Закончив портреты Нуньесов, Ренуар решил на месяц отправиться с Алиной в отпуск. С начала сентября до начала октября 1883 года они ездили на расположенные в Ла-Манше острова, Гернси и Джерси. С Гернси он пишет агенту: «Полагаю скоро вернуться, 8 или 9 октября, и привести несколько готовых картин, а также материалы для работы в Париже. Здесь оказался совершенно очаровательный пляж… Надеюсь, что, хотя привезу я отсюда немногое, мне удастся передать вам впечатление от этих прелестных пейзажей»[540]. На Гернси – а может, и уже в Париже – он написал Алину за вышиванием на картине «На берегу моря» (1883)[541]. Тщательно написанное лицо Алины здесь напоминает лицо героини «Танца в деревне», созданного несколькими месяцами раньше.
Два месяца спустя, с 16 по 30 декабря 1883 года, Моне и Ренуар ездили вдвоем «на разведку» на Лазурный Берег, проделав путь от Генуи до Эстака. Из Монте-Карло Ренуар написал Алине, что боится рецидива пневмонии: «Нахожусь… в мучительном месте, возможно, даже более опасном, чем Эстак. Принимаю все меры к тому, чтобы избежать повторения эстакского инцидента»[542]. Его любовь к Алине отчетливо видна в таком интимном признании: «Милый друг, думаю, дело в том, что тебя здесь нет, но южное солнце действует на меня совсем не так, как раньше; похоже, я больше совсем не испытываю желания»[543]. Думая об Алине, он думает и о ее пристрастии к азартным играм – сам он их не любил: «Поставил за тебя сто су на красное. Проиграл. В первый же день, начав со ста су, мы выиграли 45 франков, но на следующий день все проиграли. Больше туда не пойдем. Страшная скука, в казино до невозможности грустно. До скорой встречи. Любящий тебя Огюст»[544].
Отношения с Алиной складывались хорошо, двухнедельная поездка с Моне оказалась очень приятной, однако, вернувшись в Париж, Ренуар затосковал по своим друзьям-импрессионистам. Будучи по природе общительным, он с двадцати лет поддерживал с ними тесные связи, и ему было тяжело оттого, что теперь, в сорок, он редко виделся с друзьями юности. Кружок импрессионистов распался по нескольким причинам. Во-первых, после 1882 года прекратились совместные выставки[545]. Во-вторых, многие художники уехали из Парижа: Сезанн – в Эстак, Моне – в Живерни, Писсарро – в Понтуаз, а Сислей – в Море́. В Париже остались только Кассатт, Дега, Мане, Моризо и Ренуар. А в-третьих, каждый из друзей-художников пытался выработать свой индивидуальный стиль.
При этом общительному Ренуару всегда нравилось работать вместе с другими – ему очень приятно было писать рядом с Моне, когда в конце 1883 года они вдвоем путешествовали по Ривьере. Ренуар написал Дюран-Рюэлю из Генуи: «Мы сочли необходимым как следует изучить местность, чтобы, когда вернемся, заранее знать, где останавливаться»[546]. Ренуар думал, что эта поездка повлечет за собой возобновление совместной работы и окажется сродни тем поездкам, которые они предпринимали в юности. Поставив мольберты рядом, они писали одни и те же виды «Лягушатника» в 1869-м, в Аржантёе в 1873 и 1874-м и в Париже в 1875-м. Ренуар работал не только вместе с Моне, но и с Базилем в 1867-м, с Писсарро в 1869-м, с Сислеем в 1873-м, с Мане в 1874-м, с Кайботтом в 1882-м и с Сезанном в 1882-м (и еще будет работать в 1888–1889-м), а также с Моризо примерно в 1890-м[547]. Но хотя Ренуар и Моне работали вместе больше, чем каждый из них с любым другим художником, оба они всегда шли собственным путем. Моне был прежде всего пейзажистом, а Ренуар – портретистом. При этом Ренуар всегда сознавал важность пейзажа: он считал его идеальным полем для экспериментирования и самосовершенствования.
