жидало своей очереди. Какая умница – одобрила я достойное поведение сиделицы, но не преминула слегка причесать ей мозги.
– Стой! – железная лапища Сарга повисла на моем запястье наручником.
– Не бойся, – успокоила я опекуна, выворачиваясь из захвата. – Она меня не тронет. Просто уберётся восвояси подальше от всех нас.
Умница так и поступила: не вырвалась, а выплыла из клетки белым лебедем. Гордо обозрела безобразие, учинённое опекунами, мстительно усмехнулась и слегка подалась в мою сторону. Сарг едва её не прикончил! Но красавица – или красавец – коротко уколола меня пристальным взглядом, мурлыкнула и нырнула в темноту. Её сородич из второй клетки бросился догонять приятеля. А может и подругу – кто их там разберёт?
Я вернулась к нашему самому проблемному пленнику. Алесар разгребал тюрьму за его спиной. А Кух продолжал обработку: тёрся о прутья, гундосил, яростно крутил ушами и хвостом. Я краем глаза заметила, как Вотум собирает обров и выстраивает их в колонну. Как Сарг, нагнувшись, выуживает из мёртвого тела что-то, наверно, важное. Поняла, что нам пора, и решила обойтись без реверансов:
– Ну, вот что, мне всё это надоело! У меня только одно желание: завалиться спать. Я запросто могу оставить вас наедине. По обе стороны от клетки. Авось на пару вы её и догрызете. Слышь ты, там внутри? Прежде, чем сдохнуть от твоей отравы, я успею разнести твой капризный мозг в клочья. Так что попридержи свои зубки. Отойди, Кух!
Я растребушила палочно-проволочный запор и раздражённо распахнула дверцу. Молнии было две. Причём, насколько успела заметить, чуть ли не вдвое тщедушней моего Куха. Видать, малышня – вяло подумала я, разворачиваясь в сторону уплывающего с поляны каравана обров. Но мой лайсак взвизгнул, как ошпаренный. Мне стоило немалого труда заставить себя обернуться. Но тотчас стало стыдно: последним через порог клетки переползал ещё один взрослый лайсак. И худо ему было до тошноты.
– Прости меня, маленькая, – покаянно шептала я подраненной матери двух бешеных близнецов, путающихся под ногами. – Я же не знала. Да и ты хороша! Тебе ж втолковывали, что больше бояться нечего. Что сейчас тебя освободят. А ты артачиться, – бормотала я, баюкая ослабевшую крошку и спотыкаясь через шаг.
Сарг подхватил нас обеих на руки и осторожно подсадил на последнего обра, уползающего в чащу за Вотумом. А затем и сам уселся за моей спиной, дабы я не съехала с широкой спины и не брякнулась на землю. Оказавшись в его лапах, я мигом заснула. Бог знает, сколько мы тащились, но, вернувшись к нашему барахлу, Кух беспощадно меня растолкал.
– Рах! – требовательно вякал он.
И вертелся около подружки, примостившейся у меня под боком на лежанке.
– Отстань от Сиятельной, – пробормотал Сарг, вороша костёр.
Остальные дрыхли без задних ног.
– Нет-нет! – заторопилась я, уразумев причину поднятой тревоги. – Сарг, ложись спать... И не спорь! Мне всё равно возится с нашей красоткой до самого утра. Что-то с ней не так. А выспаться и днём успею. А вот тебе верхом будет несладко. Лайсаки покараулят – вон их теперь сколько.
Керк, свалившись с неба, бочком подобрался к опекуну и что-то многообещающе протрещал. Тот не стал ломаться и спорить – рухнул и мгновенно отключился. Вирок одобрительно покачал головкой и пошел на взлёт. А я взялась за медицину, хотя это чересчур громко сказано. Среди моих прочих талантов обнаружилась способность, вызывающая зависть наших орденских медичек. При должной концентрации я умудрялась проникать взглядом почти до скелета. Но, настроиться на нужный лад было чрезвычайно сложно: постоянно что-то отвлекало, включая собственные мысли. А тут-то я расстаралась! И к великому облегчению переломов не обнаружила. Зубья капкана оказались слишком широкими и не перебили хребет, вонзившись в бока.
Я откупорила баночку с лечебной мазью Шарли:
– Кух?
– Кр-р-х-х? – вынырнул тот из-под земли.
– Вы смотрите по сторонам?
– Фыр-фыр! – возмутился он моей подозрительности.
– Ну ладно. Прости, дружок. Так, как мне называть твою подружку?
– Рах, – отрекомендовал он раненую.
– Это точно?
– Рах, – едва слышно проскрипела и она.
– Ну, так вот, Рах. Сейчас я сделаю тебе больно. Но придётся потерпеть. Твои ранки нужно прочистить. Дать тебе в зубы палочку? Чтобы ты меня сгоряча не цапнула.
Подумав, она благоразумно согласилась, и Кух моментально приволок какой-то сучок. Рах вонзила в него кошмарные клыки, и я принялась её терзать, комментируя свои действия. Полагала, ей так спокойней. Она выдержала. Подвывала с набитым ртом, грызла палку, но терпела. Закончив бинтовать истерзанное тельце, я занялась кормёжкой, нарезая остывшее мясо крохотными кусочками. О мелюзге совершенно не заботилась – эти гады способны источить обра, не прибегая к чьей-то помощи. В конце концов, если их мать не проявляет излишнего беспокойства, так чего мне мельтешить?
