном музее. Позднее он напишет мадам Шарпантье: «Я тщательно осмотрел музей Неаполя; изображения из Помпеи чрезвычайно интересны со всех точек зрения»[449]. То, что Ренуара особо заинтересовали Рафаэль и помпейские фрески, говорит о том, что он хотел учиться у великих мастеров настенной живописи, поскольку не оставил мысли создать новый тип росписи интерьеров – настенных панно для общественных зданий. Художник надеялся создать собственный стиль настенных росписей, который, при некотором сходстве, отличался бы от стиля Пьера Пюви де Шаванна, единственного широко известного декоратора-современника, работы которого Ренуару нравились[450].
В Неаполе Ренуар и Алина остановились в гостинице «Тринакриа» по адресу: Пьяцца Принчипесса Маргарита, 11, – там они, с перерывами, жили два следующих месяца. Они съездили на Капри, где поселились в отеле «Лувр»[451]. Оттуда Ренуар написал Мане, высказав надежду, что его скоро представят к ордену Почетного легиона[452]. Кроме того, они с Алиной съездили в Сорренто. В середине января Ренуар посетил Калабрию, а потом Палермо – там он написал портрет Вагнера, недавно закончившего оперу «Парсифаль». Вернувшись в Неаполь и пробыв там неделю, Ренуар с Алиной сели в поезд, идущий во Францию. 23 января 1882 года они поселились в отеле «Бэн» в Эстаке, под Марселем.
Все художники стремились в Италию, где можно было изучать классическое наследие прошлого. Так поступали не только предшественники Ренуара, но и некоторые его друзья. Ренуар, которому уже исполнилось сорок, поздно припал к этому источнику вдохновения – Дега еще в двадцать один уехал в Италию на три года, а Мане на третьем десятке побывал там дважды. Моризо ездила в Италию за год до Ренуара, но ей пришлось преждевременно вернуться – заболела ее дочь[453]. Ренуар все еще трепетал перед увиденным, когда в конце 1883 года написал Дедону, тоже собиравшемуся в Неаполь: «Обязательно осмотри музей Неаполя. Не картины маслом, а фрески. Проведи там всю свою жизнь»[454].
Как и в Алжире, Ренуар много писал в Италии: ему необходимо было регулярно отсылать работы и агенту, и в мастерскую. Да и другие постоянно уговаривали его работать в поездке, – например, в письме от Мане сказано: «Я уверен, что ты вернешься со множеством работ, очень самобытных и занимательных… привози побольше полотен»[455]. Ренуар надеялся, что станет писать итальянцев, но, как и в Алжире, с натурщиками возникла проблема. Он пишет Дедону: «Чтобы уговорить кого-то позировать, нужно проявить невероятное дружелюбие, а кроме того, знать язык»[456]. Ренуар итальянского не знал. Тем не менее несколько изображений местных жителей он все-таки написал: в Венеции – два этюда женской головы, в Неаполе – голову девушки, «Мать с ребенком»[457] и «Итальянку с тамбурином»[458].
За два месяца пребывания в Италии Ренуар создал всего один портрет – Вагнера по заказу Жоржа Шарпантье. Когда Шарпантье получил эту картину, Ренуар написал ему: «Если написанный мною портрет Вагнера Вам понравится и Вы захотите добавить к нему пояснительную надпись, можете сказать, что портрет выполнен в Палермо 15 января 1882 года, через день после того, как Вагнер закончил „Парсифаля“»[459]. Завершив работу над портретом, Ренуар немедленно написал Шарпантье длинное письмо, где рассказал, как неуютно он чувствовал себя по ходу короткого тридцатипятиминутного сеанса: «[Я]… очень нервничал и сожалел о том, что я не Энгр». Нервность он приписал собственной робости, отметив: «…когда застенчивый человек себя накручивает, это слишком»[460]. Жена Вагнера Козима отметила возбуждение Ренуара в своем дневнике, в записи от 15 января 1882 года: «[Ренуар] позабавил Р. [Вагнера] своей нервической манерой и тем, что все время гримасничает за работой»[461]