Матисс познакомился с Ренуаром 31 декабря 1917 года, ему тогда было 48 лет (это, кстати, был день его рождения), а Ренуару – 76. Матисс жил в это время в своем зимнем доме в Ницце, неподалеку от Коллет[1673]. Старый художник, видимо, вспомнил, насколько полезным ему оказалось наставничество Мане, и пригласил молодого коллегу приезжать еще – что тот и проделал несколько раз по ходу двух следующих лет[1674]. На момент их первой встречи Ренуар работал над новым вариантом «Больших купальщиц», и Матисс пишет жене: «Только что приехал от Ренуара, где видел замечательные картины»[1675]. После этого визита Матисс написал сад Ренуара и в нем – статую «Венеры торжествующей»[1676]. После еще одного визита[1677] Матисс делится с женой: «Снова видел папашу Ренуара вчера утром. Он ко мне очень добр. Сказал мне: „То, что Вы мне показали, доставило мне большое удовольствие – говорю искренне“… Я ответил: „Месье, Вы даже не представляете, какое удовольствие Вы доставили мне“. Он ответил: „Знаете, может, человек, с которым Вы разговариваете, и не совершил ничего великого, но он все делал по собственному разумению. Я много лет работал с Мане и Сезанном и при этом всегда оставался собой“. Я сказал ему, как важна для меня его похвала, ведь я часто сомневаюсь в себе, но при этом знаю, что писать иначе не могу, – и точка. Он ответил: „Да, именно это мне в Вас и нравится“»[1678]. Как Ренуар стал преемником Моне в его новаторском использовании цвета, тона и композиции, так и Матисс стал преемником Ренуара в использовании света, ярких цветов, в своих чувственных и полных радости фигурах.
Желание Ренуара и Пикассо познакомиться было взаимным, однако их встреча так и не состоялась. 29 июля 1919 года Розенберг написал Пикассо, находившемуся в Лондоне: «Видел Ренуара, он будет в Париже 3 августа, говорил с ним про Вас. Все описывать слишком сложно, но он хотел бы с Вами познакомиться; некоторые ваши вещи его очень впечатлили, другие – еще сильнее шокировали»[1679]. Хотя повидаться им так и не удалось, Пикассо испытал на себе сильное влияние старшего коллеги. Пикассо приобрел у Розенберга семь работ Ренуара, все – позднего периода. Одна из обнаженных фигур Ренуара, «Сидящая купальщица на фоне пейзажа» (известна также как «Эвридика», около 1895–1900)[1680], вдохновила Пикассо на картину «Сидящая обнаженная, вытирающая ноги» (1921)[1681]. Пикассо в Ренуаре привлекали «постоянные отсылки к классическому прошлому» и «золотой век, воплощенный в телесной чувственности»[1682]. Вскоре после смерти старого коллеги Пикассо сделал углем копию с фотографии Ренуара 1912 года, уже с изуродованными руками[1683], а также три рисунка – точных копии «Лизы и Сислея» 1868 года. Через три года после смерти Ренуара Пикассо написал свой вариант «Танца в Буживале» – «Деревенский танец», где женщина в красной шляпке пляшет с мужчиной с непокрытой головой, в синем костюме с белым воротничком[1684]. Следующие пять лет, до 1924-го, Пикассо придерживался наиболее для него классического стиля, в том числе создал много обнаженных фигур, явно навеянных поздними купальщицами Ренуара[1685]. Картины, написанные Ренуаром в последний год жизни, такие как «Большие купальщицы», «Девушка с мандолиной» или «Концерт», сохраняют его чувственный оптимизм. Мазок его стал свободнее – тем самым он компенсировал утрату мелкой моторики.
Завершающий шедевр Ренуара, его последний вариант «Больших купальщиц», – радостное полотно, вдохновленное Перемирием 11 ноября 1918 года, принесшим мир в Европу. «Большие купальщицы» 1919 года – масштабное полотно (всего на несколько сантиметров меньше «Больших купальщиц» 1887 года), явно рассчитанное на музейный зал[1686]. Ренуар создал очередную итоговую работу, какие создавал в конце каждого своего стилистического периода: «Трактир матушки Антони (Марлотт)», 1866, «Бал в Мулен де ла Галетт», 1876, «Завтрак гребцов», 1881, «Танец в Буживале», «Танец в городе» и «Танец в деревне», «Большие купальщицы», «Семья художника», 1896, и вариант «Купальщиц», 1903[1687]. Через полгода после смерти Ренуара его натурщица Деде написала Воллару: «Он мне всегда говорил: „…когда я брошу работать, все сразу кончится“. Мне радостно думать, что до самого последнего момента он находил утешение в творчестве. Он столько раз был близок к смерти, что даже не осознал, что умирает»[1688]. Утверждение Деде, что Ренуар не ведал о близости смерти, подтверждается тем, что он до самого конца умел смирять боль, уходя в творчество. Как Ренуар и предсказывал, он скончался вскоре после того, как завершил работу над «Большими купальщицами». После его смерти, в 1923 году, его сыновья в согласии с его волей передали полотно в государственный музей в Люксембургском саду; сейчас оно экспонируется в музее д’Орсе.