Над обезболивающим долго морщила лоб – боялась переборщить с дозой. Начала с сущих крошек, позволив Рах заползти за пазуху и умоститься на моём тёплом мягком животе.
Сон не шёл – окончательно перебила его всей этой тягучей вознёй. Мы с Рах болтали о том, о сём, заглушая её боль. Потом вновь поэкспериментировали с обезболивающим, и бедняжка, наконец-то, уснула настоящим крепким сном в гнезде из моего одеяла. Костёр мало-помалу прогорел, и я долго бродила, стаскивая к нему посильный древесный хлам. Кух со своими подопечными, как умели, помогали. Даже Керк, надзиравший за нашим бивуаком сверху, оторвал от сердца изрядный кусок лени, собирая хворост.
Рассвет застал меня за весьма актуальным занятием: я мастерила переносной дом для раненой. Выбрала для этого одну из своих корзин с откидными крышками. Прорезала в стенках два отверстия. Получившиеся лючки закрепила так, чтобы они откидывались, но не отлетали уже на третий раз. В эти кошачьи лазейки Рах могла выскочить в любой момент, не застряв – история с ловцами меня здорово напугала.
Как задремала, не помню. А проснулась от восхитительного запаха: жареное мясо с моими любимыми травками. Сарг и Алесар возились с обрами, устанавливая очередь перед крохотным ручейком на краю поляны. Вотум следил за тушкой на вертеле, не отрывая задницы от земли. Присмотревшись, поняла, что на коленях у него разлеглась Рах – лайсаки вообще любят греться у человеческого тела. Её отпрыски замерли на плечах семейной няньки, алчно поводя носами. Куха видно не было, а Керк дробно крошил какую-то дрянь, косясь на вороватый лайсачий молодняк.
Слегка потеснив обра, запустившего рыло в ручей, я скоренько умылась и галопом понеслась в крузак. Если Вотуму немедля не соорудить сумку, Раховы оглоеды замучают мужика, то и дело прорываясь к нему за пазуху. Сомнений быть не может: как минимум один поселится на его плече.
Завтракали мы долго и со смаком. О ночных приключениях не поминали – мои мужики явно оценили наш абордаж, как успешный. Похоже, даже я не накосячила, иначе Сарг не лучился бы теперь таким всесторонним и ёмким удовлетворением. Оно и понятно: куда, как веселей гонять по лесам гангстеров, чем пасти мутную девицу, которая вечно себе на уме.
– Пох, – благодушно басил Вотум. – Ты б полегче прыгал, засранец. Мой желудок сейчас раним, как никогда.
– Папочка обожрался до потери неуязвимости, – хохотнул Алесар, ковыряя в зубах щепкой.
Керк, вычищая клюв о его трехэтажный, набитый железом пояс, довольно поддакнул. С тех пор, как этот красавец нарисовался на нашем горизонте, вирок стал откровенно пренебрегать моим обществом.
– А как ты их различаешь? – вдруг пришло мне в голову.
Лично я, например, не путала своих питомцев даже в траве из-за разницы в расцветке эмоционального фона.
– Так по выходкам, – охотно поделился Вотум. – Вот, скажем, моё брюхо трескается по швам. А какой-то палач терзает его. Тот и будет Пох. Он у нас злодей простодушный. А вон вишь: из кармана Сарговой куртки торчит задница. Она, стало быть, Чохова. Этот за так шага лишнего не ступит.
Блаженно растянувшийся на спине Сарг тотчас выбросил вбок руку – накрыл ладонью уличённого воришку. Чох возмущённо загалдел и попытался выпутаться из-под тяжкой длани возмездия. Мой опекун вопросительно уставился на мать оболтуса – Рах благожелательно кивнула, дескать, не стесняйся. Мальчишкам частенько недостаёт мужского воспитания, так что будь любезен. Но Сарг чересчур серьёзно отнёсся ко всем этим пардонам и выпустил ситуацию из-под контроля – Чох протёк сквозь пальцы и бросился под защиту папаши Вотума. Тому, следуя неписаным законам суровой мужской дружбы, пришлось пару минут выковыривать из ядовитой, между прочим, пасти воришки утянутую добычу. Чох обижался долго и со вкусом. Мы упаковались, вылезли на тропу, углубились в лес на добрых пять километров, а неоценённый добытчик всё ещё дулся и огрызался.
Я примостилась за спиной Вотума в обнимку с Рах. И молчаливо созерцала внушительные лесные заросли, напирающие на несчастную тропку. Разно-ворсистый зелёный ковёр упорно боролся с витиеватыми проплешинами колеи, но пока отвоевал лишь то, что проходило под брюхами телег и возов. Юные сосенки и ёлочки, вступившие в борьбу за существование с долговязыми мэтрами, упорно втискивались на каждую пядь незанятой земли. Они баррикадировали просветы меж голых пузатых стволов, защищая свой дом от беспардонных двуногих, привыкших вламываться в него, как в свой собственный. Скромные, но гордые лесные цветы вовсю отдавались своей лебединой песне – конец лета был не за горами. И зелёно-коричневый фон вокруг не выглядел однообразно, сбрызнутый редкими яркими каплями всех радужных оттенков.
Мне страшно этого не хотелось, но летняя пора диктовала свои законы. Пришлось сползти с крузака и углубиться в чащу, идя параллельным с ним курсом. Компашка лайсаков и Керк немедля присоединились, таская мне заказанные травки и цветочки – нашу аптечку требовалось вовремя пополнять. Пожалуй, этот день войдёт в мою коллекцию лучших моментов, пойманных на нежеланной, неродной земле.