ые, а внутри хамский взрыв хохота. Короче, упустила я время послать визитёра куда подальше. И моё мучительное молчание тотчас опознали, как притянутое за уши согласие. Одна радость: этим двум опекунам-подонкам пришлось волочиться следом! Хрен вам, мерзавцам, а не полежать после обеда.
Дворец его милости аэт Влаадока – чем я упорно предпочитала его считать – взгромоздили на холм у самого порта. И мне невообразимо безразлично, что по сравнению с нашей цитаделью он выглядел чисто выметенной казармой, нашпигованной дорогими вещами. Мой ум, возмущенный заскорузлой действительностью, требовал праздника и хучь бы какого-нибудь дворца. Акунфар откровенно радовал манерами и мозгами. Он был первым образованным джентльменом этого мира, удостоившим меня вниманием. Я всегда тяготела к интеллигентным мужчинам со сдержанными манерами и стрижеными ногтями. Всякие брутальные Конаны-варвары вызывали стойкое раздражение и угнетали либидо. А вот шевалье Влаадок!..
Мы протрещали до полуночи, погружаясь в дебри философии, психологии и прочих мудрствований. Я в грубой категоричной форме соизволила остаться здесь на ночь, дабы побаловать себя приятной компанией за завтраком. Который, кстати, был великолепен, несмотря на общую картину моего безумства – потеряв бдительность, я сваляла дурака. И ещё какого! А ведь целый день моя любезная сердцу Рах подавала еле уловимые сигналы. Не то, чтоб всерьёз бунтовала, но вела себя странновато: скованно, задумчиво. И с той предубежденностью, какая рождается не фактами, а дурными предчувствиями.
Сарг с компанией вернулись в гостиницу прямо с утра, не вынося моих восторженных чудачеств. И дав мне на разграбление благ цивилизации сутки. Весь день Акунфар был весел, искромётен и остёр на язык. Я беззаботно хихикала над его баснями о жизни в замках тана и его танагратов. Народу вокруг нас толкалось по минимуму. А музыка, которую я, в общем и целом, недолюбливаю, щебетала на пониженных тонах. Внимая обходительному хозяину, я перебирала книги, которые слуги натащили из библиотеки. И разрабатывала план, как выморщить хотя бы несколько этих драгоценностей в подарок. Рах где-то шлялась – с обеда её не видела – но, это не огорчало. Лайсаки – любопытные создания, и мне не хотелось ограничивать свою девочку в её привязанностях.
Она прыгнула мне на грудь, едва я завернулась в шёлковое одеяло, предвкушая долгий крепкий сон. Который, впрочем, мгновенно улетучился – Рах смотрела на меня теми самыми глазами, которыми некогда Кух призывал меня к её спасению.
– У меня беда? – рефлекторно понизила я голос до шёпота.
Умница бешено замотала головкой, прижав уши и скалясь.
– У тебя беда? – приступила я к повторению пройденного и попала в точку: – С твоими родичами что-то случилось?.. Надеюсь, не с нашими детьми?!
Рах гневно зашипела на мой крик души и дважды подпрыгнула, вминая мне грудь в позвоночник. Теперь зашипела уже я, что не помешало немедленно подорваться с постели и залезть в дорожный костюм. Балахон мне посоветовали не надевать – скрученный в тугую колбасу он повис подмышкой. В коридор мы выскользнули без помех. И даже до лестницы добрались без препонов, но там Рах встала столбиком под дверью, приглашая меня остеречься – я начала с узенькой щёлки. Стражников было двое. Но они не подпирали дверной проём статуями – азартно катали кости, погромыхивая здоровенным кубком. Сами боги усадили их затылками ко мне, так что блокировать их зрительные и слуховые центры труда не составило – я пронеслась мимо охраны, как заяц мимо стоп-сигнала.
Дальше до самой кухни ни на кого не нарвались, а поварята в подсобке имели здоровый сон трудового человека. Они благополучно проспали возню с корзинами в глубине этой кладовки. А также борьбу с железным засовом и скрип низенькой дверки, спрятавшейся за полками с харчами. Отсутствие факела или хотя бы огарка свечки меня не смутило, хотя темень в этом лазе висела непробиваемая. Я просто сняла маску и расстегнула ремень. Рах ухватила его зубками за кончик и потащила меня на привязи. Поводырём она была от бога – я почти не колотилась плечами по загогулистым стенам, а щенячий рост сберегал макушку. С недавних пор стала замечать: у меня прорезалось ночное зрение, и оно крепнет день ото дня. Вот и теперь включилось, хотя пока оставляло желать лучшего.
Путешествие было недолгим, но, примерно с середины пути осложнилось понижением потолка. А финишировала я на карачках, зажав ремень в зубах. С детства терпеть не могла хвататься голыми руками за сухую землю, камни и прочее – мерзкое ощущение пыльной сухости в ладонях выводило из себя. В новом теле ничегошеньки не изменилось. Я брезгливо сворачивала кулачки, а иной раз опиралась на локти, защищая тело от каменной кладки всем, чем угодно, кроме ладоней.
Рах сверзилась куда-то под землю совершенно неожиданно, и освобождённый ремень заболтался, раздражая челюсти. Мне повезло: колодец, в который сбросилась моя подруга, снизу был чуть подсвечен и отлично просматривался до самого дна. Приземлиться мне предстояло, примерно, метров с трёх – приличный шанс не переломать ноги. Как полезу назад – в голову не приходило. Всё забивали эмоции лайсака, в ужасе страшащегося опоздать. Ног я не сломала, но пятки отшибла так, что с минуту сидела на заднице, собирая в кучу звёзды и вымаргивая их из глаз.