Моне согласился поехать с Ренуаром в декабре 1883 года, однако впоследствии передумал и отказался от дальнейшей совместной работы. 12 января 1884 года он написал Дюран-Рюэлю: «Да, было очень приятно совершить с Ренуаром эту туристскую поездку, однако совместная рабочая поездка с ним представляется мне обременительной. Мне всегда лучше работалось в одиночестве, по моим собственным впечатлениям, так что держите это в тайне, пока я не дам вам разрешения. Я уверен, что, узнав о моем предстоящем отъезде, Ренуар очень захочет поехать со мной, а это не пойдет на пользу ни мне, ни ему. Уверен, что вы со мной согласитесь»[548]. Моне в одиночестве вернулся в Бордигеру и оттуда сообщил агенту: «Я написал Ренуару и не делаю из своего пребывания здесь тайны. Я просто хотел поехать один, чтобы ничто не влияло на мои впечатления; вдвоем всегда работается хуже»[549]. Отчасти его слова были реакцией на отзывы критиков, утверждавших, что все импрессионисты пишут одинаково. Например, в рецензии 1882 года в «Фигаро» Альбер Вольф пишет: «Ренуар или Клод Моне, Сислей, Кайботт, Писсарро – все одна и та же музыкальная нота»[550]. После поездки с Ренуаром в декабре 1883 года Моне отчетливо дал понять, что отныне хочет работать один и создавать собственный уникальный стиль. Он не изменил мнения и четыре года спустя, когда вновь недвусмысленно озвучил нежелание сотрудничать с Ренуаром. В январе 1888 года Моне написал жене: «Сегодня утром получил весточку от Ренуара – я все время боялся, что он сюда притащится… мне совершенно необходимы покой и одиночество»[551]. Моне и Ренуар явно совершенно по-разному относились к общению в процессе работы.
После того как в 1884 году Моне жестко отклонил предложение Ренуара вернуться к совместной работе, Ренуар придумал новый план выхода из изоляции. Он попытался создать сообщество художников, которое назвал «Обществом нарушителей правил» (Société des Irrégularistes). Ренуар предложил проводить ежегодные выставки членов этой организации. В ее манифесте он пишет: «Содружество… необходимо… Это содружество получит название „Общества нарушителей правил“ – название объясняет основной замысел его создателей. Задача общества будет состоять в том, чтобы как можно скорее организовать совместные выставки всех художников, живописцев, декораторов, архитекторов, ювелиров, вышивальщиц и пр., которые возвели нарушение правил в эстетический принцип»[552]. В манифесте Ренуара также постулировалось, что красота возникает из разнообразия и отклонения от правил. Он поясняет: «Физики говорят, что природа не терпит пустоты; эту аксиому можно расширить, добавив, что природа не терпит правильности… Два глаза на самом прекрасном лице всегда хоть немного да отличаются друг от друга; нос никогда не располагается точно по центру рта; дольки апельсина, листья дерева, лепестки цветка никогда не бывают одинаковыми; по сути, любая красота черпает свое очарование из этого разнообразия… великие художники… старались не нарушать фундаментальный закон неправильности… долг всех искушенных людей, наделенных хорошим вкусом, состоит в том, чтобы немедленно объединиться, вне зависимости от того, насколько чужда им идея борьбы и протестов»[553]. Его философия нарушения правил проистекала из принципов нового стиля, с которым он экспериментировал в 1884 году, – стиля, который можно назвать энгровским импрессионизмом. Особенность этих работ в том, что на одном и том же полотне часто представлено стилистическое разнообразие: импрессионистический фон, свет и цвет и одновременно – четко очерченные и детально проработанные фигуры, плавность форм, напоминающих энгровские, расположение фигур близко к зрителю.
Перед нами еще один пример того, как Ренуар, называющий себя человеком пассивным, проявляет инициативу. Семь лет спустя после того, как во время совместной выставки импрессионистов 1877 года он убедил Ривьера выпустить в свет четыре номера журнала «Импрессионист», он взялся за создание нового художественного объединения. В 1884 году Ренуар отправил своему агенту манифест, написать который ему помог Лионель Нуньес, двоюродный брат Писсарро, юрист[554]. Он также поделился своим предложением с Моне. К сожалению, замысел Ренуара не нашел поддержки. В итоге он отказался от этой мысли – идея с «Обществом нарушителей правил» закончилась ничем.
Хотя Моне и отказался от совместной работы с Ренуаром, однако именно он помог Ренуару выбраться из изоляции, учредив ежемесячные встречи бывших импрессионистов. Эти встречи больше напоминали вечера у Шарпантье, чем попытки Ренуара создать новый кружок художников: это были своего рода приемы, участников которых объединяла любовь к импрессионизму. Моне заручился помощью Писсарро, написав ему в ноябре 1884 года: «Отправил письмо Ренуару, чтобы назначить время, когда мы раз в месяц сможем ужинать все вместе и собираться для бесед, – мне кажется глупым нынешнее размежевание. Что касается лично меня, я превращаюсь в устрицу, но ничего не делаю по этому поводу, только переживаю»[555]. К концу месяца Моне доложил Писсарро: «Видел Ренуара, который, разумеется, в восторге оттого, что мы организуем эту встречу»[556]. Помимо художников, среди приглашенных были художественные критики Жюль Кастаньяри и Октав Мирбо, а также писатели, коллекционеры и друзья, в том числе Альфонс Доде и Золя[557], Стефан Малларме