На предложение поцеловать невесту жених отреагировал адекватно: зыркнул на мою маску с ненавистью, вежливо улыбнулся и нагнулся. О-очень сильно нагнулся, ибо с момента последней встречи невеста не вытянулась ни на миллиметр. Я не стала устраивать дешёвых сцен. Запрокинула голову – даже поднялась на цыпочки – и с наслаждением подставила свой куцый безгубый ротик. При этом искренно полагала, что на подобных светских церемониях не лобызаются взасос, как на последнем ряду кинотеатра. Мазнёт губами и хорошо – думала я, притянутая его лапами к жёсткому серебряному шитью на парадной груди.
Додумать не успела – поцелуй был, как удар молотом в лицо. И вот тут-то либидо этой мокрощелки Ксейи впервые дало о себе знать. Ощущение знакомое, привычное, тысячи раз пройденное. Только вот не в этой, а в прошлой нормальной жизни. Здесь же я была непонятным науке мутантом с подорванной психикой и немыслимыми способностями. Одна из них и выперлась на первый план. Неуместный отклик моих серотонинов, дофаминов и прочей химии удовольствия многократно усилился. И за каким-то дьяволом устремился в голову танаграта. А вот его тряхнуло, так тряхнуло – нечета мне. И я оценила результаты очередного открытия в своём организме: мгновенно возбудившийся жених так стиснул плечи, что в глазах потемнело. Боль неимоверная! Под его горячим дыханием стягивает кожу на лице. Даже под маской. А у самого под камзолом… Он что, сбрендил, что ли? Мама!
Рах взобралась на плечо дегенерата, и тот пришёл в себя. С трудом разлепил свои клешни, и я почти что вывалилась из пресса почти что вменяемой. Оборотилась к авторам шоу. Тан мысленно потирал руки и лучился любопытством. Скорей всего, о том, насколько глубоко его оппозиционно настроенный дружок прочувствовал тайную прелесть контактов с Внимающими. Камилла… Та грустно отдавала меня в чужие руки. Она жалела меня маленькую. Всей душой желала защитить и, видать, мысленно клялась себе в этом. Здрасьте, приехали! Какого же хрена ты затащила меня в эту задницу, подруга? Неужели, так сильно надо было? Ведь поперёк себя поперла. Страдаешь ведь… А! Чего уж теперь?
Больно-то как! Этот гад танаграт вновь прессовал мою искалеченную церемонией конечность. Да ещё плечо прогибается под его второй рукой – вот уж застолбил мужик бабу, так застолбил: по всем правилам. Моя бессловесная мольба полетела к единственному в зале человеку, которому было под силу вызволить меня из лап жениха. И спрятать подальше! Камилла поймала зов. Тотчас наплевала на церемонии и уволокла новобрачную куда-то за трон, за балдахин, за потайную дверку на задворки крепости.
Солнце в узком окне подпрыгивало на далёких морских волнах, готовое скатиться за горизонт. А мы всё пили, пели и поносили этот трижды клятый мирок, на чём свет стоит. Время от времени к нам в комнату просачивалась какая-то безликая дама, обновляя на столе закуску и пополняя запасы вина.
– Да ты ш… пойми, дурная, – втолковывала мне Камилла, периодически выныривая из-за гуляющей ряби туманной дымки. – Ты ш… кому тут нужна… чучело? Во всём… корль… фтве никомушеньки! – хлопала она ладонью по столешнице, и массивные перстни на её длинных сильных пальцах звонко клацали по дереву. – Кроме… меня. Мэри… она тётка дельная… Шарлотта… сука… тоже вся в науке. А тебе их наука… нужна? Нет? И мне она… по боку. А твой Герс он… О-о-о! – её указательный палец, перепоясанный королевским перстенищем, тянулся к потолку.
И мой взгляд тащился за ним, как приклеенный. Я хотела верить этому пальцу. Я верила им обоим: и пальцу, и перстню с печатью. Я набиралась ума-разума, как могла. Но, меня тошнило, и могла я всё хуже и хуже.
– Герс, – откровенничала Камилла, – второй чел… век в танате… Нет, – её пальцы пошли загибаться. – И-и-и… чет… фёртый. Это, считая меня, – предупреждала меня королева, убеждённо помахивая ладошкой у моего мотыляющегося на ветру носа. – Ты ш… как за креп… фстной стеной… тут с ним… Это наш Герс!.. А знаешь, – хихикнула она на прощание, – как за ним бабы носятся… курицы тупые… А он ни-ни! Даже не думай! – королевский кулак опустился в винную лужицу на столе.
А моя щека на здоровенный ломоть мягкого пахучего хлеба. Сон был очень странным. Искажённое пространство включалось театральными люстрами, корчило мне рожи и вновь гасило свет. От этого мутило ещё больше. А потом прямо в тёмном нигде вспыхнуло жерло громадного огненного зеркального портала. Но, не круглого, а какого-то неправильного прямоугольного. Да ещё торчащего вертикально. Может, наши бабы сменили фасон орденской зеркальной святыни? Что б её – дрянь такую!..
Он вспыхнул снова, а потом не помню. А потом вновь включился – что-то он зачастил, наш портал. Сломался что ли?.. И тут они полезли! Здоровые! Какие-то размытые, растащенные по зеркалу портала… И гогочут страшно…
– Ну, что?!! – грохочет первый. – За-би-ра-ем их?!! По-мо-е-му у-же хва-тит на се-го-дня!!!
– Ку-да её?!! – громыхает второй и нависает надо мной чёрной глыбой без лица.
– Бу-бу-бу-бу!!! – отвечает первый и исчезает с королевой на плече.