Покончив с медицинской процедурой, разглядела и сам подвал, в который спикировала, и Рах, подпрыгивающую у двери в стене. Моя бдительная проводница мячиком скакала на каменном полу, даже не пискнув. А её отпрыски или тот же Кух верещали бы сейчас, как потерпевшие, стимулируя меня на подвиги. Я направилась к эпицентру лайсаковых поскакушек, миновав пару здоровенных бочек у той же стены… Бабах! Невидимая дверь где-то далеко в недрах подземелья так грохнула, что я подлетела чуть ли не на метр. На автопилоте сиганула к бочкам. Втиснулась промеж них, развернула балахон и скрючилась под ним, уповая, что в скупо освещённом подполье сойду за кучу мусора.
Не утерпела: вытащила наружу один глаз и сразу увидала двух приближающихся мужиков с факелами. В одном признала Акунфара и ничуть не удивилась: человек у себя дома, и бродит, где ему заблагорассудится. Второго тоже срисовала – видела его однажды в зоопарке. Он сидел в вольере, озаглавленном: горная горилла. А теперь вышагивал перед господином, направляясь к дверце, что облюбовала моя подружка. Открывал её хозяин самолично и внутрь шагнул один. У меня внутри разорвалась хлопушка с жидким гелием, превратив тело в ледяную скульптуру: если Рах сорвётся с катушек и сиганёт следом, нам конец!
Не сорвалась и не сиганула – ворохалась у меня подмышкой и ждала команды. Даже не представляю, какой добрый дух отсоветовал мне в ту минуту тупо дожидаться с моря погоды. Горилла отчего-то не присоединилась к своему дрессировщику. И я, высунув голову, занялась её звероподобной психикой. Взмокла, как крыса, первой повстречавшая пробоину в борту, но звероящер сполз по стене. Акунфар не появлялся, и мы с Рах обрекли себя на инициативу.
Даже не сразу поняла: почему высокий сильный мужчина с мечом и набором ножей застыл, едва я объявилась на пороге? Это надо было видеть выражение его лица – я и сама впала в ступор, смяв атаку. Но в себя пришла первой – вспомнила о том эффекте, что производят на человечество мои обновленные глазки. Бог знает, что он обо мне подумал, но Рах не намеревалась миндальничать. Один прыжок на какой-то ящик у его ног, второй на плечо, его вскрик, её отскок… И дело сделано. Акунфар очнулся, оторвал ладони от лица, искажённого болью и осознанием перспективы близкой смерти. Он, естественно, вытащил эту проклятую железку из расписных ножен. Весь этот мир сговорился, не переставая, махать перед моим лицом острыми предметами.
Я опрометью вылетела из комнаты и понеслась в ту сторону, откуда явился мой внезапный враг. Здесь широкий коридор вливался в круглый зал с потонувшими во тьме стенами. Лишь по центру стояли несколько высоких подставок с воткнутыми факелами. Он нагнал меня у первой, но я успела опрокинуть этот чугунный торшер между нами. Рванула дальше ко второму и уже ухватила его за какие-то отростки-загогулины… Вдруг осознала: а не слишком он зажился для укушенного? Не стала продолжать погром: страшно остаться без света чёрт знает где, откуда неизвестно, как выбираться. Отступила к третьему торшеру.
Но предосторожность сработала вхолостую. Акунфар, попрощавшись со мной ослепшими глазами, прохрипел что-то человеконенавистническое и рухнул ничком. Жуткая нервотрёпка в полном молчании в полумраке в полной заднице! Со щемящим разочарованием в душе: какой был мужчина! Настолько великолепный, что обманутой себя чувствовала каждая извилина моего обиженного мозга. Ох, уж эти мне девичьи мечтания: нагрянули толпой, взяли наивную жертву в окружение и, чуть было, не задавили. Земля пухом, сволочи!
Мои переживания прервал истошный визг неугомонной напарницы, и я помчалась обратно. Притормозила, было, у тела гориллы – та подозрительно долго в отключке. Того и гляди, подскочит да растерзает! Не сразу обратила внимание на то, что этот мозг уже мёртв. Плюнула с досады и запрыгнула в распахнутую камеру. Тут старательно всмотрелась в замеченный прежде ящик, на котором теперь гарцевала Рах. Обычная клетка с обычным… лайсаком. По глазам узнала – остального не разглядела.
Давай – командовала всем телом Рах – приступай, освобождай, не тупи! Ага, сейчас все брошу! Она визгливо зачирикала и прыгнула на меня, зацепившись за куртку на груди. Дёргалась и материлась прямо в лицо столь убедительно, что я решила: дело на мази, пленник предупреждён, зубы на замке. Ещё один мужик на мою шею – отметила я, проследив глазами за его полётом подальше от нас с клеткой. Он вылетел в дверь, испарился, снова возник на пороге, опять унёсся и принесся – эти мужики вечно не знают, чего хотят. Однако молодец: превозмог себя, преодолел проклятый покинутый порог. И с деловым видом бросился в тёмный угол на повелительный щебет Рах.
Проклиная всё на свете, нацепила маску, выдернула из гнезда на стене факел и потащилась следом. Я не так уж впечатлительна. Но, нормальная. Когда увидала распятого на каком-то изуверском сооружении второго пленника, содрогнулась от жалости и отвращения. Меня торопили, и я пошла на это самоубийство: принялась освобождать обморочного лайсака. Который, между прочим, в любой момент мог прийти в себя и отомстить первому же встречному за всё подряд. Страшно хотелось жить и пить – глотка пересохла. А пленник отправился в сумку. А я –оглядеть тот зал с трупом хозя