[1522]. Когда в июне 1915 года не стало Алины, они вернулись в Кань и снова поселились в «Савурнене»; там они и проживали в марте 1918 года, когда Габриэль написала письмо Жанне Робине[1523]. Габриэль не стала больше работать натурщицей – этого не позволяло ее новое положение, но продолжала поддерживать тесные связи с Ренуаром и его семьей. В знак приязни Ренуар подарил Габриэль восемнадцать своих картин – по одной за каждый год, который она служила ему моделью. Этот щедрый дар включал в себя четыре портрета самой Габриэль, а также другие портреты, натюрморты и пейзажи[1524]. В последние годы жизни Ренуара Габриэль часто была с ним рядом. Например, в январе 1916 года Кассатт пишет мадам Дюран-Рюэль: «К обеду у меня был Ренуар. Он слаб. По счастью, поблизости от него живет эта женщина, впрочем она очень устала»[1525]. Кроме того, Габриэль опять стала источником сведений о состоянии здоровья Ренуара. Например, в мае 1917 года Андре пишет: «У нас довольно давно нет никаких новостей о Ренуаре. Последние известия были от Габриэль, которая только что приехала из Каня»[1526].
Помимо Андре, через Габриэль новости о Ренуаре доходили и еще до одного человека – Жанны Трео-Робине. Регулярное общение Жанны с отцом прервала война – ежегодные посещения Парижа сделались невозможными. Поскольку перо Ренуару было держать гораздо тяжелее, чем кисть, его слова и деньги передавали Жанне Габриэль и другие[1527]. Например, в марте 1918 года Габриэль пишет: «Месье Ренуар, как всегда, в порядке и не в порядке. Он стареет: 25 февраля ему исполнится семьдесят семь лет. Несмотря ни на что, он продолжает понемногу работать, особенно сейчас, в теплую погоду; она ему больше нравится. Он просит передать тебе его наилучшие пожелания. Ответь, как только получишь это письмо. Посылаю тебе денег… надеюсь, что все у тебя хорошо и с едой не слишком скудно. Здесь нам едва хватает и все очень дорого. С любовью, Габриэль, отель „Савурнен“, Кань, Приморские Альпы»[1528].
Общаться с Жанной Ренуару также помогал его шофер Баптистен Рикор. Восемь месяцев спустя, сразу после окончания войны, Жанна получила от Баптистена письмо: «Мадам, пишу Вам от имени месье Ренуара, который сам писать не может; прошу, будьте добры, ответьте на это письмо… получив ответ, мы вышлем деньги. Напишите месье Баптистену Рикору в Кань (Приморские Альпы) / Кань, 19 ноября 1919»[1529]. Трудно сказать, знал ли шофер, кому он пишет и почему Ренуар шлет деньги этой женщине, – существование Жанны по-прежнему оставалось тайной почти для всех, кроме уже упомянутых Воллара, Габриэль, Жоржетты Дюпюи и ее мужа, а также месье Дюо, который в 1908 году помог Ренуару составить его первое завещание.
Ренуар и Деде во время работы над «Торсом». 1918. Фотограф неизвестен
Хотя и шла война, душевное состояние Жанны, похоже, изменилось к лучшему за десять лет, протекших после смерти ее мужа. Она по-прежнему жила в Мадре и письмо к Воллару от 1 мая 1917 года подписала: «Искренне признательная Вам, вдова Робине, Мадре, Майен»[1530]. В этом письме она демонстрирует интерес к тому, что происходит с живущими с ней рядом людьми, а про ее проблемы с питанием речи больше не идет. Однако, хотя она и стала сдавать внаем примыкающую к ее дому пекарню, как ей и советовал отец, на третьем году войны ей стало не хватать денег. Дефицит военного времени сделал жизнь особенно трудной, поэтому в марте 1917 года Жанна, с согласия отца, обратилась от безденежья к Воллару. Ответа на ее первое письмо не последовало. Два месяца спустя она написала Воллару вновь – речь идет об уже упомянутом письме от 1 мая: «У меня нет подходящей одежды, чтобы выйти на люди, потому что с самого начала войны я постоянно ношу траур по убитым племянникам; их было пятеро: четверо братьев и их двоюродный брат. Кроме того, у меня почти полностью сносились все туфли и шляпы, а в начале июня я приглашена на первое причастие моей крестницы, двоюродной внучки моей приемной матери. Мне будет чрезвычайно неудобно им отказать, поскольку они всегда были очень добры»[1531]. Даже в тяжелое военное время Жанна выражает любовь и благодарность к своей приемной семье. В том же письме она очень проникновенно пишет об отце: «Насколько я знаю, месье Ренуар в ближайшее время вернется в Париж. Надеюсь, что у него возникнет желание рассказать мне, что происходит в его жизни. Если сам он не может писать, поделитесь со мной новостями, месье, я буду крайне Вам признательна»[1532]. Из того же письма следует, что в свои сорок семь лет Жанна продолжала зависеть от отца: «От всей души надеюсь, что месье Ренуар не сочтет за труд прислать мне самое необходимое. Он, безусловно, знает, что я не трачу денег попусту, поскольку повседневные мои траты сводятся к пятидесяти франкам, которые я получаю ежемесячно [от сдачи внаем пекарни]»[1533]. Неизвестно, ответил ли ей Воллар; если нет, возможно, Жанна связалась с отцом через Габриэль, Жоржетту или Баптистена.