Ренуар скончался в возрасте 78 лет 3 декабря 1919 года в Коллет, с ним рядом были Жан и Коко. Пьер находился в Париже, но немедленно приехал в Кань. После смерти отца Жан отправил Андре телеграмму: «Отец скончался, закупорка легких. Жан Ренуар»[1689]. Через шесть дней Пьер пишет Дюран-Рюэлю: «Отец умер за два дня, причина – закупорка легких. Его воля к жизни была так сильна, что он, возможно, и справился бы, однако сердце совсем устало и износилось, оно не выдержало. Он умер во сне, не страдая, как всегда и хотел»[1690]. Поскольку Пьера не было с отцом в момент смерти, он сообщил Полю Дюран-Рюэлю, что попросил Жана написать Жоржу Дюран-Рюэлю более подробное письмо про последние часы жизни Ренуара[1691].
Отец только что перенес бронхопневмонию, которая тянулась две недели. К концу прошлого месяца ему вроде бы стало лучше, он опять начал работать, но 1 декабря состояние его внезапно ухудшилось. Врачи диагностировали закупорку легких, но не столь серьезную, как в прошлом году. Мы и не подозревали, что все так закончится. В последние два дня он не выходил из своей комнаты, однако не все время лежал в постели.
Время от времени он повторял: «Мне конец», однако без уверенности; то же самое он говорил, и даже чаще, три года назад. Постоянный уход его немного раздражал, и он беспрестанно над собой подшучивал.
Во вторник в 7 часов он лег в постель, перед этим спокойно выкурив сигарету. Хотел нарисовать вазу, но мы не смогли найти карандаш.
В 8 вечера у него внезапно начался легкий бред.
Нам был мучителен этот переход от относительной уверенности к серьезнейшим опасениям. Бред усиливался. Пришел врач. До полуночи отец вел себя беспокойно, но при этом совсем не страдал. Вне всякого сомнения, он не догадывался, что умирает.
В полночь он успокоился и в 2 часа тихо отошел. Вызвать священника мы не успели. Жан Ренуар, 20 декабря[1692].
Подробности смерти Ренуара были обнародованы через шесть дней в письме Феликса Фенеона, художественного критика и советника Бернхаймов, находившегося в тот момент в Кане, в «Бюллетени художественной жизни»[1693].
Свидетельство о смерти Ренуара выписано в день его смерти: «3 декабря 1919, в 2 часа утра, Пьер-Огюст Ренуар, родившийся в Лиможе 25 февраля 1841 г., художник, командор ордена Почетного легиона, сын покойного Леонара Ренуара и покойной Маргариты Мерле, его жены, вдовец Алины-Викторины Шариго, скончался в своем доме в Кане»[1694].
Перед смертью Алины Ренуар не сделал никаких распоряжений на случай ее кончины, не сделал и на случай своей. После его ухода его дети получили разрешение временно поместить его останки туда же, где уже четыре года находилось тело Алины, – в склеп на кладбище Шато в Ницце (о чем говорится в шестой главе). Похороны Ренуара прошли через три дня после его ухода в часовне Ложи в Ницце, отпевание провел некий аббат Бом[1695].
В том же письме к Жоржу Дюран-Рюэлю, написанном через шесть дней после смерти отца, Пьер сообщает: «Впоследствии мы перевезем тело в Эссуа»[1696]. Примечательно, что Пьер не упоминает о том, что тело его матери также надо будет перевезти из Ниццы на ее участок на кладбище в Эссуа. На тот момент участка для самого Ренуара еще не приобрели, но Пьер с братьями, видимо, приняли решение захоронить родителей на соседних участках. Поскольку брат Ренуара Виктор переехал в Эссуа и умер там в 1907 году, он уже был похоронен на местном кладбище[1697]. Через восемь месяцев после кончины Ренуара, 12 августа 1920 года, Пьер приобрел для отца участок на кладбище, соседний с тем, который был приобретен для матери, однако отдельный. Участок художника больше Алининого и находится перед ним, однако надгробные памятники на них одинаковой высоты[1698]. В договоре о продаже сказано: «Поместить навечно личное захоронение месье Пьер-Огюста Ренуара… и членов его семьи»