А у меня мочевой пузырь лопается. Вот-вот по ногам потечёт… Стыду-уха! А потом я взлетела… И всё исчезло. А потом какая-то рябь, рябь, волны пошли. Меня качало, кидало из стороны в сторону, а я вопила. А потом меня вырвало. Потом меня что-то умыло. Снова качало, качало, пару раз встряхнуло… И меня снова вырвало. И вдругорядь всё исчезло.
Разбудили меня дичайшая головная боль и пожар во рту. Но не до конца разбудили, а так чуть-чуть. Я очень старалась вынырнуть из вязкой болезненной трясины, но вдруг выскочила из неё, как ошпаренная. Водопад был обильным и леденющим. Я даже растерялась: кого же я ненавижу больше? Этот сволочной водопад, жениха или алкоголичку-королеву? Разлепила пудовые веки и поняла: дежавю! Солнце в узком окне подпрыгивало на далёких морских волнах, готовое скатиться за горизонт.
– Да-а-а, – прогудело над ухом.
Я не смогла скосить глаза, и пришлось перекатываться на бок. Сарг, подперев рукой подбородок, лежал в моём гробоподобном кресле и задумчиво разглядывал то, что от меня осталось. Всколыхнулся, было, стыд, но, внезапно, как отрезало. Хочу пить, писать и домой. А на всё прочее плевать с орденской цитадели. Тут заметила светлую повязку на голове Сарга и подорвалась: ранен?! Он стянул повязку, швырнул её в меня и вышел. Тряпка была мокрой и холодной. Рядом с кроватью стоял огромный таз с водой, где плавали ещё несколько тряпок.
А на следующий день, окончательно рассчитавшись с похмельным синдромом, я приступила к труду и обороне. Перетрудившийся и озлобившийся на весь свет Керк приволок из моей агратии письмо. Даже не письмо – список всего необходимого для моей безбедной жизни в родовом гнезде. Судя по содержимому, оберегатели этого самого гнезда поскромничали. Но Вотум с Алесаром бдительности не теряли: всё там у меня излазили, всё ощупали и развернулись от души. И первой проблемой на сегодняшний день – по их мнению – были даже не деньги. Люди! Катастрофическая нехватка рабочих рук.
И я пошла в гости.
– О-о-оль, – помирающей лебедью встретила меня таная. – А нельзя всё это отложить? Не поверишь: второй день в себя прийти не могу. Мой вчера вдогонку ещё одну пирушку закатил. Думала: похмелюсь и всё. Больше не капли! И понеслось-поехало…
– Кэм, – с нежной язвительностью в голосе шикнула я. – Даже не пытайся меня отфутболить! Навстречу друг другу мы будем ходить обе. А не в одностороннем порядке. Жирно будет тебе одной. Порвёт. Я свою дистанцию отмаршировала честно. Твоя очередь.
– Честно? – зыркнула она куда-то в окно и ехидненько так закинула крючок: – А что у нас с консуммацией? Когда запланировала проводы девственности?
– Когда рак на горе свиснет, – напомнила я королеве оговорённые сроки договорных отношений. – Я под этого питекантропа не лягу. Перетопчетесь. Когда ты мне плела об его успехах у баб, я ещё не совсем отъехала. Всё слышала. Так что не думаю, будто наш фиктивный брак нанесёт ему моральный ущерб. А и нанесёт – мне фиолетово. А вот тебе нет. Ты мужу обещала. А он у тебя любимый. Его нельзя расстраивать по любому поводу. Так что давай, раскошеливайся.
– Денег нет! – тявкнула королева и швырнула в меня подушку.
– И не надо, – многообещающе отпустила я главный королевский грех.
– Да? – просияла она и обратилась во внимание: – А что надо?
– Людей. Это только первым пунктом, – предостерегла я её от преждевременной радости. – Рабочая сила нужна до зарезу, понимаешь? Эти постоянные стычки со всеми подряд выкашивают мужиков, как наркоманы мак. Что им всем, – возмутилась я, – медом у меня намазано?! Шляются и шляются! В моём захудалом баронстве уже и брать-то нечего. А они лезут и лезут…
– Ты чего разошлась-то? – зевнула Кэм с такой страстностью, что мой рот расщеперился вдогонку. – Тоже мне, землевладелица. Оно тебе надо? Тебя что, Орден плохо кормит?
– Знаешь, Кэм, мне вдруг всё это стало так нужно, – внезапно расписалась я. – Аж в груди что-то рвётся и болит. Не пойму, что за чертовщина. Но меня раскручивает всё больше и больше. Чем упорней твержу себе: брось, не твоё, болото бездонное, тем навязчивей идея выстроить свою собственную крепость.
Я захлебнулась горечью с сантиментами и решила заткнуться. Кэм тоже не торопилась портить тишину, но всё-таки заговорила первой:
– Всё то же самое. Знакомо, пережито и переживаемо до сих пор. У тебя самый обычный синдром отторжения коллективного. Знаешь, большинство из нас пришлых довольно вольготно чувствуют себя под защитой Ордена. И более того, они боятся шагу ступить от него. Впрочем, ну их – скучно и обсуждать. Суть в чём: мы с тобой вляпались в меньшинство. Нам защитой служит лишь то, в чём мы уверены. А уверенность для нас с тобой напрямую связана с тем, что мы создаём своими руками. Я вот видишь, – она придирчиво обозрела заляпанный королевский наряд, – своё хозяйство обустроила. Теперь пестую. Тяну воз, как кобыла! И тихо радуюсь каждый божий день: какое счастье, что всё это у меня есть. А ещё ежедневно клянусь самой себе: убью любого, кто на моё хозяйство покусится! Поэтому, все твои томления повторю с закрытыми глазами наперечёт. Знаем – плавали. И, естественно, помогать стану во всём, что по силам. Только не борзеть! – её указательный палец, перепоясанный королевским перстенищем, опять потянуло вверх.