Ренуар продолжал помогать Жанне до самой своей смерти. Например, за четыре месяца до его смерти Жоржетта спрашивает Жанну в письме, получила ли та посланные ей деньги: «Пожалуйста, сообщи ему, получила ли ты 100 франков, которые он тебе отправил около полутора месяцев назад. Он в добром здравии и крепко тебя целует. Мы с месье Дюпюи тоже шлем свои приветы. До скорой встречи, мадам Дюпюи»[1534]. В 1919-м Жанна, похоже, возобновила свои ежегодные августовские визиты к отцу в Париж, которые прервала война.
Жанна вышла из войны целой и невредимой, а вот ее сводным братьям Пьеру и Жану повезло меньше – как описано в шестой главе, оба остались покалеченными. 24 августа 1915 года, почти через год после ранения и через два месяца после смерти матери, Пьер был уволен в запас в статусе раненого ветерана и получил пожизненную пенсию в размере 80 % своего армейского жалованья. Его мужество было отмечено тремя наградами: Военным крестом, Воинской медалью и Союзнической медалью[1535]. Его искалеченная рука потребовала множественных операций и полностью так и не восстановилась. Жан впоследствии писал: «Профессор Госсе, гениальный хирург, попытался частично восстановить подвижность в его правой руке, пересадив туда кость из других частей тела. Пьер испытывал страшные боли, однако никогда не жаловался»[1536]. Госсе удалось предотвратить ампутацию, однако рука у Пьера усохла и потеряла подвижность. В декабре 1915 года Жозеф Дюран-Рюэль сообщил Ренуару: «Операция была крайне болезненной, он оставался под действием хлороформа в течение нескольких дней… Рука пока не зажила»[1537]. Три года спустя, в октябре 1918 года, Ренуар пишет Ганья еще про одну операцию: «Дом [в Кане] полон народу после четырех месяцев одиночества и переживаний; Пьер вернулся, перенеся чрезвычайно болезненную операцию»[1538].
После увольнения из армии Пьер, которому исполнилось тридцать лет, в основном жил в Париже, в доме 30 по рю Миромениль, с Верой и Клодом-младшим. Ранение он получил 2 сентября 1914 года, а год спустя, 25 сентября 1915 года, он уже вернулся на сцену театра «Амбигю»[1539]. Кроме того, он снова стал играть роль посредника между Ренуаром и другими представителями парижского мира искусств. Например, в июле 1916 года Пьер пишет Гино: «[Доктор] Прат считает, что на этой неделе отец ехать не может… Когда надумаете, приходите обедать или ужинать; ему будет очень приятно. Всего лучшего, Пьер Ренуар»[1540]. Отец прислушивался к мнению старшего сына – например, в сентябре 1916-го Ренуар объяснял Жозефу Дюран-Рюэлю: «Я боялся переутомиться и, послушавшись совета Пьера, сократил поездку»[1541]. Весной 1918 года началось немецкое наступление на Париж, и столицу эвакуировали. Пьер спас из мастерской Ренуара семь больших полотен и привез их к отцу в Ниццу[1542]. Другим знаком растущего уважения Ренуара к Пьеру стало то, что он все теплее относился к Вере и Клоду, регулярно приглашал их вместе с Пьером к себе в дом. Он все так же позволял молодой семье пользоваться его средствами, накапливавшимися у Дюран-Рюэля, продолжая практику, которая сложилась, когда Пьер жил в Париже один: так, с марта 1918 по январь 1919 года Вера сняла со счета 4 тысячи франков[1543].
Жан и еще двое раненых бойцов с Коко и медсестрой в саду госпиталя в отеле «Ритц». Париж, 1915. Фотограф неизвестен. Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе, особое собрание художественной библиотеки, собрание Жана Ренуара
Несмотря на войну, театры в Париже продолжали работать; Вера, как и Пьер, выступала на сцене. Слава их была такова, что журналисты специально приезжали в Кань, чтобы взять у них интервью. В апреле 1917 года один журналист из La Rampe писал: «Всем известно, что мадам Вера Сержин вышла замуж за месье Пьера Ренуара, известного актера, который сражался на фронте и был ранен – и потому некоторое время не появлялся перед публикой. Он только что вернулся в театр „Порт-Сен-Мартен“ и сыграл в „Амазонке“. Он – сын прославленного художника Ренуара»